– Ах вы бедняжечка, – пробормотала Алёна, глядя в стакан.
Онежин сделал вид, что не услышал сарказма.
– В шестнадцать я поступил в универ, окунулся в студенческую жизнь, и тут меня сорвало. Решил, что меня все достало и пошло оно все лесом. Бросил учебу на втором курсе. За копейки купил подержанный байк и поехал мотаться по городам и странам. Потому что в тот момент мне хотелось именно этого, и я решил, что буду жить так, как нужно мне, а не так, как нужно деду.
– И что? Он лишил вас наследства и проклял? – Алёна упорно не поднимала глаз – делала вид, что любуется искрящимися пузырьками в стакане. Но чувствовала, что Онежин смотрит ей прямо в лицо.
Он говорил спокойно и серьезно, и Алёне было интересно. Очень интересно! Как и все остальное, что имело отношение к этому человеку. Но она не собиралась сдаваться и забывать обиду.
– Ничего подобного. И он, и отец меня поддержали. Умные все-таки мужики, уважаю. Поняли, когда нужно отступить. Мать, конечно, сопротивлялась, переживала... Сейчас понимаю, как хреново им было, когда я неделями не выходил на связь. Я тогда был жутким эгоистом. К счастью, ума хватило не ввязываться ни во что поганое. А спустя год я вдруг понял, что такой отвязной жизни мне мало. Я заскучал по учебникам, аудиториям и науке. Заскучал по родителям, деду. Вернулся, продолжил учебу и начал с удовольствием делать то, к чему звали гены предков-академиков. Но я извлек из того периода важный урок: в жизни не обязательно быть кем-то или чем-то одним. Не надо выбирать, кем тебе быть – или ученым, или байкером. Ничто не мешает тебе быть всем, чем угодно, причем одновременно. И не надо бояться сделать что-то неправильно. Не надо бояться допустить ошибку. Все ограничения у тебя в голове. И в головах окружающих.
Он постучал себя по виску согнутым пальцем. Алёна глянула на него мельком и опять уставилась на искры в стакане.
– А уж жить, чтобы соответствовать ожиданиям окружающих, точно не стоит.
– Спасибо за поучительный рассказ, Григорий Григорьевич. Я приму ваш жизненный урок к сведению.
– Всегда пожалуйста, – сказал Онежин с легкой досадой. – Я просто хочу, чтобы ты поняла: байкер Жека – это я, а не придуманный персонаж и не роль.
– И это приму к сведению. Однако врун какой этот байкер Жека. Помнится, он сказал, «я ваших университетов не кончал». А у самого аж две степени.
– Ваших университетов я действительно не кончал. Потому что после загула я учился за границей, в технологическом институте, и его же окончил.
– Все равно врун несчастный. Кто отвечал на мои письма? Вы или дед?
– Я. Ты писала на мой адрес. Покопайся ты чуть глубже в интернете, сразу бы поняла свою ошибку.
– Биография у вас, конечно, захватывающая Григорий Григорьевич…
– Гриша. Алёна, пожалуйста, скажи: Гриша. Или Жека. Господи, да хоть Гри-Гри. Только не надо продолжать возводить между нами стену.
– Ладно, Гриша, – сказала она с раздражением, дернула плечом и подняла, наконец, глаза. И увидела, что он смотрит на нее строго и печально.
– Так вот, … Гриша… какое отношение все это имеет к тому, что ты меня обманывал? Что мешало тебе сразу написать в письме о путанице?
– Да, письмо... Оно было забавное. Но когда я его получил, я малость рассердился. И насторожился. Во-первых, ужасно не люблю, когда путают меня и деда. Честно, бесит, когда говорят: «А, вы внук того самого Онежина!» А на лице написано: «Ну-ну, дедушкин внучок, понятно, почему ты доктор в тридцать лет».
– Понимаю, – кивнула Алёна.
– Деду я многим обязан. Однако успеха на научном поприще я добился без мохнатой лапы. Я не пошел по стопам деда, я выбрал другую область, смежную. Дед никогда не вмешивался в мою работу. Но это детали… фиг с ними, проехали. Дед уходил на покой со скандалом. Разругался с коллегами и соавторами, обвинил их в присвоении его идей. Такие шпионские страсти кипели, тошно вспоминать. У деда есть много наработок, за них деловые люди готовы платить большие деньги. Ты не представляешь, на что они идут, чтобы заполучить хорошую идею. Например, однажды к деду на кафедру устроили одну шл… лаборантку, чтобы она его охмурила и пошарилась в его файлах. Но Надежда Абрамовна быстро разобралась, что к чему, и выгнала ее взашей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Алёна невольно улыбнулась.
