— Для сохранности, — без промедления откликнулась родительница. — Разумеется, туда, где бумаги будут храниться в целости. «Рукописи не горят», верно. Но кто убережет бумаги, если в наше с тобой отсутствие квартиру зальют?
Хм... Ладно, допустим.
— Скажи, пожалуйста, у тебя остался список контактов па по переписке? По которому ты делала рассылку, когда...
Это всякий раз срабатывает. Главное, не переборщить.
— Прости, милый. Не помню, куда я его убрала. Может быть, выбросила.
— Зачем? — изумился.
— А зачем было бы его держать в доме? — изумилась в ответ мать. — За ненадобностью, сын. Ты задаешь сегодня странные вопросы. Ты здоров? Хорошо себя чувствуешь? Спишь и питаешься нормально?
— Да, ма, нормально, — отмахнулся. — А ты не думала завершить свой вояж? Вернуться... Чтобы знать, как твой сын. Не раз в месяц по телефону.
«Или ты уже вернулась, ма?»
— Скажешь тоже! — выдохнула она. — Мой сын взрослый, самостоятельный. Не нуждается в том, чтобы его контролировали. Ведь так? О, кажется, связь начинает барахлить. Здесь были грозы и...
...И конец беседы, гудки в трубке. Я размахнулся, швырнул старый дисковый аппарат в стенку. Шнур выдернулся, пластик разбился, открывая металлическое нутро с проводочками. Трубка уцелела, зацепилась витым шнуром за подлокотник дивана.
К черту. Ждать повторного сеанса связи с Францией до сентября не стоит. Вот и оттащу старый хлам на помойку, за ненадобностью, как только что сказала мать.
Что мне дал этот разговор, кроме размытых сведений о некоем Клоде? Да ничего, собственно.
Слов было сказано немало. Ответов дано — ноль. Даже вопросы далеко не все успел задать...
Хорошо же. Самостоятельный, сам и разберусь. Хуже то, что вместо загадок «шахматистов», сути работы отца и прочих важных вещей меня сильнее всего заботит сейчас одно: кого я тогда видел в джипе на Невском? Была ли это мать или просто похожая на нее женщина?
И не спросишь... Я вздохнул, собрал наиболее крупные куски мусора, еще недавно исправно работавшие средством связи. Пошел на кухню, сдаваться Кошару. Он не любит, когда мусорят, и мчит убирать.
Шерстистый встретил под дверью. Явно ждал, прислушивался.
— Сломался, — буркнул я про останки аппарата в руках. — Новый куплю, современный и с кнопочками.
[1] А.С. Пушкин. «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди».
[2] Отчаянные времена требуют отчаянных решений.
[3] Марк Аврелий. «Наедине с собой».
Часть 5
После умывания, перекуса и всякого такого, что нормальные люди делают по утрам, а я — в шестнадцать часов, ближе к вечеру — занялся обзвоном. Не по городскому аппарату, мир его останкам, а по мобильнику.
Первым делом договорился о встрече с Федей Ивановной. Ее пожеланиями не стоит пренебрегать, опять же, будем считать это проявлением уважения к возрасту.
Вторым звонком я растревожил спящую Лену Курьянову. Или это был не сон, а какой-то специфический метод медитации — не разобрался.
— Хелен, звезда моя, у меня есть к тебе эксклюзивное предложение, — с интонациями зазывалы-рекламщика выдал я, прижимая к уху Нокию. — Причем эксклюзивность его имеет срок годности, так как время не ждет. Кроме прочего, мое предложение позволит тебе выбраться из пыли библиотечных завалов.
— Всё вы, смертные, суетитесь, — фыркнула в ответ вурдалачка. — Излагай свое предложение.
— Нужно разыскать одного человека... — замялся, переформулировал. — Не обязательно человека. Известно имя — Клод. Предполагаемое происхождение — потомок графа Калиостро. И город проживания известен.
С таким предком, если Клод не заливал о своих корнях, «народными методами исцеления» вполне могут являться и знахарство с алхимией.
