– Это семейное увлечение и общая коллекция, – улыбнулся Онежин.
– Представляете, какое совпадение! Мне недавно случайно перепал какой-то редкий метеорит. Кампо… дель Сьело, что ли! Вам не нужно в коллекцию? Мне-то он ни к чему, я в космических камнях ничего не понимаю, – Валентин сделал искреннее и добродушное лицо.
«Молодец, Валя, – равнодушно отметила Алёна. – Сообразительный какой. Не растерялся. Не сдается, ищет подход к преподавателю, чтобы с зачетом не пролететь. Бутылкой коньяка не запасся, но есть сувенир. Я же не сказала ему, где достала этот метеорит. Вот Жека… то есть Григорий Григорьевич сейчас веселится!»
По лицу Онежина не было видно, что он веселится. Он посмотрел на Валентина острым взглядом, в котором не было ни капли приязни.
– Спасибо, не откажусь, – сказал он и спокойно придвинул к себе коробочку. – Сколько я вам должен?
– Что вы, что вы! – замахал руками Валентин. – Это вам подарок. На День знаний и День учителя. Я буду счастлив, если эта штука окажется у ценителя. У меня, собственно, такой вопрос… я случайно не успел сдать зачет по первому модулю курса в прошлом семестре. Нужно закрыть долг до пятнадцатого сентября. Мы можем с вами как-то… договориться?
– Условия пересдачи узнавайте в деканате, – равнодушно сказал Онежин. – Вопросы и задания есть на сайте. До десятого жду выполненные лабораторные. Без них принимать не буду.
– Григорий Григорьевич, я не успею никак до десятого, – с дружелюбным упреком в голосе и с приятнейшей улыбкой признался Валентин. – Давайте иначе уладим? Вы ведь занятой человек, охота вам тратить время на проверку моей писанины?
– Совершенно неохота. Предлагаете не тратить время? Сразу поставить вам незачет и подать на отчисление?
Онежин с насмешливым любопытством изучал обескураженного студента, Алёна, не отрываясь, изучала Онежина.
Ишь какой: вальяжный, спокойный, когда нужно – язвительный. Настоящий профессор.
Как это она раньше не догадалась! Ведь были подсказки, были! Этот его менторский тон. Привычка поучать. Эрудиция.
И имя «Григорий» подходит ему куда больше, чем Жека!
Получив отповедь, Валентин осекся. Он понял, что этот орешек ему не по зубам, и его актерское обаяние вкупе с подарочком не помогут добиться желаемого.
– Ну ладно, – буркнул он. – Пойду делать лабы.
Он пошел к двери, но на ходу оглянулся и позвал:
– Алён, что сидишь! Пойдем, у нас пара сейчас в другом корпусе.
Он не испытывал никаких угрызений совести от того, что только что всучил ее подарок преподу, рассчитывая подольститься. Алёна даже восхитилась. До чего уверенный в себе, харизматичный наглец!
В голове Валентина не водились никакие Инспекторы. Мораль у него была эластичной, принципы – гибкими. И оттого жилось ему легко и приятно.
Может, и ей так попробовать?
– Попрошу поторопиться, – Онежин недвусмысленно показал на дверь. – Скоро закончится перемена.
Наконец, Алёна осталась наедине с профессором.
Онежин запер дверь и повернулся к Алёне. Он молча смотрел на нее, и от его взгляда по ее спине пробежал холодок.
Невозможно понять, что думал ее старый-новый знакомый. Что он чувствовал, глядя на нее? Раскаяние? Вину? Неудовольствие? Любопытство?
«Мне все равно, что он думает. Важно, что думаю я. И что я сейчас скажу ему».
Алёна поднялась, взяла сумку и начала медленно спускаться по проходу.
– Садись, – попросил Онежин, когда она подошла. – Будем разговаривать. Или ты спешишь на следующее занятие?
– Ничего страшного, пропущу, – комок слез в горле мешал говорить, и ее голос прозвучал высокомерно.
Онежин вздохнул, но потом улыбнулся.
– Как преподаватель, я не должен поощрять прогулы. Но сегодня закрою на это глаза.
– Спасибо за понимание, Григорий Григорьевич, – с ледяной вежливостью ответила Алёна.
– Садись, пожалуйста, – повторил он, поставил для нее стул возле преподавательского стола и занял свое место.
