Агнес с Матисом стояли чуть в стороне и наблюдали за кипучей деятельностью. Дочь наместника попыталась представить, сколько же денег Фридрих фон Лёвенштайн-Шарфенек потратил на обновление крепости. Должно быть, тысячи гульденов. Отцу о таких деньгах даже мечтать не приходилось.
– Отец Тристан как-то рассказывал, что одно время Шарфенберг был тюрьмой, – сказала Агнес Матису, наблюдая за работой стекольщиков; рабочие как раз вставляли новые, яркие витражи на втором этаже пфальца. – Когда они закончат, крепость будет похожа на курфюршеский дворец в Гейдельберге.
– А в Ляйнсвайлере и других деревнях крестьяне от голода мрут! – Матис покачал головой. – Срам, да и только. Эта крепость на крови людей обновляется!
– Между прочим, благодаря графу местные ремесленники неплохо заработают, – возразила Агнес. – Им тоже надо на что-то жить.
– Ремесленники, может, и заработают, но крестьянам с этого ничего не перепадет. А деньги, которые благородный граф платит этим порядочным людям, он перед этим выудил из их же кошельков в виде налогов… Воистину, пора что-то менять в этой стране. А, ты посмотри-ка, – Матис кивком указал влево. – Только вспомни нечистую…
Действительно, у переправы показался всадник на высоком жеребце. На солнце поблескивала наборная уздечка. Агнес с первого взгляда узнала Фридриха фон Лёвенштайн-Шарфенека. За спиной молодого графа развевался шерстяной плащ, застегнутый на золотую пряжку. Берет, лихо сдвинутый набок, был из тончайшей фландрской материи. На ногах были облегающие шелковые штаны.
Заметив Агнес, граф подъехал к ней и поклонился. Только теперь девушка заметила, что черные его волосы уже немного поредели.
– Приветствую, сударыня, – сказал он с улыбкой, в то время как конь его беспокойно затоптался на месте. – Я же говорил, что мы скоро увидимся.
Агнес учтиво присела в книксене:
– Это честь для меня, ваше сиятельство.
Она показала на Матиса, который стоял рядом, потупив взор и скрестив руки на груди.
– Позвольте представить: Матис Виленбах, сын нашего кузнеца. Это он изготавливает тяжелую пушку, с помощью которой отец собирается захватить крепость фон Вертингена.
Граф благосклонно кивнул:
– Я уже слышал про тебя, парень. О тебе просто легенды ходят. Правда, мне с трудом верится, что простой оружейник, да в таком возрасте способен на такое… Кто тебя научил? Отец?
– Я учился по книгам, ваше превосходительство, – бесстрастно ответил Матис.
– По книгам, говоришь? – Шарфенек усмехнулся: – Хочешь сказать, парень, ты умеешь читать? Или только картинки смотришь?
– Прошу прощения, но если мой отец кузнец, это не значит, что я тупее знатных господ.
– Ого! – граф возмущенно вскинул правую бровь. – Да ты, как я вижу, один из этих ревнителей равенства… Так, значит, слухи о тебе не врут? Наместник Анвайлера разыскивает тебя за помощь мятежникам?
– Честное слово, я не совершал ничего такого, за что устыдился бы перед Господом.
– Матис находится под защитой моего отца, – попыталась вмешаться Агнес. – Иногда он бывает немного грубым, но он… знает свое место.
– Будем надеяться. – Фридрих фон Лёвенштайн-Шарфенек свесился с седла: – Только позвольте дать вам совет, сударыня. Следите за тем, с кем связываетесь. Еще на прошлой неделе деревенские дурни сбились в шайку и на дороге в Вормс прирезали графиню, просто так. Для нас, дворян, наступают опасные времена. Это холопье наглеет с каждым днем.
– Матис меня никогда не тронул бы, он мой друг, и… – возмутилась было Агнес, но граф лишь отманулся:
– Есть господа, а есть слуги, сударыня. Господь каждой из тварей предначертал свое место. Рыба не взмоет в небо, орел не станет рыть себе сырых нор. Так почему среди людей должно быть иначе? – Фридрих фон Шарфенек выпрямился в седле и одарил Матиса строгим взглядом. – Кто противится божественному порядку, тот обращается против Господа. Запомни это, крестьянин.
– Я кузнец, черт возьми, – процедил сквозь зубы Матис, но граф его не слушал.
– Мне надо возвращаться к рабочим, – продолжил Шарфенек и крепко дернул за поводья. – Скоро крепость Шарфенберг засияет новым блеском. Достойная резиденция для нашего старинного рода. Рад буду приветствовать вас в моих залах, сударыня. Вас одну, – добавил он самодовольно. – Так здорово поболтать с кем-то из равных о старинных легендах и сагах за бокалом вина, перед теплым камином…
С этими словами граф дал коню шпор и ускакал прочь.
