Что, чёрт возьми, происходит?
Мой мозг сосредоточенно работает, и я оглядываюсь, пытаясь найти верхнюю одежду, принадлежащую незваным гостям. Но, как назло, все куртки убраны во встроенный зеркальный шкаф, стоящий в прихожей.
Неужели, Зверь с Варей нашли меня?
Так быстро?
Я в Питере чуть больше недели, никто не знал адреса отца и нигде я не оставляла своих контактов. Я даже до сих пор не решилась открыться бабуле, и она до сих пор думает, что я живу в Москве и работаю в издательстве.
Как так?
— Проходи, я думаю, тебе понравится.
Отец подталкивает меня к гостиной своей широкой ладонью. Торможу в дверях. Бросаю беглый взгляд в зеркало, покрываясь коркой льда — вот это видок! Волосы всклокочены, а лицо посерело от нервного напряжения, витающего в воздухе квартиры.
— Викуля, пришла?
Людмила Анатольевна выходит в прихожую, смущённо прижимая ладони к лицу, и переводит трепещущий взгляд на супруга:
— Коленька, рассказал?
— Ещё нет…
Отец разводит руками. Он ничуть не изменился — до сих пор нерешительный и конечно, надеется, что супруга возьмёт всё в свои руки. Внутренности начинают скручиваться в тугой комок от этого странного разговора отца и мачехи, и я закусываю губу. В душе поднимается фонтан волнения, готовый вырваться наружу, и я, понизив голос, шепчу:
— Да что происходит, чёрт возьми?
— Идём, Вика, мы хотим тебя с кое-кем познакомить.
Тётя Люда мягко вкладывает мою озябшую ладонь в свои тонкие пальчики и с силой втаскивает в гостиную. Жмурюсь от яркого света включенной шестирожковой люстры и стараюсь не дышать.
— Познакомься, Викуля.
Распахиваю глаза, устремляя жёсткий взгляд своих ореховых глаз на нежданных гостей, и нахмуриваю брови.
Такого я точно не ожидала увидеть.
Глава 34
Вика
*****
Возле окна в гостиной, в кресле отца, расположился щуплый подросток. Его всклокоченные светлые волосы стоят дыбом, как у рассерженного ёжика, а руки напряжённо вцепились в подлокотники. Одет он в серый джемпер и простые синие джинсы, слегка порванные на коленях.
Возле него, на пушистом белоснежном ковре, имитирующем шерсть какого-то невинно убиенного животного, расположилась маленькая светловолосая девочка лет пяти. В руках малышки оказался зажат игрушечный единорог ярко-сиреневого цвета, которого она трогательно осыпает крошечными поцелуями.
Торможу в дверном проёме, оглядывая незнакомых детей, и выдыхаю.
Чёрт, мне уже везде Зверь мерещится.
Если так пойдёт дальше, я буду шарахаться от всех людей.
Недоумённо осматриваю детей, проводя потными ладошками по своим бёдрам. И почему отец так странно себя вёл со мной в прихожей? Зачем нужен был этот заискивающий взгляд? Очевидно, к ним в гости приехали какие-то дальние родственники, и мне придётся потесниться в своей комнате?
Ну, я не против.
— Проходи, давайте знакомиться.
Тётя Люда мягко подталкивает меня в спину, и выходит на середину комнаты, обводя глазами гостей. Отец задержался где-то позади меня, боясь реакции, и это возрождает в моей душе прохладное волнение, перекатывающееся внутри холодным липким комком.
Бррр.
— Вика, мы с твоим отцом долго думали, перед тем как решиться. Ты ведь помнишь, что я потеряла ребёнка четырнадцать лет назад, так и не испытав радостей материнства.
— Ага.
Трепещу, вспоминая об этом ужасном инциденте, к которому я невольно приложила руку. Похоже, от тяжести моего поступка мне не избавиться и не отмыться никогда. И до самой смерти мне придётся носить этот ужасный камень в душе, съедая себя чёрвяком самобичевания.
— Ты знаешь, мы ведь потом неоднократно пытались снова забеременеть, но ничего не вышло. И я уже почти смирилась с тем, что я не смогу никогда быть мамой.