– Как на экзамене, Григорий Григорьевич, – заметила Алёна, усаживаясь. – Хотя объяснения должны давать вы, не находите?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вот где пригодились уроки ее мамы – держать лицо во что бы то ни стало! Алёна гордилась собой. Наверное, ей все-таки досталась капелька материнского таланта. Такая сцена была бы украшением любого спектакля.
– Будь добра, обращайся ко мне, как раньше. На «ты».
– Как можно обращаться к преподавателю, да еще целому профессору и доктору наук на «ты»! – возмутилась Алёна. – Меня не так воспитывали. Кроме того, вы запретили называть вас «Жекой». Назвать вас Гришей у меня язык не поворачивается.
– Алёна, хватит выступать, – он утомленно потер переносицу. – Конечно, ты немного обижена. Просто пойми, что…
Алёна вспыхнула. В голове у нее тоненько зазвенело от ярости.
«Немного обижена!» Он выставил ее полной идиоткой, и теперь считает, что она «немного обижена»!
– Я не обижена! И прекрасно все понимаю, – сказала она запальчиво. – Это был мне урок, так? Воспитательный прием. Вы решили показать мне, какая я зазнайка и сноб. Я считала тебя… вас неподходящим знакомым, а вы, оказывается, вон какой! – Алёна неожиданно для себя всхлипнула и закончила срывающимся голосом:
– Подумаешь, профессор кислых щей!
Помрачневший было Онежин с удовольствием засмеялся, а Алёна вскочила, чтобы уйти с высоко поднятой головой. Но он успел схватить ее за руку и удержать.
– Постой! Прости. Конечно, ты ужасно обижена и расстроена. И думаешь, что я последняя сволочь. Пожалуйста, сядь и выслушай. Садись, ну же! Алёна, давай поговорим, как взрослые люди.
– Как взрослые люди! Притворяться байкером Жекой было очень по-взрослому! – Алёна все же села, тяжело дыша. – До такого розыгрыша даже Валентин бы не додумался!
Она с негодованием уставилась на его руку, которая все еще крепко сжимала ее запястье. Онежин медленно разжал пальцы.
– Я никем не притворялся. По-взрослому, не по-взрослому… интересно, где ты проводишь границу? Если человек поступает так, как диктуют стереотипы, он взрослый? А по-моему – нет. Большинство взрослых – это дети, которым всучили ответственность вместо игрушек, велели вести себя серьезно и соблюдать строгие правила. Вот и все.
– Не буду спорить. Куда мне, студентке. Вам, профессорам, конечно, виднее, – Алёна гордо хлюпнула носом.
– Хочешь водички? – он налил минералки из бутылки и пододвинул стакан. – Алёна, честное слово, я не хотел делать тебе больно. Проучить немного – да, виновен. Но это все из той же оперы про мальчишек, которые дергают девочек за косички и шутят глупые шутки.
– Это уже не глупая безобидная шутка!
– Ты пей, пей. И слушай. Начать придется издалека – с рассказа о моем деде. Том самом Григории Григорьевиче Онежине.
– Он-то тут причем?
– Путаница началась из-за него. И в этой путанице я тоже как бы пострадавшая сторона.
– Интересно, каким это образом!
– Не перебивай. Дай мне закончить, а потом можешь высказать все. Итак, профессор Онежин. Дед – человек с характером и убеждениями. И сторонник идиотской традиции называть первого сына Григорием. Сейчас у нас в семье три Григория Григорьевича Онежина. Это чертовски неудобно.
– Не представляю, как вы различаете, кто из вас кто.
– Отец занимается научно-конструкторскими работами на автомобильном заводе в Германии. С дедом не ладит. С дедом вообще мало кто ладит. Деда Гриша любит, чтобы все было по его указке и гнет свою линию до последнего. Например, он пожелал, чтобы внук пошел по его стопам, потому что сын, как он сам говорит, «не удался». Короче, решил сделать из меня вундеркинда. Отец с матерью были вечно в разъездах, я жил у деда, и тот взялся за меня по полной. Школу я закончил в пятнадцать лет. Проходил два класса за год, экстерном сдавал экзамены. Притом заметь, задатков вундеркинда у меня не было. Я был обычный пацан, с обычными способностями. Мне не хотелось зубрить математику, мне хотелось гонять на велике и играть на компе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
