— Только то, что ты ослепительный цветок, ожидающий, чтобы его сорвали.
— Какое тошнотворное определение!
— Да, я так и думал, что тебе понравится. Но, если хочешь знать правду, она не пожелала приехать, потому что более несговорчивой и своенравной женщины не найти во всей Англии. Даже женись я на принцессе, она по-прежнему бы фыркала и задирала нос.
— Тогда ничего. Знаешь, несговорчивость и своенравность — очень интересные качества.
— От души надеюсь, что через неделю ты будешь считать точно так же.
Томас кивнул сухонькому сморщенному старичку, выглядевшему так, словно каждая косточка в его теле мучительно ныла. Он медленно ковылял к ним, держась за согбенную спину и поминутно издавая громкие стоны.
— Милорд, — прошамкал старик, перекатывая на языке звук «р». — Ах, какое чудесное слово!
— Барнакл, позаботься о наших вещах, — велел Томас.
— Да, милорд, но, поверьте, это будет нелегко, и вы это знаете, поскольку сами разминали мою несчастную спину столько раз за эти годы!
— Знаю, Барнакл. Я хотел сказать, что тебе следует послать Энниса за багажом, а сам ты объясни, как вносить и куда ставить саквояжи.
— Хорошо, что объяснили, милорд. Это, случаем, не ее сиятельство?
— Ее, — подтвердила Мегги.
— Хорошенькая, а уж волосы… в жизни ничего подобного не видел! И совсем не такая большая, как его сиятельство. Может, походите по моей спине, когда ее опять сведет?
— Буду счастлива походить по вашей спине, Барнакл, — пообещала Мегги.
Старик кивнул, откинул голову и пронзительно завопил:
— Эннис! Тащи сюда свою тощую задницу и сильную спину!
Мегги была уверена, что видит, как уголок губ Томаса дернулся. Но он молчал. Барнакл с трудом потащился к входной двери.
— Судя по его виду, он просто умирает от боли, — заметила Мегги. — Бедняга очень плох?
— Не так, как кажется.
— Но он вот-вот взвоет! Я слышала его стоны. Я еще никогда не сталкивалась с чем-то подобным.
— Очень немногие люди сталкивались с чем-то подобным. Я как-то видел, как он упражняется перед зеркалом, разыгрывая человека, готового вот-вот свалиться без чувств. Он едва не поймал меня, потому что я засмеялся. Не смог сдержаться. Не сомневаюсь, что спина его беспокоит, но в основном это чистое притворство. Он проделывает это с тех пор, как меня еще на свете не было. Старый мошенник, вероятно, переживет всех нас, хотя его спина согнута подковой.
— Зато эффект он производит чрезвычайный, — хмыкнула Мегги.
— Слышу в твоем голосе неподдельное уважение.
— Так и есть. Изумительный старичок. Ты действительно ходил по его спине?
— Когда бы маленьким. Теперь твоя очередь. Он будет стонать, охать, искренне наслаждаться каждым мгновением и непрерывно жаловаться.
— Да, необычный дворецкий. Интересно, что ты скажешь, увидев Холлиса, мажордома дяди Дугласа? Он куда величественнее самого короля.
— Для этого много не требуется.
— Барнакл, — улыбнулась Мегги. — Что за странное имя!
— Ты еще и тысячной доли всех здешних странностей не увидела.
— Томас, почему твоя мать не захотела приехать на свадьбу? Если не считать ее своенравия, разумеется.
Томас взглянул ей в глаза и тихо признался:
— Она не хотела, чтобы я женился.
— На мне?
— Ни на ком. Считает меня чересчур молодым. Но она со временем тебя полюбит. Вот увидишь. Да и как не полюбить тебя?
— Может, ей не нравится, что мой отец — викарий? По ее мнению, я недостаточно знатна для графа?
— Нет, — с циничной ухмылкой бросил Томас, — просто не желает расставаться с браздами правления.
— Но, если так, я могу не…
— Мегги, ты моя жена, графиня Ланкастер, хозяйка Пендрагона. Твой долг и обязанность — заботиться о нем. Не забывай, что сказал твой дядя по этому поводу.
— Не забуду, — прошептала Мегги, оглядывая вестибюль. Ужасным его никак не назовешь. Холодно и мрачно, как в гостиной, но есть некое величие в этом помещении, взмывавшем на три этажа к почерневшим потолочным балкам. С этой огромной высоты свисала гигантская деревянная люстра. Мегги надеялась что веревка, державшая ее, достаточно крепка. Интересно, когда в последний раз проверяли и чистили люстру? Возможно, в те времена, когда замок вновь отстроили после пожара.
Она опустила глаза и нашла, что черно-белые изразцы — настоящее произведение искусства. Правда, следует их хорошенько отмыть, и, вероятно не один раз. Но даже грязь не скрывала их красоты.
По одной стене стояли доспехи, а над ними висело с полдюжины настенных канделябров. Все вместе они выглядели так, словно их не чистили и не полировали лет сто.
Но Томас, казалось, ничего не замечал.
— Доспехи фламандские, — пояснил он, небрежно взмахнув рукой. — Мой дядя купил их у виконта в Суррее. Тот потерял все деньги и был вынужден с ними расстаться. — И, показав на широкую дубовую лестницу, по которой мог бы промаршировать целый батальон, добавил: — Дом очень старый. Первоначальное здание было выстроено в четырнадцатом веке. Потом к нему прибавлялись новые постройки. Все это было сожжено Кромвелем, а затем создано заново. И двоюродный дедушка, и дядя оставили все в прежнем виде. Правда, здесь гуляют сквозняки, но теперь, когда на меня неожиданно свалились деньги, на которые рассчитывать не приходилось, я закончу необходимый ремонт.
— Ты поэтому женился на мне, Томас? Ради приданого?
— Совершенно верно. Это единственная причина.
— Хорошо. Я надеюсь, этого окажется достаточно для всего, что ты задумал.
— Ты просто поражаешь меня, Мегги. Вернее, образ твоих мыслей меня поражает. Нет, я женился на тебе не ради чертова приданого. Забудь эти глупости.
— Я никогда так не думала, — заверила Мегги, уставясь на его губы. Он шагнул к ней, но отступил и показал на очень старые картины, висевшие над лестницей.
— Это твои предки? Или Кавана? — поинтересовалась Мегги.
— Дядя утверждал, что это все Малкомы. Правда, они такие древние, что никому в голову не приходит их разглядывать. В хозяйской спальне есть портреты Малкомов. Жалкая свора. Пара распутников, гнусный негодяй, повеса и почтенный член палаты лордов.
— Теперь, став графом, ты совершишь нечто выдающееся. Я это точно знаю. У тебя есть стойкое чувство долга, ты умен и не имеешь особых пороков.
— Ты действительно этому веришь? — растерялся Томас, останавливаясь на ступеньке и глядя на нее сверху вниз.
«Веришь, что я умнее чертова Джереми? И что мое чувство долга выше?»
— О, разумеется! Я твоя жена и должна знать все качества твоего характера, как хорошие, так и плохие. Значит, дядя был младшим братом твоего отца?