— Фамилия? Возраст? Род деятельности? — тут же завалила меня вопросами Хелен.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Бывший студент Сорбонны, переквалифицировался в спеца по народной медицине, — ответил только на последнее. — Прочее неизвестно.
Лена задумчиво помычала в трубку.
— И город, надо думать, не Санкт-Петербург? Иначе ты бы не стал акцентировать на нем внимание.
— Париж, Франция, — не стал отпираться. — Заметь, я не сказал, что будет легко.
— Легко?! — немертвая девушка взвилась так, что я это чуть ли не увидел, не то, что услышал через динамик. — Ты представляешь, сколько в Париже может быть Клодов?! Сколько и блох на бродячей собаке!
— Сколько и Ванек в Питере, — поддержал я ее в справедливом возмущении. — Знай я больше, нашел бы его по другим каналам. Это было бы куда проще и без нервотрепки.
— Так, — скрипнула зубами моя собеседница. — Зачем тебе этот Клод? И зачем мне — нам — его поиски?
— Прости, наверное, мне с этого и следовало начать, — повинился. — Это давний знакомый отца. Есть предположение, что он в курсе того, над чем работал папа. Он — отец — писал этому Клоду незадолго до своей... кончины. Как много известно французу, готов ли он к диалогу — это отдельные вопросы. Они не имеют смысла до тех пор, пока Клод не найден, пока мы не с ним не поговорили.
— Ты не ответил про интерес моей семьи, — холодно напомнила Лена.
— Нет, прелестница, это ты не дослушала, — весело откликнулся. — Вечно вы, бессмертные, проявляете нетерпение.
Нежить хмыкнула. Одобрительно, кажется.
— Если вы выйдете на Клода, — продолжил уже другим тоном. — И тот действительно знает, чем занимался отец, тогда есть ненулевой шанс, что ты и твоя семья получите ключ к последней работе профессора Бельского. И, возможно, сможете ее повторить. Или хотя бы понять. Или найти способы противодействия. Тут, сама понимаешь, результаты будут зависеть от приложенных усилий.
Вурдалачка молчала с полминуты.
— Это все при условии, что Дмитрий Иванович действительно разработал слова против дара, — проговорила она после раздумий. — И этот Клод может ничего не знать, может отказаться говорить, может...
— Может оказаться пустышкой, — добавил в тон. — А может — джекпотом. Лен, ты в праве отказать, я не обижусь. Все нормально, интересы семьи выше любопытства. Ноль претензий, если что. Я просто обращусь к другим. Сегодня вечером у меня встреча с Федей Ивановной Палеолог, а та дважды изъявляла интерес к работам отца. Затем еще с ведьмами буду пересекаться, те сейчас за любую ниточку уцепиться готовы, так их прижали, прямо аж пятки горят. А еще есть законники. Интерпол, да что угодно. Я найду решение.
— Ты меня сейчас шантажируешь? — искренне изумилась Хелен.
— Что ты?! — воскликнул. — Как можно? Я обратился к тебе первой — в знак дружеского расположения. Всего лишь обозначил альтернативные пути и гипотетических помощников в поисках. Эти стороны хорошо мотивированы, однако у меня не возникло раздумий вроде: «А с кем мне будет выгоднее договориться?» Нет, драгоценная немертвая подруга, я сразу позвонил тебе, именно тебе, как только получил информацию.
— Ай, болтун, ай, нахал, — рассмеялась она. — Тебе бы в шоу комическом выступать, имел бы успех. Кроме шуток: это дело предполагает вовлечение не только моей семьи. Европа... Это сложно.
— В Европе нет вурдалаков? — удивился вслух. — Мне думалось, там их пруд пруди.
— В Европе есть вурдалаки, — опровергла предположение Хелен. — А я просила без шуток. Мне нужно время. Это решение не мне принимать, я должна посоветоваться с мужем.
— Конечно, — легко согласился я, потому как заранее предполагал такой ответ. — Только я на той неделе уеду из города. Дайте мне знать до отъезда, готовы вы заняться поисками или нет. Принципиально «да» или принципиально «нет».
— Это приемлемо, — поставила точку в разговоре Хелен.
— Привет, — смущенно улыбнулась мне соседка.
