Одна подпись есть. Осталось расписаться еще два раза.
Я смотрю на свою только что выведенную подпись. Наши с Элисон подписи стоят друг против друга по разные стороны страницы. Мне кажется, что мой желудок сейчас тоже принимает участие в процедуре подписания и по этому случаю с ним творится что-то невообразимое. Я не могу отогнать от себя навязчивую мысль, что в ближайшие шестьдесят секунд должно что-то случиться для того, чтобы остановить то, что здесь происходит. Я чувствую, что, когда распишусь два раза, останется только одно пустое место для подписи, которое еще будет связывать нас воедино. То, что произойдет сейчас, будет начальной точкой превращения нас в чужих друг другу людей. Я вернусь к тому, чтобы быть Джимом. Она вернется к тому, чтобы быть Элисон.
Я подписываю вторую бумагу.
Две подписи есть. Осталось расписаться еще один раз.
Наконец я подписываю и третью бумагу.
Подписывать больше нечего.
Потому что все, что было, уже почти закончилось. «Элисон и Джим» вот-вот прекратят существование.
Часть седьмая
Сейчас
2003 годПятница, 17 января 2003 года10.45
Я дома и жду, когда позвонят во входную дверь. Странно даже подумать, что через несколько минут я увижу Джима, увижу впервые за прошедшие почти четыре года. Я все время пытаюсь представить себе, как протекает его жизнь без меня, но всякий раз из этого ничего не получается. Мне кажется, что он просто перестал существовать, как только наши пути разошлись. Как будто все, что было раньше, было во сне. Я встаю и собираюсь пойти надеть пальто, когда раздается звонок. Подхожу к входной двери и снимаю трубку домофона.
— Кто там?
— Это я, — отвечает Джим.
— Сейчас я тебя впущу.
Он поднимается по лестнице, а я стою на площадке у входной двери и жду его.
— Привет, — говорю я. — Не хочешь зайти на минутку.
Он заходит вслед за мной в квартиру и запирает за собой дверь.
— Как у тебя хорошо, — говорит он, садясь на диван. — Чувствуется твое присутствие. Давно ты здесь живешь?
— Скоро шесть месяцев, — отвечаю я.
— Одна?
— Прошу прощения?
— Извини… я хотел спросить, ты сама купила эту квартиру?
— Нет, мы купили ее вместе с Маркусом… это мой жених. — Я кивком головы указываю на фото, стоящее на каминной доске.
— Это он снят рядом с тобой?
— Да. Прошлым летом мы были в Новой Зеландии.
— И вы собираетесь пожениться?
— Да, на День святого Валентина. Ну а ты-то как? У тебя есть кто-нибудь сейчас?
Джим кивает.
— Ты по-прежнему такой же говорун: слова из тебя не вытянешь. Как хотя бы ее зовут?
— Ее зовут Хелен.
— И у вас все серьезно?
— Мы решили жить вместе, если ты это имеешь в виду.
Я смотрю на часы и встаю.
— Нам надо идти, — говорю я. — Подожди, я только надену пальто и что-нибудь на голову.
Через несколько минут я готова, и мы с Джимом, выйдя из дома, шагаем по улице, говорим в общих чертах о том, как живем, но не касаемся того, что собираемся делать. Я рассказываю Джиму о предсвадебных хлопотах. Он рассказывает мне о каких-то нелепых событиях, приключившихся с ним и Хелен. Когда доходим до ветеринарной больницы, мы уже не совсем чужие друг другу, но и не прежние друзья. Мы скорее напоминаем старых знакомых, которые встретились вновь после разлуки.
11.07
— Ты знаешь, прежде мне никогда не доводилось сталкиваться с чем-либо подобным, — говорю я, когда мы останавливаемся на пороге ветбольницы. — А что мы должны делать?
— Не знаю, — растерянно пожимает плечами Элисон. — Когда я была маленькая, у нас была собака-дворняжка Клара и она умерла. Мне тогда было одиннадцать лет. Наверное, моя мама сделала все, что требовалось.
— А что нам делать?
— Я думаю, нам надо будет или взять ее и похоронить где-нибудь, или это сделает ветбольница.
— Ты думаешь, мы должны ее похоронить?
Элисон пожимает плечами:
— Я не знаю. А ты как думаешь?
— Тоже не знаю. Она ведь не была бродячей кошкой, верно?
Элисон в ответ лишь улыбается и открывает дверь в больницу. Я иду следом за ней к барьеру, за которым сидит дежурная.
— Вы хотите забрать… — дежурная делает паузу и смотрит в лежащий перед ней журнал, — …Диско с собой?
Элисон смотрит на меня.
— Я не уверен, что смогу смотреть на нее сейчас, — говорю я Элисон.
— Я тоже.
— В таком случае наша больница может взять на себя заботы о… — Она не договаривает фразы до конца. — Я понимаю, что это может звучать смешно, но если вы заберете коробку, в которой вы ее принесли, то вы можете попрощаться.
