помните, как часто все мы отдыхали в тени, которую он отбрасывал в солнечную погоду, и как наши малыши играли в прятки в его спутанных волосах, и как он обычно осторожно ставил свои огромные ноги, никому из нас не наступив и на палец. И вот он лежит мертвый, наш дорогой брат… милый и любимый друг… храбрый и преданный союзник… добродетельный великан… непорочный, великолепный Антей. Мертвый! Бездыханный! Бессильный! Просто глиняная глыба! Простите мне эти слезы! Но что это? Я вижу ваши тоже! И посмеет ли винить нас мир, если мы утопим его в слезах?
Однако продолжаю: неужели мы, дорогие соотечественники, допустим, чтобы тот злодей ушел невредимым праздновать свою вероломную победу где-нибудь за пределами нашей родины? Неужели мы не заставим его сложить свои кости на нашей земле, рядом с нашим убитым братом? С тем чтобы останки одного из них были вечным памятником нашему горю, а другого — столь же вечным примером страшной мести пигмеев? Вот в чём вопрос. Я задаю его вам в полной уверенности, что ответ ваш будет достоин наших национальных традиций и будет способствовать усилению, а не ослаблению нашей доблести, которую мы унаследовали от предков и, в свою очередь, пронесли через все наши войны с журавлями.
В этом месте оратор был прерван взрывом неудержимого энтузиазма своих соотечественников. Каждый пигмей кричал, что честь нации необходимо отстаивать при любых обстоятельствах. Он поклонился и, жестом потребовав тишины, закончил свою речь следующей великолепной тирадой:
— Тогда нам остается только решить, будем ли мы вести войну, подняв, как у нас принято, весь народ против общего врага, или же будет избран какой-нибудь герой, прославившийся в прежних сражениях, чтобы вызвать убийцу нашего брата Антея на борьбу один на один? В последнем случае, хоть я и знаю, что среди вас могут оказаться люди выше меня ростом, я всё-таки предлагаю свою кандидатуру для этой почетной миссии. И поверьте мне, дорогие соотечественники, останусь ли я в живых или умру, я не уроню чести великой державы, и слава, завещанная нам нашими предками, никогда не померкнет в моих руках, никогда — слышите вы? — покуда я смогу сжимать этот меч, ножны которого я сейчас отбрасываю от себя, никогда, никогда, никогда, даже если обагренная кровью рука, сразившая Антея, обрушится и на меня и я окажусь распростертым на земле, за которую отдам свою жизнь!
С этими словами наш доблестный пигмей вытащил из ножен свой меч (на который жутко было смотреть, ибо по длине он не уступал лезвию перочинного ножа), а ножны отшвырнул от себя прочь через головы собравшихся. Буря аплодисментов сопровождала его речь, как того, бесспорно, заслуживали и патриотизм её, и готовность оратора к самопожертвованию. Долго бы ещё не стихали возгласы и аплодисменты, если бы они не заглушались глубоким дыханием, или, проще сказать, храпом спящего Геракла.
Наконец было решено, что весь народ пигмеев выйдет на борьбу с Гераклом. Но не поймите только, что не нашлось бы героя, способного предать его мечу, просто он был их общим врагом, и каждый из них горел желанием принять участие в торжестве по случаю его поражения. Разгорелся спор: не требует ли честь нации, чтобы к Гераклу был послан глашатай с трубой, который, стоя над ухом Геракла и трубя прямо в него, официально вызвал бы его на борьбу? Но два или три мудрых и почтенных пигмея, сведущих в государственных делах, сказали, что, по их мнению, война уже идет и захватить врага врасплох — вполне законная привилегия. Более того, если его разбудить и дать ему подняться, может случиться, что Геракл причинит им много неприятностей, прежде чем им удастся вновь повалить его.
Ибо, как заметили эти мудрые советники, дубинка пришельца была действительно очень увесистой и каждый раз с грохотом, напоминающим раскаты грома, опускалась на голову Антея. Итак, пигмеи решили отбросить в сторону все эти глупые формальности и немедленно покончить со своим противником.
Таким образом, все воины вынули своё оружие и храбро направились к Гераклу, который крепко спал, меньше всего помышляя о том беспокойстве, которое собирались причинить ему пигмеи. Впереди шагало войско из двадцати тысяч стрелков с натянутыми луками и стрелами наготове. Такому же количеству воинов было приказано взобраться на Геракла: одним с лопатами, чтобы выколоть ему глаза, другим с охапками сена и всякого мусора, с помощью которого они собирались заткнуть ему рот и ноздри так, чтобы он задохнулся от недостатка воздуха. Этим последним, однако, никак не удавалось выполнить порученную задачу ввиду того, что дыхание противника, вырывавшееся из его носа с ревом урагана, словно смерч, отметало пигмеев, как только они подходили к нему на близкое расстояние. Вот почему необходимо было найти какой-то другой способ ведения войны.
Посовещавшись, командиры приказали своим войскам собрать палки, солому, сухую траву и любой воспламеняющийся сор, какой только им попадется, и сложить его в кучу вокруг головы Геракла. Поскольку этим делом были заняты тысячи и тысячи пигмеев, вскоре они собрали несколько бушелей горючего материала и сложили такую кучу, что, взобравшись на её вершину, оказались как раз на уровне лица спящего. Стрелки тем временем расположились на расстоянии выстрела, получив приказ начинать стрелять, как только Геракл пошевельнется. Когда все было готово, к куче поднесли факел. Она вспыхнула и разгорелась достаточно сильно для Того, чтобы поджарить неприятеля, реши он лежать неподвижно. Дело в том, что каждый пигмей, каким бы он ни был крохотным, мог бы поджечь мир не хуже любого великана, так что это был, несомненно, лучший способ борьбы с врагом при условии, что он не шелохнется, когда будет разгораться пожар.
Но едва огонь опалил Геракла, как он вскочил на ноги. Волосы его уже были охвачены пламенем.
— Что все это значит? — закричал он, ещё не окончательно проснувшись и оглядываясь вокруг так, как будто он ожидал увидеть ещё одного великана.
В этот момент двадцать тысяч луков зазвенели тетивами, и стрелы полетели прямо в лицо Гераклу, жужжа, словно рой москитов. Но я думаю, что не более полдюжины пробили ему кожу, которая была удивительно выносливой, какой, как вам известно, и должна быть кожа у героя.
— Негодяй! — хором крикнули пигмеи. — Ты убил великана Антея, нашего великого брата и союзника нашего народа. Мы объявляем тебе кровавую войну и убьем тебя на месте.
Удивленный пронзительным писком, издаваемым множеством тоненьких голосов, Геракл, затушив огонь в своих волосах, огляделся вокруг, но ничего не заметил. Правда, в конце концов, пристально вглядевшись в землю, он обнаружил у своих
