Все продовольствие Швейцарии не спасет Хаукинза, если не будет прислуги. А несколько хорошо продуманных фраз, высказанных водителям машин, в частности, таких, как «вы совершаете международное преступление», или «вас ожидает пожизненное лишение свободы», или «вы несете личную ответственность за содеянное», почти наверняка приведут к тому, что автопоезд из лимузинов, мотоциклов, бульдозера и трактора, ревя, будто стадо ослов, переберется через замковый ров и смотается подальше от Махенфельда на безопасную территорию.
Сэма так поглотила его контрстратегия, что он не сразу почувствовал, как его трусы спали с бедер до лодыжек. Он подтянул их на место, но стоило лишь убрать руки, как они снова упали вниз.
Занимаясь непослушными трусами, он подумал с чувством удовлетворения, что любовные игры с Джинни Гринберг доставляют ему истинное удовольствие. Но сейчас у него не было времени ни для подобных забав, ни для воспоминаний. Его ожидали серьезные дела.
Часы показывали около одиннадцати. Он и не предполагал, что проспал так долго. А все игры с Джинни — они не только возбуждали, но и отнимали силы. В его распоряжении оставалось всего пять-шесть часов — времени не так уж много, чтобы разогнать всю эту махенфельдскую кодлу. Имевшийся здесь столь большой штат прислуги, по-видимому, нужен был вовсе не для того, чтобы обслуживать одного лишь хозяина да его гостей. Впрочем, стоит ли задумываться сейчас над этим? Главное — выгнать слуг отсюда, заставить убраться из Махенфельда, и так, чтобы они не вздумали вернуться. Никогда. Главная его задача — убедить обслуживающий персонал в том, что Махенфельд угрожает свободе и жизни каждого из них и, следовательно, они должны понимать, что здесь им не место.
Итак — прочь отсюда!
Замок должен быть всеми покинут!
Но что предпримет в связи с этим Маккензи?
Что он сделает, потягивая свою неизменную сигару?
Это было важнейшим вопросом теории и практики!
Проклятье! «Важнейший вопрос теории и практики»! Боже мой, он даже мыслить стал, как Маккензи Хаукинз! Будь смелее, Сэм! Смелее и жестче! Возьми быка за рога и...
Однако прежде всего ему следует одеться. Сэм вошел через стеклянную доверь в комнату. Джинни пошевелилась на постели и что-то тихо пробормотала, после чего сунула голову еще глубже под сбившееся на сторону одеяло. Он быстрыми, но неслышными шагами подошел к креслу и взял с него свой чемодан. Нажал на замки и открыл его.
Чемодан был пуст.
Совершенно пуст. В нем не было ни одной вещи.
Он заглянул в шкаф.
Точнее — в шкафы. Их было четыре.
И в них — ничего. Пусто. Только одежда Джинни.
Надо же, черт возьми!
Он бросился к резной двери и отворил ее.
У противоположной стены, как раз напротив двери, сидел тот тип в черном берете, с золотыми зубами и раскосыми глазами. Он внимательно наблюдал за энергичными движениями Сэма. На его лице отразилось некоторое, понятное в данной ситуации смущение. И — ни намека на усмешку.
— Где моя одежда? — заорал Дивероу. топчась возле двери.
— Она в прачечной, мой господин, — ответил Черный Берет с акцентом уроженца одного из немецких кантонов Швейцарии.
— Вся?
— Да. Таков обычай замка Махенфельд. Она была грязной.
— Но это ерунда! — вскричал Сэм. И тут же понизил голос, чтобы не разбудить Джинни. — Меня никто не спросил...
— Вы спали, мой господин, — перебил его Черный Берет и вызывающе осклабился, посверкивая золотым зубом. — Вы очень устали, мой господин.
— Ладно, но сейчас я очень зол! И требую вернуть мою одежду! Сейчас же!
— Я не могу этого сделать.
— Почему?
— Сегодня у прачечной выходной.
— Что?! Тогда почему же вы отдали мою одежду?
— Я уже сказал, мой господин: ваша одежда была грязной.
Сэм уставился на раскосые глаза Черного Берета. Они зловеще сузились. Золотого зуба не было больше видно, потому что с лица его владельца исчез оскал, тотчас замещенный крепко сжатым тонкогубым ртом.
Дивероу плюнул и захлопнул дверь. Случившееся следовало обдумать. Он должен, как говорит Мак, сделать свой выбор. Принять решение. И он примет его, сделает свой выбор.
Сэм не считал себя храбрецом или задирой, но он не был и трусом, а был милым крупным парнем и, независимо от того, что сказала в Берлине Лилиан, находился в данный момент в неплохой форме. Приняв все это во внимание, он решил, что мог бы дать хорошую взбучку Черному Берету, стоявшему за дверью в холле. Ведь не может же он голым спуститься вниз по лестнице.
«Итак, сделай свой выбор!» — приказал он себе мысленно.
