Эпиктет. Беседы, 3.20.4
– Здоровье – благо, а болезнь – зло? – Нет, человек. – Но что? – Правильно быть здоровым – благо, неправильно – зло.
А вот из Сенеки:
Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 82.14
Так и всему, что мы называем «безразличным» и «стоящим посредине»: богатствам, могуществу, красоте, почестям, царской власти, и наоборот – смерти, ссылке, нездоровью, страданиям, и всему, чего мы больше или меньше боимся, дает имя добра или зла злонравие либо добродетель. Кусок железа сам по себе не горяч и не холоден, но в кузнечной печи он раскаляется, в воде остывает.
Как следует из этого отрывка, здоровье, богатство и другие внешние вещи, которые сами по себе не являются добром или злом, стоики называли «безразличным». Те же из них, которые приносят пользу при мудром применении, именовались «предпочтительным безразличным».
Добродетель и знание. Дополняя свое утверждение о том, что счастье неотделимо от добродетели, Сократ заявлял, что добродетель сводится к знанию или пониманию (а порок к невежеству). Сравните это с суждениями стоиков на ту же тему:
Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 31.6
Что же есть благо? Знание. Что есть зло? Незнание.
Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 88.28
Лишь одно делает душу совершенной: незыблемое знание добра и зла.
Эпиктет. Беседы, 1.11.11
Да ведь не знать критериев цвета и запаха, и вкуса тоже, это, может быть, не великий ущерб, а человеку не знать критериев блага и зла и того, что по природе и что не по природе, это, по-твоему, малый ущерб?
Стоицизм выводит из сократических поучений практический смысл. Стоики рассказывают, как справляться с различными жизненными проблемами: тщеславием, гневом, страхом, жадностью. Они, в отличие от Сократа, не говорят, что все это – проблемы знания. Стоические мыслители показывают, каким именно образом их можно решить. Отправной точкой для них служит предположение, что те проблемы, которые мы встречаем в мире, на самом деле находятся в нашем мышлении. Примером здесь выступает подход Сократа к его собственной проблеме.
Эпиктет. Энхиридион, 5
Людей в смятение приводят не сами вещи, но их собственные представления об этих вещах. Например, в смерти нет ничего ужасного, поскольку в противном случае так показалось бы и Сократу. Однако, поскольку мнение о смерти внушает страх, то оно есть причина страха. Так вот всякий раз, когда нам случается испытывать затруднения, находиться в смятении или печали, не будем обвинять никого другого, кроме самих себя, то есть наши мнения.
Цицерон описывал стоическую перспективу похожим образом:
Цицерон. Тускуланские беседы, 4.VII
Так, скорбь – это свежее мнение о насущном зле, перед которым душа словно позволяет себе сжаться и расслабиться; радость – свежее мнение о насущном благе, при котором словно бы позволительно душевное ликование; страх – мнение о грозящем зле, кажущемся непереносимым; желание – мнение о будущем благе, которое легко может наступить и быть достигнуто.
Сравните со следующим фрагментом из «Государства»:
Государство, 429b–c
СОКРАТ. Мужество я считаю некой сохранностью.
ГЛАВКОН. Какой такой сохранностью?
СОКРАТ. Той, что сохраняет определенное мнение об опасности, – что она такое и какова она. Образуется это мнение под воспитывающим воздействием закона.
Если добродетель – форма знания, а дурное поведение – результат невежества или ошибочных мнений, то что из этого следует? Один из ответов, который дают стоики, состоит из единственного слова: «терпимость». Когда люди злят других или поступают неправильно, это происходит потому, что они не знают, как поступить лучше. Если помнить об этом, то можно стать добрее. Марк Аврелий рассуждает об этом, опираясь на Сократа:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Марк Аврелий. Размышления, 7.63
«Всякая душа – говорит он, – лишается истины против своей воли». Но точно так же и справедливости, и благоразумия, и благожелательности, и всего другого в этом роде. В высшей степени необходимо постоянно думать об этом, ибо тогда ты будешь более кротко относиться ко всем.
Марк Аврелий. Размышления, 2.1
Поутру следует сказать себе: «Сегодня мне придется столкнуться с людьми навязчивыми, неблагодарными, заносчивыми, коварными, завистливыми, неуживчивыми. Эти свойства проистекают от незнания ими добра и зла.
В других случаях стоики говорят, что людей, которые совершают дурные поступки, следует жалеть. Эти бедняги заблуждаются или этически неполноценны и в любом случае представляют собой печальное зрелище.
Эпиктет. Беседы, 1.28.9
Что же ты негодуешь на нее за то, что эта несчастная заблуждается в самых важных вещах и вместо человека стала гадюкой? А не лучше ли тебе, если на то пошло, как мы жалеем слепых, как жалеем хромых, так жалеть ослепших и охромевших в самых главных вещах?
Эпиктет предлагал считать людей, совершающих зло, жертвами. Ранее мы уже сталкивались с мыслью Сократа о том, что те, кто плохо обходится с другими, сами находятся в еще худшем положении, и вот одно из объяснений того, почему они обмануты (возможно, самими собой).
Эпиктет. Энхиридион, 42
Всякий раз, когда кто-то причинит тебе зло или дурно о тебе отзовется, помни, что он делает или говорит это, будучи в уверенности, что это входит в его обязанность. Поэтому невозможно, чтобы он следовал твоим, а не своим представлениям. Следовательно, если твое представление покажется ему ложным, то вред испытает тот, кто впал в заблуждение. Ведь если истинное соединение кто-то сочтет ложным, то вред терпит не соединение, а человек, впавший в заблуждение. Исходя из этих принципов, ты равнодушно отнесешься к своему порицателю. При каждом случае говори: «Ему показалось».
Эмоции. Как отмечалось в главе 14, Сократа иногда критикуют за то, что он слишком мало внимания уделяет эмоциям[220]. Его модель функционирования человека кажется исключительно интеллектуальной. Однако стоики объясняют эмоции более полно, при этом по-прежнему придерживаясь сократического уравнивания (или почти уравнивания) счастья, добродетели и знания. Если вдруг у вас возникает на что-то эмоциональная реакция, то это реакция не на саму вещь, а на ваши мысли о ней, то есть на ваше понимание этой вещи. Понимание же проистекает из ваших знаний или из их отсутствия, а этот фактор способен меняться.
Во всем этом можно увидеть дальнейшее развитие сократического учения. В предыдущей главе, поясняя сократическое отношение к чувствам (или эмоциям), мы обращались к страху. В результате было обнаружено, что Сократ расценивает мужество как своего рода знание. Стоики, в свою очередь, выражали ту же идею более прямо.
Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 85.28
…истинная храбрость. Это – не дерзость вопреки разуму, не страсть к опасностям, не стремление навстречу ужасам. Храбрость есть умение различать, что беда и что нет. Она пристально оберегает себя, и она же терпеливо сносит все, что имеет обманчивое обличье беды.
Такое понимание эмоций, будь то сократическое или стоическое, может вызвать возражения, поскольку оно обходит стороной эмоциональные реакции младенцев или животных. Действительно, им не хватает знаний; они не приобщены к той разумной жизни, которая позволяла бы формировать мнения, правильные или ложные. И все же они, похоже, вполне способны на такие эмоции, как гнев. Стоики отвечают на это возражение, предлагая видеть в гневе животных не эмоцию, а нечто другое.
