вопросы. Не скрою, я получил удовольствие от разговора с ней. Прежде чем обед подошел к концу, мы успели затронуть и кое-какие личные темы, и я упомянул, что живу в Голдерс‐Грин[92].
– А она вам свой адрес не сообщила?
– Она сказала, что остановилась в отеле «Певерил» в Блумсбери и подыскивает дом в Лондоне. Я выразил готовность сообщить, если узнаю о продающихся домах в хэмпстедском направлении, и предложил ей свои профессиональные услуги, если у нее в них возникнет нужда. После обеда я проводил ее до отеля, и мы распрощались в вестибюле.
– Значит, она действительно там останавливалась?
– Очевидно. Однако недели через две я услышал о том, что в Голдерс-Грин неожиданно выставлен на продажу дом. Оказалось, что его владелец – мой клиент. Следуя своему обещанию, я написал мисс Грант в отель «Певерил». Не получив ответа, навел справки и выяснил, что она съехала из отеля на следующий день после нашей встречи, не оставив нового адреса, а при регистрации указала какой-то манчестерский адрес. Я был немного разочарован, но вскоре выкинул все это из головы.
Спустя примерно месяц – чтобы быть точным, двадцать шестого января – я сидел дома и читал перед сном. Должен пояснить, что я занимаю квартиру, или скорее мезонин, в небольшом доме, поделенном на два владения. Семья, живущая на первом этаже, была в отъезде, так что я оставался в доме один, прислуга у меня приходящая. Когда зазвонил телефон, я взглянул на часы, было без четверти одиннадцать. Я взял трубку. Женский голос умолял меня немедленно прибыть по некоему адресу на Хэмпстед-Хис, чтобы нотариально засвидетельствовать завещание человека, находящегося при смерти.
– Голос был вам знаком?
– Нет. Похоже, звонила служанка. Во всяком случае, она говорила с сильным акцентом кокни[93]. Я спросил, не терпит ли это дело до завтра, но звонившая призывала меня поспешить, так как может оказаться поздно. С большой неохотой я оделся и вышел. Ночь была весьма противной, холодной и туманной. Мне повезло застать свободное такси на ближайшей стоянке. Мы поехали по адресу, в кромешной тьме было довольно трудно отыскать нужный дом, оказавшийся маленьким и стоявший на отшибе – к нему даже невозможно было подъехать. Я вышел из машины на дороге, ярдах в двухстах от него, и попросил таксиста подождать меня, так как сомневался, что удастся найти другую машину в таком месте и в такое время. Таксист поворчал, но согласился подождать, если я буду отсутствовать не слишком долго.
Я пошел к дому. Сначала мне показалось, что в нем совершенно темно, но потом я заметил, что в одном окне на нижнем этаже мерцает тусклый свет. Я позвонил. Никто мне не открыл, хотя я слышал громкую трель внутри. Я позвонил еще раз, потом постучал. Опять никакого ответа. Было жутко холодно. Я зажег спичку, чтобы убедиться, что это тот самый дом, который мне указали, и тут увидел, что дверь приоткрыта.
Решив, что служанка, которая мне звонила, слишком занята с тяжелобольной хозяйкой и не может оставить ее и что, вероятно, ей нужна помощь, я открыл дверь, вошел и услышал слабый голос, то ли стонавший, то ли звавший. Когда глаза мои немного привыкли к темноте, я на ощупь прошел вперед и заметил, что из-за двери слева пробивается слабый свет.
– Это была та самая комната, в окне которой вы видели свет снаружи?
– Думаю, да. Я крикнул: «Можно войти?» – и низкий слабый голос ответил: «Да, пожалуйста». Я толкнул дверь и вошел в комнату, обставленную как гостиная. В одном углу стояла кушетка, небрежно, словно впопыхах застеленная простынями; на ней лежала женщина, больше в комнате никого не было.
Я с трудом различал ее силуэт. Свет исходил только от маленькой масляной лампы под зеленым абажуром – видимо, чтобы щадить зрение больной. В камине горел огонь, однако он уже затухал. Тем не менее я разглядел, что голова и лицо женщины забинтованы. Я пошарил по стене в поисках выключателя, но дама сказала: «Нет, не зажигайте свет, пожалуйста, он мне режет глаза».
– А как она увидела, что вы ищете выключатель?
– Да, – согласился мистер Тригг, – это было странно. Впрочем, она произнесла это, когда я уже щелкнул выключателем, но ничего не произошло: свет не зажегся.
– Вот как?
– Да. Я предположил, что лампочку выкрутили или она перегорела. Тем не менее, ничего не сказав, я подошел к постели. Женщина полушепотом спросила: «Вы нотариус?» Я ответил «да» и поинтересовался, чем могу быть полезен.
Она ответила: «Я попала в ужасную аварию. Я умираю и хочу немедленно написать завещание». Я спросил, действительно ли она здесь совсем одна. «Да-да, – торопливо подтвердила она, – моя служанка вернется с минуты на минуту. Она побежала за доктором». «А разве она не могла позвонить ему? – удивился я. – Вы не в том состоянии, чтобы оставлять вас одну». «Мы не смогли дозвониться ни до одного врача, – ответила женщина. – Все в порядке, она скоро вернется. Не теряйте времени. Я должна написать завещание». Она говорила ужасным задыхающимся голосом, и я решил: лучше всего сделать так, как она хочет, чтобы не волновать ее. Я пододвинул стул к столу, на котором стояла лампа, достал авторучку и бланк завещания и сказал, что я к ее услугам.
Прежде чем начать диктовать, она попросила меня налить ей немного бренди с водой из графина, стоявшего на том же столе. Я выполнил ее просьбу, она сделала небольшой глоток, который, похоже, ее взбодрил. Поставив стакан так, чтобы она могла до него дотянуться, я по ее предложению налил и себе, с большим удовольствием, поскольку, как я уже упомянул, ночь была отвратительной, и в комнате стоял дикий холод. Я огляделся в поисках угля, чтобы подкинуть в очаг, но угля нигде не было.
– Это очень странно и наводит на размышления, – отметил Паркер.
– Я тоже так подумал тогда. Но странным было вообще все. Так или иначе, я повторил, что готов начать, а она сказала: «Вы можете подумать, что я не совсем в себе, поскольку ранена в голову, но я нахожусь в абсолютно здравом уме, и он не получит ни пенни из моих денег». Я спросил, не напал ли на нее кто-нибудь, и она ответила: «Мой муж. Он считает, что убил меня, но я намерена прожить столько, сколько потребуется, чтобы лишить его наследства». После этого она сообщила, что ее зовут миссис Мэрион Мид, и стала диктовать завещание, согласно которому ее состояние, составлявшее около десяти тысяч фунтов, распределялось между несколькими наследниками, включая дочь и трех или четырех сестер.