Выбор номер один, представлявший собой первый вариант возможных решений, был сделан. И тут же отвергнут.
Вернувшись от двери, Сэм поднял с пола свои трусы. Натянул их на себя, подтянул повыше и, придерживая руками, вышел на балкон.
Его комната располагалась на третьем этаже. Прямо под его балконом находился другой балкон, и, если связать вместе длинные занавески окна, то их с известной долей осторожности можно будет использовать вместо веревки.
«Итак, выбирай!» — снова приказал он себе. В общем-то, идея осуществима. Оставалось только проверить выбор номера два на практике.
Он снова прошел в комнату и внимательно исследовал занавески. Как сказала бы его мамаша в Квинси, они были очень эластичны. Шелковые, волнистые и на вид не очень прочные. Выбирай же, Сэм!.. Но и выбор номер два был им отброшен.
Тут он обратил внимание на простыню на постели. Зазывные же взгляды Регины, которая, проснувшись, сбросила с себя одеяло, проигнорировал. В голове билась лишь мысль: простыня и занавески могли бы в определенных комбинациях заменить одежду.
Выбор номер два был им реабилитирован, хотя и в модифицированном виде.
На повестке дня — боевая форма одежды.
Впрочем, это проблематично. С формой, по-видимому, ничего не выйдет, остается просто одежда.
Однако, решил Сэм, не отвергая вновь выбора номер два и, считая его вполне реалистичным, следует в то же время рассмотреть и варианты номер три и номер четыре. И если принять их к исполнению, то, возможно, успокоится наконец и его ноющий желудок. Он обежит вокруг Махенфельда в то и дело сползающих с талии трусах или же попытается натянуть на себя одну из ситцевых одежек Джинни и даже застегнуть металлическую «молнию».
Бегущий человек, несомненно, привлечет внимание и развевающимися по ветру трусами, и платьем Джинни. Но вовсе не исключено, что кто-то примет его наряд за последний крик парижской моды... Нет, уж лучше подумать о вариантах номер пять и номер шесть.
Впрочем, все это чепуха!
Ему необходимо сохранять хладнокровие, взять себя в руки, обдумать спокойно. Неторопливо.
Он не мог и мысли допустить о том, чтобы такая мелочь, как одежда, сорвала его план изолирования замка от внешнего мира. Как бы поступил в данной ситуации Хаукинз? И какое из своих дьявольских изречений употребил бы в отношении тех, кто должен покинуть Махенфельд?
Вспомогательный персонал! Именно так!
Сэм снова выбежал на балкон. Человек в поварском колпаке все еще проверял счета. Это, видимо, занятие на неделю.
— Пет! Пет! — позвал его Сэм. И, перегнувшись через балконные перила, вспомнил в последний момент, что не может выпустить из рук трусы.
— Эй!.. Эй, вы там! — громко прошептал он. Человек в колпаке оторвал голову от счетов и взглянул на него. Поначалу испугался, но потом на лице его
появилась широкая улыбка.
— Ах, бонжур, мсье! Что вам угодно? — выкрикнул он в ответ.
Сэм поднес палец к губам и прошипел: «Тсс!» — после чего позвал его рукой.
Прежде чем приблизиться к Сэму, человек в колпаке убрал свои бумаги, не забыв сделать на них последнюю пометку. Затем, задрав голову кверху, спросил:
— Слушаю вас, мсье. Что вам угодно?
— Меня заточили здесь, сделали узником, — прошептал Дивероу с торжественной настойчивостью и как можно убедительнее. — У меня забрали всю одежду. Мне нужно во что-то одеться. Когда я спущусь вниз, я сумею отблагодарить вас и всех, кто работает с вами на кухне. Мне необходимо вам сказать нечто весьма важное. Я адвокат...
Человек в колпаке почесал плешь и произнес пофранцузски длинную фразу, из которой Сэм понял только слово «мсье».
— Кто?.. Что? — переспросил Дивероу и повторил: — Мне нужна одежда. Понятно? Это все, что мне необходимо. Мне нужны башмаки и брюки! Понимаете? Брюки и башмаки. Притом немедленно. Пожалуйста!
Недоумение на лице мужчины сменилось подозрительностью, а то и отвращением, подкрепленным явной враждебностью. Он поднял руку, погрозил Сэму пальцем и снова пролепетал что-то по-французски, оставшееся за пределами его понимания. Потом покачал головой и направился к ящикам с провизией.
— Погодите! Ради Бога, задержитесь на минутку! — взмолился Сэм.
— Повар — француз, мой господин, но он не из тех французов, которые нужны вам, — раздался чей-то голос снизу, с балкона, находившегося под тем, на котором стоял Сэм Дивероу. Говоривший был огромным лысым мужчиной с широченными плечами. — Вы думаете, что сделали ему очень выгодное предложение. Но, уверяю вас, оно его не заинтересовало.
