Тем временем пламя, которое поднималось от множества костров, сливалось и начинало охватывать жилые помещения самого монастыря; вскоре стены рухнули под пожирающим огнем. Колонны зашатались, крыша упала на нападавших, раздавив многих из них под обломками; со всех сторон раздавались крики и стоны. Монастырь горел среди ярости огня и дыма, и все — пожар, разрушенные стены, ценные вещи, разбросанные по полу, святые реликвии, — все создавало впечатление непоправимой катастрофы. Лоренцо, понимая, что он этому причиной, попытался, как мог, ограничить ее последствия и, по крайней мере, защитить монахинь. Но наступающий огонь разогнал всех и заставил его подумать о своей собственной безопасности. Народ тем временем бросился наружу с той же яростью, с какой ворвался, но поток людей запрудил входы, и, поскольку огонь наступал быстро, многие погибли, не успев убежать… Счастливая судьба Лоренцо привела его к дверце в отдаленной галерее часовни; задвижка была отодвинута, он открыл дверцу и оказался прямо перед входом в подземелья Святой Клары. Он вместе с сопровождавшими его людьми остановился на секунду, чтобы отдышаться; посоветовался с герцогом, чтобы найти возможность ускользнуть от общего смятения. Но каждую минуту мощное пламя, которое уже охватило стены, грохот огромных балок, которые вдруг рассыпались в прах, сливавшиеся крики осаждавших и монахинь заглушали их слова, и они замолкали, чтобы послушать со всех сторон доносящийся шум рушащихся построек, которые поглощало пламя. Лоренцо осведомился, может ли для них стать подходящим выходом калитка, около которой они находились; ему ответили, что она ведет в сады Святой Клары. Они решили пройти там. Едва герцог поднял щеколду, как все вперемежку бросились туда. Лоренцо, оставшийся последним, уже собирался в свою очередь оставить монастырь, как вдруг он увидел, что дверь в подземелье чуть-чуть приоткрывается, кто-то высовывает голову, но, видя, что чужие еще здесь, пронзительно вскрикивает, отступает назад и убегает по мраморной лестнице.
Лоренцо вздрогнул.
— Что бы это значило? — воскликнул он.
Почуяв какую-то новую тайну, он бросился вдогонку за беглецом. Герцог и все остальные отправились следом и бегом спустились по лестнице. Дверь наверху осталась открытой и служила теперь отдушиной; пламя пожара бросало туда яркий свет, который позволял Лоренцо преследовать человека, бегущего в глубь лабиринта; но вдруг свет померк, подземный коридор поворачивал; темнота окружила Лоренцо, и он мог различить того, кого преследовал, только по легкому звуку убегающих шагов. Теперь они были вынуждены продвигаться осторожно; насколько они могли судить, беглец тоже замедлил свой бег, так как звук его шагов стал более размеренным. В конце концов они заблудились в сплетении галерей и рассеялись в разных направлениях. Подогреваемый желанием раскрыть эту тайну, подталкиваемый необъяснимым внутренним движением души, Лоренцо заметил это обстоятельство, только оказавшись в полном одиночестве. Шум шагов затих, все было тихо, у него не было никакой нити, которая привела бы его к беглецу; он остановился, чтобы обдумать самый верный способ продолжать преследование. Только какая-нибудь необыкновенная причина могла привести человека в эти зловещие места в такой час; крик, который он слышал, был вызван страхом, в этом не было сомнения. Он был убежден, что здесь скрывается какая-то новая тайна. Несколько минут он колебался, потом снова двинулся вперед на ощупь, вдоль стен. Какое-то время он продвигался вперед, очень медленно, когда заметил слабый огонек, который горел невдалеке; вытащив шпагу, он направился туда, откуда, казалось, исходил этот свет.
Свет шел от лампады, которая горела у статуи святой Клары, около нее сгрудилось несколько женщин, их белые одежды трепетали от ветра, который гудел под сводами. Лоренцо захотел узнать, что их собрало в этом мрачном месте, и очень осторожно приблизился. Казалось, незнакомки были погружены в оживленную беседу. Они не заметили его приближения, и он смог подойти так близко, что смог различить их голоса.
— Клянусь вам, — продолжала та, которая говорила, когда он подошел, и кого остальные слушали с величайшим вниманием, — клянусь вам, что я их видела своими глазами. Я сбежала по лестнице, они меня стали преследовать, и я едва-едва не попала к ним в руки; если бы не лампада, я бы вас ни за что не нашла.
— А что они тут собираются делать? — сказала другая дрожащим голосом. — Вы думаете, они ищут нас?
