посмотрев на растрепанную императрицу Тамахомэ, приступил к процессу:
— Перед тем как мы дадим вам выпить яд и отойти в иной мир с достоинством, вам дается последнее слово. Правда, я считаю, что вы этого не заслуживаете. Может, вы пожелаете признаться в злодеяниях?
— Я все делала для своего господина, — начала она, прерываясь на смех. — Я оставила свой дом и стала наложницей…
Ее голос сорвался, и, откашлявшись, она перевела взгляд на Тамахомэ и сквозь стиснутые в кривой улыбке зубы продолжила:
— И убила императрицу, твою мать, чтобы занять ее место. Все это я делала по приказу Одзеро Кёко.
Тамахомэ взял чашу с ядом и присел возле Докузо на корточки. Он поднес к ее лицу яд, но вылил его на пол. Резко встав, он кивнул палачу и, не разворачиваясь, поднялся к трону.
— Но сначала, слышишь? Я лишила ее рассудка… — вопила Докузо, провожая взглядом Тамахомэ, — я затянула на ее шее пет…
Побледнев, я смотрела, как голова Докузо с ужасающей легкостью отделилась от плеч и покатилась по каменному полу.
Я отвернулась. Этот глухой звук будет меня преследовать всю жизнь.
По залу разнесся голос императора Хотохори. Хриплый, но уверенный, он обратился к Одзёро Кёку, последнему стоящему на коленях.
— Хочешь ли ты признаться или что-то сказать собравшимся здесь людям?
— Да! Я скажу. Но, прошу тебя, спасти мою дочь. Позволь ей жить и найти мужа и почувствовать счастье материнства. Не отправляй ее в монастырь.
Хоши больше не могла сдерживаться, и после слов отца по ее щекам потекли слезы.
— Не плачь, доченька, — успокаивал ее Одзёро. — Прости отца, жадного до власти. А вы… слушайте! Я все это делал, потому что мог. Правящий император был слаб — он ничего не видел за пределами своего дворца, позволял коррупции разъедать провинции. И я их поглотил… Он сам дал мне эту власть! Он ослеп еще до того, как стал жертвой Докузо. И я надеюсь ты превзойдешь своего отца.
Одзёру замолчал. Последний раз взглянул на безутешную дочь, а после закрыл глаза. Палач поднял меч, и вскоре еще одна голова покатилась по холодному полу тронного зала.
— Не-е-е-ет! — вдруг пронзительно закричала Хоши, увидев, как ослепительно сверкающий клинок палача одним взмахом отсек голову ее отца. Внезапное чувство ярости заставило ее вырвать меч из ножен Вей Ина и броситься на Тамахомэ.
Не знаю, что толкнуло меня сделать шаг и прикрыть собой принца! Где в то мгновенье был мой разум? Он подчинился чувствам, стал рабом любви?
Нога шагнула вперед, и меч, разрезав ткань, вонзился мне в живот. Холод стали пронзил мою плоть. Я почувствовала, как горячая кровь пропитала ткань и заструилась по телу.
Мои руки схватились за клинок. Лезвие, рассекло кожу пустив по долу[3] алый поток. Я рухнула на пол. Перед тем как ее схватили, Хоши удалось извлечь из моего тела меч, пытаясь поразить принца, но ей помешали.
Подхватив меня Тамахомэ закрыл ладонью рану, тщетно пытаясь остановить кровь. Его лицо словно молило богов повернуть время вспять. Дрожащей, окровавленной рукой я потянулась к его щеке, с которой скатывались слезы:
— Тихо, тихо… не плачь. Я ухожу к Иоси, он ждёт меня…
Внезапно Тамахомэ встал и, подхватив меня на руки, бросился к выходу:
— Где Дзирая!? — отчаянно взревел он. — Все, ищите его! Приведите его в мои покои!
Мои пальцы начало покалывать. Совсем окоченев, они даже не чувствовали теплого пульсирующего потока крови. Только холод.
Распахнув двери, Тамахомэ внес меня в свою комнату и, положив на постель, прошептал сквозь слезы:
— Нет, любимая, нет… не умирай. Только дождись. Еще немного, и Дзирая придет, он поможет… Не покидай меня!
— Дзирая? — я наконец догадалась, зачем он был нужен и замотала головой. — Нет-нет-нет… Я не хочу! Прошу, дай мне умереть.
Дзирая был вампиром-полукровкой. Он мог сдерживать жажду и не боялся солнечного света. Обращенные же вампиры скрывались во тьме сырых подвалов, в пещерах или зарывались в землю, а по ночам охотились на людей не в силах противостоять нестерпимой жажде крови.
Нет, я не хочу стать одной из них! Лучше умереть.
— Нет… ты не умрешь! — шептал Тамахомэ, иногда прерываясь, чтобы отогреть своим дыханием мою руку, которую прижимал к щеке. — Я не позволю, глупышка!
Я чувствовала, как жизнь меня покидала, измученное тело ослабевало. Тамахомэ был рядом, его рука сжимала рану, пытаясь задержать ускользающую душу, продлить мое существование.
На пороге появился Дзирая. По его взгляду стало ясно, что он знает, зачем его вызвали. Он подбежал к нам и спустился на колени, а Тамахомэ приказал:
— Обрати ее, немедленно!
— Нет, — твердо сказал он, склонив голову. — Я не стану. Ты сам видел обращенных, ты знаешь, что эти существа больше не люди. Я их убивал… ты их убивал. Они не люди, они ближе к демонам чем к нам.
Тамахомэ схватил Дзирая за одежду:
— Я убью тебя, если ты не сделаешь этого!
Мир вокруг на мгновенье застыл. Стало ясно, что моя судьба теперь лежит в руках этих двух мужчин. И на мое счастье Дзирая не поддался на угрозы Тамахомэ, он продолжал стоять на своем.
Удар… еще удар, и он выдержал все, и даже когда Тамахомэ поднес к его сердцу нож, он просто закрыл глаза, готовый принять смерть от руки лучшего друга.
Смотря на них, стоящих передо мной, я почувствовала печаль. Их надо остановить.
Я хотела сказать им хоть что-то, но с моих губ срывались лишь тихие обрывки слов.
Наконец, они увидели мои слезы и остановились.
Я улыбнулась. Моя улыбка — единственное, что еще было в моей власти.
Глава 40
Изнемогая от жуткой боли, я лежала и пыталась следить за происходящим, но сознание было путалось, а разум ускользал. Внезапно снаружи прогремел оглушительный хлопок, похожий на взрыв. Крики людей, звуки страха и отчаяния, расходились эхом по мрачным коридорам императорского дворца. Встревоженные голоса слуг сообщали о стремительно надвигающейся опасности. Взрывы становились все ближе и отчетливее, приближаясь со стороны главных ворот. Первый… второй…
— Третий! — крикнул Дзирая. — Это… Это стены?
— Помоги мне, брат. Я люблю ее, — отчаянно произнес Тамахомэ, схватив Дзирая за хаори. — Умрет Касуми… Я уйду вслед за ней!
— Я тоже люблю ее… брат! — сердито ответил Дзирая оттолкнув Тамахомэ. — Прикажи… — потребовал он.
— Дзирая, я приказываю тебе — обрати ее немедленно!
Дзирая, грустно взглянул на меня и кивнул. Он подошел, опустился на колени и обреченно закрыл глаза. Я взмолилась, чтобы смерть забрала меня раньше, чем его кровь коснётся моих губ.
