Я нажимаю кнопку диктофона. Мигает красная лампочка: запись началась.
— Мария Свиридова. Задание первое…
И все. Больше я не могу сказать ничего.
Вместе “вы верите…” из моего рта вырывается уродливое мычание: “уыыыы эритииии”… Я даже не могу закончить фразу!
Стоп.
Надо начать снова. Время еще есть. Я должна, должна, я просто обязана сделать это задание! Я смогу! Я обещала себе! И маме!
44
У замдекана Марины Алексеевны по лицу идут красные пятна. Дрожащими руками она зачем-то перебирает документы на своем столе.
— Я правда не понимаю, что случилось с Машей, — говорит она. — Может быть, это технический сбой?
Я молчу, прикидывая, как ответить правильно. Я не имею права компрометировать Машу.
— На технический сбой не очень похоже. Запись цифровая, и у других участников все нормально.
Марина Алексеевна снова нажимает кнопку “воспроизвести запись”, и мы слушаем дрожащий голос: “Мария Свиридова. Задание один…” потом следует долгая пауза, неразборчивое мычание… и тишина.
— Я правда не понимаю, — говорит замдекана. — Маша сдала задание через сорок минут после начала. И молча ушла. Она не сообщила ни о каких проблемах…
— Я понимаю… — говорю я, хотя на самом деле я ничего не понимаю. В чем дело? Она просто не захотела сдавать задание? Решила отказаться от победы в конкурсе? Не хочет работать со мной, и поэтому все слила?!
Мне необходимо найти ее, чтобы все выяснить.
* * *
— Василий, зайди, — голос Шефа звучит напряженно.
Естественно, войдя в кабинет, я вижу за боковым столом Петеньку. Ждет расправы над соперником, который врезал ему по морде.
— Докладывай, как дела, — говорит Шеф.
— Конкурс завершен. Есть небольшая заминка с победителем, но в целом я знаю, что делать.
— Какая заминка?
— Девушка, которая набрала максимум по результатам предыдущих туров конкурса, провалила запись.
— Вот как? — язвительным голосом уточняет Петенька, но я не удостаиваю его ответом.
— И что ты теперь будешь делать? — жестко спрашивает Шеф.
— Предложу ей работу на проекте.
— Это еще почему? Раз она провалилась?
— Потому что без Свиридовой этого проекта не будет. Я так решил.
В кабинете повисает тяжелое молчание. У Петьки откровенно отвисла челюсть. Шеф хмурится.
— Так, Вась… — начинает он и умолкает.
— Я буду работать так, как считаю нужным. С тем, с кем считаю нужным. Или не буду работать у вас вообще.
— Это ты что, ты решил всем рискнуть из-за бабы? — подпрыгивает Петенька.
— Я тебе мало вчера врезал? — интересуюсь я.
Петя явно хочет продолжения, но Шеф знаком командует сыночку замолчать.
— Ты осознаешь все риски? До презентации осталось три месяца. Ты поставил на карту все. Это миллионы…
— Да. Я все осознаю. И беру ответственность на себя.
Когда я выхожу из кабинета, Петя подавленно молчит, а Шеф стоит у огромного окна и смотрит в даль.
Пофигу.
Мне нужна Маша.
* * *
Моя телефон раскалился от Васиных звонков. Но я не снимаю трубку. Все равно я не смогу сказать ему ни слова. Да и о чем?
После той злополучной попытки записать аудио для конкурса я молчу уже несколько дней. Мне удалось поговорить только с мамой, и кажется, она что-то почувствовала.
— Машенька, детка, что у тебя с голосом? — тревожно спрашивала она. — У тебя проблемы?
Мама так долго возилась с моим речевым дефектом, что обмануть ее чуткое ухо почти невозможно. Она услышала, что мне снова трудно говорить — язык двигается медленнее, чем нужно, а слова звучат так, как будто мой рот заполнен сухой ватой. Я очень стараюсь отвечать так, чтобы она успокоилась. Растягиваю рот в улыбке до ушей и говорю нарочито небрежно:
— У меня все отлично, мамочка! Просто здорово!
— Ну хорошо, — неуверенно отвечает мама. — Как там твой конкурс?
— Хорошо. То есть итоги пока не подвели, но вроде бы у меня неплохие шансы, — врать получается плохо, поэтому я предпочитаю побыстрее попрощаться. — Мамуль, прости, мне нужно бежать.
И я с облегчением кладу трубку. Рано или поздно мне придется рассказать маме, что конкурс я продула. Но это ничего. Какую-то работу я все равно найду. Пусть не в СВЕТе, пусть в компании попроще…
Дикарев звонит снова и снова. Присылает сообщения. Требует разговора. Но я не сдаюсь. Постоянный поток оповещений отвлекает от очередного перевода, за который я взялась ради денег. Но блокировать Дикаря в мессенджере я не хочу. Во-первых, он это сразу поймет, и все будет максимально по-дурацки. А во-вторых… мне доставляет какую-то горькую радость видеть, как он меня добивается. Пусть у нас ничего не вышло, но все же… Если бы он просто перестал звонить, мне было бы еще хуже, чем сейчас.
Галка влетает в комнату, сияя, как солнечный зайчик.
— Машка!! Ты все сидишь? Куксишься? А смотри, какая погода на улице! — и она, размахивая руками и подпрыгивая, бросается к окну и распахивает старую раму. В комнату врывается весенний воздух, несущий запахи цветов и пение птиц. Все это удивительно не соответствует моему мрачному настроению.
— Погода, ага… — говорю я равнодушно. У меня нет сил радоваться. Совсем. — Как ты съездила?
Сегодня утром Галка отправилась менять имя. И в каком бы унынии я ни пребывала, не поинтересоваться таким необычным процессом просто нельзя.
— Ну как… Представь, все оказалось зря! — говорит Галка, и ее сияющее лицо полностью противоречит тому, что я слышу. — Вот я запросила дубликат свидетельства о рождении, так? Чтобы не говорить родителям.
— Так, — киваю я. — Ты не хотела им говорить, потому что они назвали тебя в честь любимой бабушки.
— Ну да! И я с этой копией, со всеми оплаченными квитанциями приезжаю в загс писать заявление на смену имени… А там!..
И Галка мечтательно вздыхает полной грудью и закатывает глаза с блаженной улыбкой!
— Он!
— Кто он?