— Дай Бог, чтобы мои страхи оказались напрасными, — возразила первая, — но я полагаю, что это убийцы! Если они нас обнаружат, мы погибли! Моя-то судьба решена — мое родство с аббатисой будет сочтено достаточным преступлением, чтобы вынести мне приговор; и хотя до сих пор подземелья были нам убежищем…
Пока она говорила, ее взгляд скользнул по Лоренцо, который потихоньку приближался.
— Убийцы!
Она соскочила с пьедестала статуи, на котором сидела, и попыталась убежать. Ее подруги в тот же миг испустили крик ужаса. Лоренцо схватил за руку беглянку; испуганная до безумия, она упала перед ним на колени.
— Пощадите меня! — вскричала она. — Ради Бога, пощадите меня! Я не виновата, правда, не виновата!
Ее голос прерывался от страха. Лучи лампады падали прямо на ее лицо, не скрытое вуалью, и Лоренцо узнал прекрасную Виржинию де Вилла-Франка. Он поспешил поднять ее и успокоить. Он поклялся защитить ее от нападавших, убедил ее, что ее убежище никому не известно и что он будет защищать ее до последней капли крови. Во время этого разговора монахини вели себя по-разному: одна на коленях молилась, другая прятала лицо на груди соседки, несколько, остолбенев от страха, слушали предполагаемого убийцу, тогда как другие обнимали статую святой Клары и душераздирающими голосами умоляли ее защитить их. Когда они обнаружили свою ошибку, они окружили Лоренцо и осыпали его множеством благословений. Он узнал, что, услышав угрозы народа, испуганные жестокой участью настоятельницы, чей конец они видели с башни монастыря, многие пансионерки и монахини укрылись в подземельях. Среди первых была прелестная Виржиния, близкая родственница настоятельницы; больше, чем кто-либо другой, она имела причины бояться нападающих. Она стала умолять Лоренцо не отдавать ее ярости толпы. Ее подруги, бывшие по большей части высокого происхождения, стали просить его о том же. Он с готовностью согласился. Он обязался не покидать их, пока не сможет передать родным целыми и невредимыми. Но пока он им посоветовал еще какое-то время не покидать подземелье и подождать, пока ярость народа немножко успокоится и пока военные рассеют нападающих.
— Если бы Богу было угодно, — воскликнула Виржиния, — чтобы я уже была в безопасности в объятиях моей матери! Как вы скажете, сеньор? Долго нам еще нельзя будет отсюда выйти? Каждая минута, проведенная здесь, терзает меня.
— Вы скоро выйдете, я надеюсь, — сказал он, — но до тех пор, пока вы сможете это сделать, не подвергаясь опасности, эти подземелья послужат вам неприступным убежищем; здесь вам ничто не грозит, и я вам советую остаться здесь еще на два-три часа.
— Два-три часа! — воскликнула сестра Елена. — Если я останусь здесь хоть на час, я умру от страха! За все золото мира я не соглашусь снова вынести все то, что я вытерпела за то время, пока здесь нахожусь! Святая Дева! Быть в этом зловещем месте глубокой ночью, окруженной трупами покойных монахинь, и каждую минуту ждать, что их тени, бродящие вокруг, разорвут меня на кусочки, тени, которые жалуются и стонут с такими мрачными интонациями, что кровь стынет в жилах. Иисус Христос! От этого вполне можно с ума сойти.
— Простите меня, — заметил Лоренцо, — за то, что я удивляюсь, — но вы окружены реальными бедами, а пугаетесь воображаемых опасностей: эти ребяческие страхи совершенно безосновательны. Отгоните их, сестра. Я обещал защитить вас от нападающих, но от нападения собственных суеверий вы должны защитить себя сами. Верить в призраков — крайне смешно, и если вы будете поддаваться химерическим страхам…
— Химерическим! — воскликнули хором все монахини. — Но мы сами это слышали, сеньор. Каждая из нас слышала! Это часто повторялось, и каждый раз звук становился все более мрачным и зловещим. Вы не убедите нас, что мы все ошибаемся. Нет, нет, конечно нет; если бы шум существовал только в нашем воображении…
— Слушайте, слушайте, — прервала испуганно их Виржиния. — Да хранит нас Бог — вот опять!
Монахини схватились за руки и упали на колени. Лоренцо с беспокойством огляделся, уже готовый уступить страху, овладевшему женщинами. Была глубокая тишина: он оглядел подземелье, но ничего не увидел. Он уже собирался заговорить с монахинями и высмеять их за детские страхи, когда его внимание было привлечено глухим продолжительным стоном.