– У деда начались проблемы со здоровьем, он уехал лечиться за границу, а меня назначил доверенным лицом. Пришлось разгребать много грязи, отстаивать его интересы. Даже судиться. Поэтому, когда я получил твое письмо… довольно странное оно было, согласись. Я не мог принять его всерьез. Заподозрил подставу. Решил ответить, посмотреть, что будет дальше. Назначил тебе встречу. Был уверен, что ты не приедешь.
– А я приехала, – угрюмо сказала Алёна. – Ты специально нашел меня в электричке?
– Вот это вышло вообще случайно! Я и не подумал, что ты – это ты. По письмам представлял тебя бойкой, нагловатой, хитренькой. Вроде этой вашей… как ее… Вероники? Смотрю – заходит в вагон девчонка. Миленькая, беленькая, как одуванчик. Воспитанная. Высокомерная. За тобой было интересно наблюдать. Вид у тебя поначалу был ошарашенный. А потом ты с таким восторгом смотрела в окно, что мне было любопытно – чему ты там восторгаешься. Мне хотелось подойти к тебе, познакомиться. Но ты глянула на меня с таким презрением, так наморщила носик…
Он усмехнулся и покачал головой.
– Ничего я такого не делала! – вспыхнула Алёна, задетая его рассказом.
– Подумай хорошенько и вспомни. Делала, еще как. Да и потом постоянно фыркала и вела себя как сноб.
– Я проявляла осторожность. Эта твоя вторая ипостась – Жека – выглядит так, что любая нормальная девушка должна держаться от тебя подальше!
– Да я не спорю, – он пожал плечами. – Ты права. Но все же меня задело такое отношение. Я, знаешь ли, довольно самолюбивый мужик. Временами обидчивый и злопамятный.
– Неужели ты и правда считал меня шпионкой, которая решила втереться в доверие и украсть научные работы твоего деда?
– Были подозрения. Как только я догнал, что ты – та самая Алёна, понял, что ошибся. Но все же мне захотелось тебя немного проучить за высокомерие. И заодно лучше разобраться во всей ситуации.
– Мое уважение к тебе падает с каждой минутой. На чью дачу ты меня привел?
– Нашей семье принадлежат два дома в Тридевятово. В одном живу я, в другом – Надежда Абрамовна и дед, когда приезжает.
– Надежда Абрамовна тоже согласилась участвовать в этом представлении?
– Не сказать, что она меня одобряла, но препятствовать не стала. Она любит хорошую шутку, как и я.
– Какое предательство!
– Она потом сделала мне хороший втык, если это тебя успокоит.
– Не успокоило.
– Алёна, пожалуйста, попробуй понять. Я не собирался тебя обманывать. Поначалу мне это показалось забавным. Потом хотелось, чтобы ты узнала именно ту мою сторону. Стала бы ты иметь со мной дело, если бы сразу узнала, что я – профессор Онежин? Твой преподаватель? Согласилась бы встречаться со мной, продолжить наше приключение?
– Не знаю. Зависит от того, как бы ты подал себя. В любом случае это лучше, чем обман.
– Я хотел рассказать. Там, в подвале… но не решился. Алёна, мне было хорошо с тобой и не хотелось все портить. Я говорил правду о своих чувствах. Черт, да у меня вообще такого не было раньше, чтобы я вот так… запал на девушку с первого взгляда! – он шумно вздохнул и крепко потер затылок, потом сцепил синие от татуировок руки в замок, положил на стол и уставился на нее исподлобья.
Он был взволнован. У него на скулах, аккурат над бородой, выступили две красные полосы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Алёна пыталась отчаянно разобраться во всем, что она услышала, взглянуть на ситуацию со стороны.
Его слова ее тронули. Но жгучую обиду и воспоминания об унижении так просто не прогнать. И поверить в его искренность до конца она не могла!
Всю жизнь она шла на поводу у других, всю жизнь ей манипулировали! И вот узнала, что человек, в которого она влюбилась – по-настоящему, не как в Валентина – тоже ей манипулировал. Как с таким примириться!