Агнес повернулась к Матису. Тот стоял неподвижно, бледнее мертвого, только ноздри его слегка дрожали.
– Матис, просто забудь все, что он наговорил, – попыталась успокоить его Агнес.
Она положила руку ему на плечо, но юноша резко ее стряхнул.
– Он знает свое место, так? – передразнил он подругу. – Безмозглый кузнец!
Агнес вздохнула:
– Я это сказала лишь затем, чтобы…
– Мне без разницы, почему ты это сказала. Главное, что сказала. Может, этот чванливый щеголь и прав. Люди делятся на два вида, и одним лучше не иметь дел с другими.
Юноша резко развернулся и стремительно зашагал в сторону крепости. Еще мгновение, и он скрылся за глыбами песчаника.
– Матис! – закричала Агнес ему вслед. – Матис, постой! Черт, да что ж ты бестолковый такой!
Девушка топнула ногой от злости. Всего за пару недель они ссорились уже во второй раз. Ведь надо же быть таким непробиваемым упрямцем! Именно теперь, когда выяснилось, что это, возможно, их последнее совместное лето, они постоянно ругаются…
Она собралась уже пуститься следом за ним, но со стороны крепости вдруг донеслись тихие звуки лютни. Под них напевал звонкий, приятный голос, столь отличный от беспорядочного ора ландскнехтов. То и дело раздавался хохот.
Агнес взглянула в сторону крепости и заметила, что к веселящимся ландскнехтам на каменной глыбе присоединился еще один незнакомец. Подобно графу, он щеголял в облегающих штанах, но камзол был пестрым, с разрезными рукавами на солдатский манер. Берет на голове украшало несколько перьев вызывающего сине-фиолетового оттенка. Агнес и предположить не могла, что за экзотическая птица обладала ими прежде. На боку у него висела шпага с эфесом, привычным для ландскнехтов. Но в руках он держал деревянную лютню, из струн которой извлекал новую задорную мелодию. И распевал непристойную песенку, от которой солдаты то и дело взрывались хохотом.
Трактирщик, глотку жажда дерет,Неси вина, неси вина!Да только с пола подбери живот,Налей вина, налей вина…
Охваченная любопытством, Агнес подошла ближе. Бард был до того изящен, что поначалу она приняла его за юношу. Но теперь заметила, что он был несколько старше, лет тридцати. Из-под берета торчали огненные, в цвет наряда, волосы. Веснушчатое лицо украшала маленькая, смешная бородка. Агнес не назвала бы его красавцем, но естественное благородство, с каким держался менестрель, заметно отличало его от столпившихся ландскнехтов. Заметив Агнес, бард резко оборвал песню и сдержанно поклонился.
– Прошу простить мои непристойные слова, милая барышня, – произнес он чуть наигранно, на старинный манер, отчего Агнес невольно улыбнулась. – Если бы я знал, что такая красавица слушает мои грубые, непристойные вирши, я лучше спел бы любовную балладу.
– И все-таки мне понравилось, – ответила Агнес. – Похоже на старинную песню из другой эпохи.
– Вы не ослышались. Это была…
– Эй, кончай заигрывать, бард! – окрикнул его один из ландскнехтов. – Играй дальше! А девка пусть попляшет, если хочет. Может, потом и юбку скинет…
Остальные расхохотались и заголосили, а рыжий менестрель возмущенно взглянул на солдата.
– Разве тебе, чурбану безмозглому, неясно, что перед тобой благородная дама? – одернул он зачинщика веселья. Тот взирал на барда с язвительной ухмылкой. – Сейчас же извинись перед ней!
– Это вовсе не… – начала Агнес.
Но бард не дал ей договорить:
– Я вынужден настоять, прекрасная барышня, ибо не стерплю подобных нравов… Ну так что? Не слышу слов извинения!
Последние слова были вновь обращены к ландскнехту, оскорбившему Агнес. Солдат в широких пестрых штанах был космат и неухожен. На боку у него висел длинный меч. Улыбка исчезла с его лица, и неуч с ревом вскочил на ноги.
– Слушай ты, остряк, – начал он грозным голосом и положил руку на рукоять меча. – Голос у тебя, может, и звонкий, но я могу так сделать, чтобы он стал еще звонче. Если ты понимаешь, о чем я.
– Прекрасно понимаю, – спокойно ответил бард, аккуратно прислонил лютню к булыжнику и обнажил шпагу. – Но это не отменяет того, что ты должен сейчас же извиниться перед дамой.
Ландскнехт гадко рассмеялся. Затем неожиданно выхватил меч и с ревом бросился на изящного менестреля, который был ниже по крайней мере на голову.
