Северокорейцы сумели в условиях многолетней блокады не только выжить и сохранить суверенитет, но и наладить систему жизнеобеспечения (от образования и медицины до науки и армии), добиться впечатляющих по любому счёту успехов, включая космическую и ядерную программы, которые по силам считаным государствам на Земле. Как сформулировал Ким Чен Ир, «мир движут не деньги или атомная бомба, а великие идеи». Другой его афоризм: «Сталь получают только в печи, где высокая температура; крепкие и красивые цветы растут, как правило, под дождём, на ветру, в поле». Атомной и космической державой КНДР стала при Киме Третьем. Дед, Великий вождь, остался Вечным Президентом КНДР, отца называли Великим Руководителем, Ына величают Высшим руководителем и Блистательным товарищем.
Как ни странно, идеи чучхе актуальны для России – сегодня и всегда. Железный занавес может быть не губительным, а спасительным. В мире есть всего несколько стран, которые могут позволить себе чучхе. Россия – одна из них. Просто потому, что у нас есть всё – от Балтики до Чукотки, от Уралвагонзавода до космодрома Восточного. Всё – кроме, может быть, кофе.
Пусть Северная Корея беднее Южной, но как в осадных условиях Пхеньян смог жить, создать оружие, обеспечить экономический рост? Ужесточение санкций не привело к социально-экономической нестабильности или волнениям. Доктор экономических наук кореевед Светлана Суслина пишет: нельзя однозначно сказать, кто выиграл в гонке Севера и Юга, потому что неизвестно, каким бы вышел результат, будь страны поставлены в равные условия. В основе успеха Юга – внеэкономические причины: ни одна азиатская страна не имела столь крупных инъекций иностранного капитала, как этот американский плацдарм.
Лишь последние семьдесят с лишним лет Пхеньян независим. С начала ХХ века – японская оккупация, в 1950–1953 годах – жуткая война. Дело прошлое? Нет: Буш-младший включает КНДР в «ось зла», развесёлые голливудские кинематографисты снимают фильм «Интервью» об убийстве Ким Чен Ына – вот информационный контекст, в котором живёт КНДР. «Можно обойтись без конфет и печенья, но нельзя без патронов и оружия», – сказал Ким Чен Ир. У северян есть причины не доверять ни заморским, ни заокеанским соседям. Стокгольмский синдром на противоположном конце евразийской диагонали не действует.
В 1968 году северокорейцы захватили у своих берегов американский корабль-разведчик «Пуэбло». На борту находились 83 человека, один был убит при штурме. Штаты пригрозили отобрать «приз» силой и выслали в закипающее Японское море две авианосные группы. Командующий ТОФ адмирал Амелько отправил к корейским берегам корабли и подлодки, в воздух поднялись ракетоносцы. Ким Ир Сен заявил: на возмездие Корея ответит возмездием, на тотальную войну – тотальной войной. В итоге США пришлось сочинить едва ли не единственную в своей истории извинительную ноту, чтобы вернуть хотя бы пленных. «Пуэбло», официально до сих пор числящийся в составе флота США, стоит в центре Пхеньяна на набережной Тэдона как плавучий музей. А ведь тогда у КНДР ещё не было ракет.
В 2018 году всемогущие США пошли на переговоры с КНДР. Политика Пхеньяна – гнуть свою линию – себя оправдала. Чуточку понятнее для внешнего мира мог бы сделать Северную Корею встряхнувший планету коронавирус. Эта страна давно живёт в режиме самоизоляции, боясь проникновения заразы извне; соблюдает социальную дистанцию с миром, носит маску, которую в 2020 году надело всё так называемое открытое общество.