Сглатываю комок, вставший в горле, и устремляю взгляд на спокойных детей, сидящих тише воды, ниже травы, затаив дыхание. Похоже, они тоже немного страшатся моей реакции, испуганно сжавшись в колючие комочки. Девочка просто уткнулась личиком в плюшевую игрушку, а мальчик исподлобья сканирует меня своими, цвета тёмного шоколада, глазами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А тут недавно мне подруга позвонила. Она в детском доме работает, и рассказала историю, затронувшую меня за живое.
Голос мачехи переходит в состояние дрожи, и я чётко ощущаю, как у неё в душе закипают слёзы. Делаю шаг на встречу, прижимая хрупкое тело женщины к себе, и ощущаю, как часто бьётся её сердце.
Господи, что тут происходит, зачем они мне всё это рассказывают и как, чёрт побери, я могу на что-то повлиять в этом доме, если сама нахожусь в состоянии приживалки?
— В селе под Питером загорелся старый ветхий дом, в котором жила семья Кузнецовых. Отец-алкоголик уснул с зажженной сигаретой, от которой старый бревенчатый дом вспыхнул моментально, как сухая щепка. Хорошо, что мимо проходил сосед — возвращался с ночной смены. Двенадцатилетний мальчик выбежал сам, а за его сестрой соседу пришлось дважды вбегать в горящий дом — малышка забилась под кровать и не подавала признаков жизни. Родители задохнулись, а детей определили в детский дом.
Обвожу взглядом сирот, прижавшихся друг к другу.
В души молниеносно поднимается жгучая волна жалости, которая захлёстывает меня с головой, выбивая из груди сдавленные всхлипывания. Мачеха, видимо не ожидавшая такой реакции, поднимает на меня усталое, мокрое от слёз лицо, и свистящим шёпотом продолжает:
— И знаешь, у меня от этого рассказа всё в душе заломило. Попросила я прислать фотографию мальчика. И ты знаешь, я чуть не умерла, получив фото. Именно так бы выглядел наш не родившийся малыш с Колей — волосы точь-в-точь моего цвета, а глаза, как у мужа.
Голос тёти Люды срывается, переходя в сдавленные рыдания и тогда в гостиную, наконец, входит отец.
— А когда мы узнали, как зовут мальчика, то сразу же поверили в переселение душ. Кузнецов Илья Николаевич. И мы с Людой сынишку хотели Илюхой назвать. И отчество совпадает.
В сердце начинает болезненно щемить, а руки просто ходят ходуном — я не в состоянии даже смахнуть с ресниц капли слёз.
— В общем, поехали мы в этот детский дом. Там и сестрёнку Ильи увидели. И сразу же поняли — наши дети, мы их должны забрать.
Тётя Люда, наконец, продолжает, слегка успокоившись.
— Ага! Пока документы готовили, прошли школу приёмных родителей, по инстанциям побегали, анализы сдавали. И вот — забрали, наконец. Наши они теперь. Илья и Анечка, знакомьтесь.
*****
Отламываю чайной ложкой кусок свежеиспечённого пирога и отправляю его в рот, зажмуриваясь от удовольствия. Голодные, истосковавшиеся по сладостям дети, сидят напротив меня и старательно поглощают лакомство, быстро орудуя ложками.
Тётя Люда подливает всем чай, проводя дрожащей ладошкой по головам детей — сначала мальчика, а потом — девочки. Смотрю на неё, испытывая необычайный прилив нежности — она счастлива, теперь по-настоящему счастлива.
И она это заслужила.
И возраст не важен. Ничего, что отцу чуть больше пятидесяти, а ей — под пятьдесят. Они оба ещё работают, имеют хорошую квартиру и нормальное здоровье. А теперь она, наконец, сможет вложить всю душу и любовь в этих бедных сирот, которые, кроме родителей-алкоголиков в своей жизни ничего больше не видели.
А я помогу. Ведь у меня теперь тоже новый, незнакомый прежде статус. Я — старшая сестра, со всеми вытекающими из этого обязанностями.
Я уже не истеричный подросток, требующий внимания, а взрослая женщина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Этот год они будут ещё доучиваться в той школе, в которую ходили, а на будущий — переведём их в нашу, в которую и ты ходила.
Отец настороженно рассказывает мне о своих планах, и я спокойно киваю. Заглядывает в глаза, боясь увидеть там всевозможные ураганы чувств, сотканные из ревности, обиды и горечи, но — там полный штиль.
