разночинец. За неимением обуви в классах не было 9 благородных учеников и 6 разночинцев»[422].
Что этот рапорт рисует положение, типичное для университета первых лет его существования, подтверждает ордер Шувалова от 3-го ноября 1757 года. «Я слышал, что не только разночинцы, но и благородные ученики, как сказывают и сожаления достойно, великую нужду терпят в платье, обуви и пище»[423], — писал он в канцелярию университета. Нужда студентов и гимназистов была так велика, что Шувалов предлагал немедленно принять необходимые меры и положить конец невыгодным для университета разговорам.
Получается довольно ясная картина. «Благородные» студенты и гимназисты не имеют средств на покупку учебников, голодают, сидят без сапог и платья и не могут ходить из-за этого на занятия. Являясь по сословному признаку дворянами, они по имущественному положению мало чем отличаются от разночинцев. Когда в мае 1762 г. Шувалов явился в Академию художеств и установил, что ряд учеников не ходит в классы из-за отсутствия обуви, это не вызвало у него удивления[424]. Ведь Академия художеств с самого начала комплектовалась из разночинцев. Титулованные и богатые дворяне, о пребывании которых в университете с восторгом писал Шевырев, в действительности редко кончали гимназию, очень редко кончали университет и никогда не оставались в нем после окончания.
Основную массу и профессуры, и студенчества в первые десятилетия существования Московского университета составляли разночинцы. Гибель университетского архива в 1812 году лишает нас возможности проследить состав студентов год за годом.
Однако в ЦГАДА сохранилась ведомость студентов за 1764 год, подписанная В. Адодуровым и М. Херасковым[425]. В момент составления ведомости на казенном содержании состояло 25 человек: 5 дворян и 20 разночинцев. В отношении дворян составители ведомости употребили весьма характерную оговорку, «а подлинно ли из дворян университету неизвестно». Один из этих дворян был сыном армейского прапорщика, двое — армейских капитанов, о чинах родителей двух остальных неизвестно. Точно так же нет данных и о занятиях родителей ряда студентов-разночинцев, но и те данные, которые имеются в ведомости, достаточно ясны:
Илья Федоров — сын отставного капрала,
Иван Кудрин — сын солдата,
Иван Смирной — сын солдата,
Харитон Чеботарев — сын сержанта,
Петр Барышников — сын солдата,
Николай Рубиновский — сын ротмистра Слободского полка,
Федор Юдин — сын сержанта,
Дмитрий Синьковский — сын учителя Коломенской семинарии,
Николай Данилевский — сын канцеляриста Белгородской консистории,
Михаил Пермский — сын дьячка,
Василий Санковский — сын священника,
Семен Сватковский — сын церковника.
О Федоре Левицком, Иване Калиновском, Родионе Гвоздиковском, Александре Лятошевиче, Федоре Щербатском, Петре Лицине и Александре Райче говорится лишь, что они разночинцы, прибывшие из Киевской, Троицкой, Новгородской и Белгородской семинарий. О студенте же Андрее Нарвинском сказано, что он польский шляхтич, обучавшийся прежде в смоленской семинарии. Судя по тому, что он долгое время работал в младших классах гимназии на грошевом жаловании, ясно, что никакого имения у него не было. Таким образом, из 12 человек, о родителях которых имеются сведения, — 7 солдатских детей, 3 детей церковников, 1 сын канцеляриста, 1 сын учителя[426].
Но в ведомости имеется еще одна очень интересная и важная вещь. После списка казенных студентов следует «Ведомость о студентах, которые за неимением вакаций состоят на казенном ученическом содержании».
Эта ведомость показывает, что студентов, находившихся на казенном содержании, в действительности было значительно больше, чем значилось официально. Из года в год число студентов, находящихся на казенном содержании, показывалось 30 человек. В действительности же часть студентов не указывалась в списках лишь потому, что для них не было свободных штатных вакансий. В ведомости значится 15 человек: 3 дворянина и 12 разночинцев. Из студентов-дворян: 1 — сын сержанта, один — прапорщика и один — поручика. Другими словами, все трое являются детьми служилой мелкоты. Очень ярок и показателен состав разночинцев, входящих в эту часть ведомости:
Гаврило Журавлев — «бывшего директора Аргамакова крепостной, определен по данному ему вечно на волю отпускному письму»,
Алексей Гладкой — сын отставного сержанта,
Трофим Вишняков — сын отставного солдата,
Иван Зыков — сын солдата,
Матвей Донской — сын отставного солдата,
Иван Травкин — сын солдата,
Иван Федоров — сын солдата,
Андрей Максимов — сын солдата,
Сергей Иванов — сын сержанта,
Максим Егоров — сын церковника,
Яков Яковлев — сын церковника,
Григорий Расповский — сын польского архимандрита (?!).
Из 12 разночинцев оказывается: 1 крепостной, 8 детей солдат, 3 детей церковников[427].
Третью часть ведомости составляет список 8 студентов, «обучающихся на своем иждивении». В их числе один дворянин и 7 разночинцев. Двое разночинцев (Андрей Рогов и Иван Мастинский), очевидно, являются детьми канцеляристов, так как против их фамилий отмечено: «содержатся за счет конюшенной канцелярии». Один (Иван Шиллинг) сын учителя и 4 украинца — дети сотников, есаулов и т. п.[428]
Подведем итоги всем трем разделам ведомости. В 1764 г. в университете было 48 студентов, из них только 9 дворян, 39 студентов (или более 80 %) были разночинцами. Из 31 разночинца больше половины были детьми солдат (19 человек), 6 — дети церковников, 3 — канцеляристов, 2 — учителей, 1 — крепостной (о 8 человеках мы не имеем никаких сведений, кроме того, что они были разночинцами).
Картина получается еще более яркая, чем в 1755 году. За 9 лет своего существования Московский университет не только не «одворянился», но стал еще более демократическим, разночинным. К концу 1764 года, как это показывает «известие об учениках и студентах Московского Университета», составленное Адодуровым и Херасковым для Екатерины II, было на казенном содержании 55 студентов (вместе со студентами, получавшими жалование учеников). Из них 10 дворян и 45 разночинцев (82 %). В 1766 году из гимназии в университет было переведено 18 человек, из них 3 дворянина и 15 разночинцев (83,4 %)[429].
Все эти данные говорят о том, что разночинный состав был не случайным явлением, а определенным направлением в работе университета. Разночинцы, солдатские дети составляли большинство и студентов, и профессуры как Московского, так и руководимого Ломоносовым академического университета, о составе которого говорилось выше.
Мы уже говорили о той расправе, которая была устроена после смерти Ломоносова над академическим университетом по прямому указанию Екатерины II. Совершенно не устраивало крепостников и превращение Московского университета в центр передового направления в русской культуре и науке, чему способствовал демократический состав его учащихся. Через своего секретаря Олсуфьева Екатерина II «советовала» университету подготовить и представить ей на утверждение проект воспитательного училища, взяв за основу Смольный