Сегодня в КНДР есть и мобильники, и интернет, и особые экономические зоны. Идеи чучхе не особо мешают постепенной «интеграции в мировое сообщество». Кореевед Андрей Ланьков доказывает: не будучи признанными официально, де-факто в Северной Корее давно и успешно бытуют рыночные отношения. При Киме Втором рынок терпели как неизбежное зло, при Третьем стали поощрять. Страна живёт в режиме государственно-частного партнёрства: коммерческие фирмы массово регистрируются как казённые предприятия. «Практика работы под государственной крышей… является стандартной для нового северокорейского бизнеса», – пишет Ланьков. Появилась даже своя буржуазия. Так что представление о КНДР как о стране сугубо коммунистической и антирыночной давно устарело. В 2002 году северокорейские газеты лишились лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», в 2012-м с главной площади Пхеньяна исчезли портреты Маркса и Ленина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но даже меняясь, КНДР остаётся собой. «Жить по-нашему!» – говорил Ким Чен Ир. Сколько мы слышали о том, что КНДР не выдержит изоляции и развалится, что политика Кимов неэффективна… А Корея выстояла. Отчаянный Давид с ядерной пращой идёт своим путём.
Кажется, ни Север, ни Юг не верят в объединение, о котором столько говорят. Если понимать нацию как общность не кровную, а социально-культурно-политическую, то следует признать: в Корее кристаллизуются две нации. Северяне и южане расходятся всё дальше, как два рукава одной реки. Выросло несколько поколений, для которых два корейских государства – данность. 38-я параллель из границы географической превратилась в ментальную. Даже язык отличается всё сильнее – не совсем ясно, считать ли северокорейский и южнокорейский различными диалектами одного языка или это уже разные языки.
Кореи бросает то в жар, то в холод по отношению друг к другу. На корейско-корейской границе продолжается 1953 год. В Пханмунджоме, в так называемой демилитаризованной зоне (248-километровая DMZ рассекает полуостров надвое, её ширина – 4 километра, по 2 с каждой стороны, до Сеула от неё – всего 50 километров), стоят друг напротив друга, вернее, враг напротив врага, северокорейские пограничники и американские военные. Точка соприкосновения антимиров, реликтовый железный занавес. Здесь чувствуется напряжение настоящей жизни, нерв истории, а не глобальный Голливуд вперемешку с Диснейлендом.
Смотрю на молчаливые изваяния – худощавого северокорейца в форме, напоминающей старую советскую, и дюжего детину-американца. Они стоят на расстоянии не то что выстрела – прыжка. Их лица непроницаемы. Когда они встречаются взглядами, в воздухе вспыхивают электрические разряды. Огонь прекращён, но не погашен.
Аллея «МиГов»
Вторая мировая была войной самолётов поршневых. Корейская стала первой войной реактивных. И в то же время – последней, на которой поршневые машины ещё играли значимую роль.
Инцидент на «Сухой Речке»
Драконово дыхание той войны почти сразу коснулось советского Дальнего Востока.
26 июня 1950 года, на второй её день, кабельное судно «Пластун» 5-го Военно-морского флота СССР[41] приняло бой с отрядом южнокорейских кораблей в Корейском проливе, неподалёку от Цусимы. «Пластун», изначально рыболовный траулер 1931 года постройки, шёл из Владивостока в Порт-Артур. Когда на 38-й параллели начались бои, судно, находившееся в нейтральных водах, обстрелял патрульный корабль Южной Кореи. Разрывом снаряда смертельно ранило командира – капитан-лейтенанта Колесникова. Командование принял раненый помощник – старший лейтенант Ковалёв, приказал открыть ответный огонь. Вскоре южнокорейский «Пэктусан», на котором оказалось двое погибших и двое раненых, и три неустановленных корабля удалились. На «Пластуне», помимо командира, погибли связист матрос Туркин, машинист старшина 2-й статьи Еремеев, были раненые. Повреждённый корабль вернулся во Владивосток. Согласно южнокорейской версии, «Пластун» якобы имел на борту северокорейский десант.
4 сентября 1950 года в Жёлтом море у Порт-Артура палубными «корсарами» с американского авианосца «Вэлли Фордж» был сбит советский (полученный когда-то по ленд-лизу) разведчик А-20 Тихоокеанского флота. Все трое членов экипажа – старший лейтенант Константин Карпаев, лейтенант Геннадий Мишин и младший сержант Александр Макагонов – стали следующими нашими жертвами Корейской войны.