Дежурная кивает и скрывается за дверью, которая находится у нее за спиной. Через несколько мгновений она появляется с коробкой из-под чипсов и ставит ее на барьер. Элисон начинает плакать, поглаживая коробку рукой, а я пристальным взглядом смотрю на нее. Дурацкая коробка из-под чипсов… я и сам чуть не плачу.
Вот каким получилось наше прощание.
12.04
Мы стоим на тротуаре у входа в ветбольницу, не совсем понимая, что нам делать дальше.
— Я действительно рад, что ты мне позвонила, — говорит Джим.
— А я рада, что ты здесь, — отвечаю ему я. — Понимаешь… я не хочу, чтобы это истолковывалось не так, как есть на самом деле, но… когда я сказала Маркусу о том, что случилось, он посочувствовал мне и сильно опечалился, потому что тоже любил Диско. Но я не могла отделаться от мысли, что он чувствует не то, что чувствую я.
— Я думаю, то же самое и с Хелен. Она понимает и сочувствует, но это совсем не то, когда животное не твое.
— А тебе не кажется странным, что из всех людей на свете — Маркус, моя семья, мои друзья — единственный, кто понимает, что я сейчас чувствую, — это ты? Ведь мы уже так давно не являемся частью друг друга, и все-таки здесь мы, два человека, прежде любившие друг друга, пришли проститься со своей кошкой.
Мы снова молчим.
— Я, пожалуй, пойду, — говорю я, глядя на Джима.
— Я тоже, — отвечает он.
Я инстинктивно обнимаю его обеими руками и прижимаю к себе, он делает то же самое. Нам кажется, что мы держим друг друга в объятиях несколько минут, а на самом деле наши объятия разжимаются уже через несколько секунд, и на этом все кончается.
— Мне и вправду надо идти, — говорю я, улыбаюсь и добавляю: — Будь счастлив. Надеюсь, что ты будешь по-настоящему счастлив.
— Тебе того же, — отвечает Джим. — Веселой и радостной свадьбы.
Я направляюсь по Бродвею в направлении Крауч-Энд, но вдруг останавливаюсь и, обернувшись, вижу Джима, все еще стоящего на том же месте. Он идет ко мне, я иду к нему, и на середине разделяющего нас расстояния мы встречаемся.
— Не хочу показаться самонадеянным, — начинает Джим, — а не думаешь ли ты сейчас о том же, о чем думаю я, скажи?
Я смеюсь.
— Более чем вероятно, что думаю.
— Вот видишь, как бывает… я так долго тебя не видел. Странно как-то, что мы расстаемся и расходимся таким образом.
— Я понимаю, о чем ты говоришь. Я и сама чувствую то же самое.
— Почему бы нам не зайти куда-нибудь посидеть и чего-нибудь выпить? По стаканчику и… просто поговорить?
— Прекрасная мысль, — соглашаюсь я. — Давай просто поговорим.
12.11
И вот мы сидим в угловой кабинке в пабе «Красный лев». Посетителей почти нет, и только небольшие группы жаждущих сидят на табуретах у барной стойки. Из зала доносятся негромкие поп-мелодии — я думаю, кто-нибудь из барменов поставил в CD-плеер диск с песнями, которые были популярны года два назад, потому что все мелодии кажутся очень знакомыми. Элисон держится непринужденно, хотя и несколько более сдержанно, чем тогда, когда мы только что вышли из ветбольницы. Мы говорим о работе (с этим все в порядке), о ее родителях (они тоже в порядке), о моей маме (и она в порядке). Я уже подумываю о том, что бы заказать еще, когда Элисон негромко кашляет, прочищая горло, — по ее виду мне становится ясно, что она готовится к разговору.
12.12
— Я не хочу быть понятой превратно, — начинает Элисон, — но мне просто интересно знать, думаешь ли ты когда-нибудь о нас?
— Иногда, — отвечаю я. — Когда все между нами кончилось, жизнь вообще пошла наперекосяк.
— Да, тут ты прав, — соглашается Элисон. — Просто то, что происходит сегодня, невольно заставляет меня вспомнить о прошлом. Диско была частью нашей с тобой истории. Нашего общего прошлого. И дело в том, что, когда все кончается плохо — как это произошло с нами, — тебе никогда по-настоящему не разобраться…
— …в том, что было не так? — договариваю за нее я.
— Именно.
— Да. Я тоже иногда приходил к этой мысли.
— Это и понятно, ведь ты же любознательный, верно? — продолжает она. — Мы пробыли вместе шесть лет. Когда же в наших отношениях появилась трещина? Почему она вообще появилась? Может, мы передали друг другу то самое худшее, что было присуще каждому из нас? Во всем виноват кто-то один или мы оба? Разве не на эти вопросы хочется получить ответ при расставании?
