Я ничуть не утрирую. Запад не устраивает народ-«совок». Ибо он слишком много знает. Вернее, помнит. Например, что он первым отправил в космос человека. Что его спортсмены побеждали на олимпиадах. Что, наконец, он, а не второй фронт победил Гитлера. Такие знания вредны, ибо наделяют народ-«совок» гордостью и исторической самодостаточностью, которые мешают Западу им управлять. Поэтому этот народ должен исчезнуть.
Лично я принадлежу к последнему поколению советских людей. Когда не стало СССР, мне было 25 лет. То есть я уже был полноценно сформировавшимся в советское время человеком. Молодым, конечно, но ухватившим, если так можно сказать, код советского мышления. Да, в 2025 году большинство моих сверстников будут еще живы, но потеряют социальную значимость — уйдут на пенсию, перестанут быть активной частью населения, формирующей его мнение. А этого для Запада, по словам экс-руководителя аналитического управления КГБ СССР Николая Леонова, тоже достаточно. Горькая, циничная, но правда.
Но дело обстоит еще хуже. Спокойно дожидаться естественного ухода из жизни земной и общественной советских людей Западу не хочется. К 2025 году по его замыслу население России должно сократиться и, что страшнее, принципиально измениться. Как? Очень просто. С помощью замены одной нации на другую. Вернее, ее части. Уж слишком велик русский народ, чтобы его в такие сроки окончательно спустить в демографическую уборную.
Убывающий на миллион человек в год русский народ пополняется на приблизительно эту же цифру мигрантами. (Как правило, из Средней Азии и Закавказья.) Происходит это начиная с 1992 года. С момента официальной гибели СССР. (Конкретные цифры этого самоубийственного для русской нации процесса приведены в этой главе ниже.) Простые арифметические подсчеты позволяют понять, что к 2025 году в Евросоюз будет интегрирован национальный мутант, а не российское государство с традиционным составом населения. Да что там 2025 год. Современные москвичи уже проживают в городе, где славянское население составляет менее 50%.
Читатель вправе одернуть меня вопросом: хорошо, все именно так и обстоит, но на кой лях цивильному и просвещенному Западу впускать в себя не более-менее продвинутых русских, а безграмотных варваров-азиатов? Ответ состоит из двух частей.
Первая. Глядя на то, в каких диких условиях и за какую ничтожную работу с радостью соглашаются жить в России мигранты, несложно предположить, что им (или даже их детям) в Евросоюзе будет вполне достаточно чуть лучшей во всех смыслах доли. Они-то, почитай, в рай въезжают на чужом геополитическом горбу. А с избалованными цивилизацией русскими, того гляди, еще и придется считаться. Вдруг настырные потомки советских покорителей космоса осознают, что Европа — вовсе не волшебное место на земле, где дешевых автомобилей, что дерьма, а что трудиться там надо не меньше, а законы соблюдать строже?
Согласитесь, есть основания для подобных треволнений у западных дядь и теть, которые отвечают за национальные интересы своих стран. Это причина первая, из которой вытекает вторая. Разрушив Советский Союз, Запад поневоле отныне всегда обязан демонстрировать экс-советским людям свое несомненное преимущество над советской системой. В противном случае у потомков гомо советикус может зародиться нехорошее чувство: а надо ли было эту систему разрушать? До сих пор Западу этот идеологический гипноз неплохо удавался. Удаваться-то удавался, но ведь на расстоянии. (Туристические поездки наших граждан в Европу, конечно, не в счет.) А коли случится русскому народу на своей шкуре сравнить жизнь на Западе с жизнью в постсоветской, а еще хлеще — в советской России? А вдруг мишура в виде вымытых с шампунем тротуаров и приветливых полисменов спадет быстрее, чем русский народ окажется под пятой волчьих законов повседневной западной жизни? Вдруг он до срока узнает, что, например, за взятку дорожному полицейскому в Европе сажают в тюрьму, а не по-отечески напутствуют: «Дальше аккуратней поезжайте!»?
Понятно, что моральные метаморфозы вышеперечисленного толка возможны только в головах избалованной великим прошлым титульной российской нации. А вот мигранты, да и их потомки будут до смерти рады, если их новая российская похлебка на западный лад окажется хотя бы чуточку жирнее прежней. За это они будут готовы терпеть все невзгоды европейской жизни. И в самом деле, с чего их должны мучить геополитические обиды, боль за державу, потуги считать себя полноценной нацией — Россия ведь не их родная страна. И Запад это отлично понимает. Вот и скажите, с каким народом ему удобнее интегрироваться?
Хочу сказать пару слов о моем собеседнике. В некотором смысле он уникальнее всех представленных в этой книге экспертов. Во-первых, потому что он молод, хотя и директор института. Игорь Белобородов родился в 1980 году, соответственно, его становление пришлось на 2000-е годы, а деструктивные процессы 1990-х, положившие начало демографическому провалу России, который Игорь Иванович вынужден расхлебывать, знакомы ему лишь по детско-юношеским впечатлениям и по истории. И в этом главный сюрприз. Читатель ознакомится с непредвзятым мнением бесстрастного молодого ученого-профессионала, который без эмоций препарирует проблему. Лично меня отсутствие великорусских бестолковых стенаний, переходящих в шовинизм, устраивает не меньше отсутствия фальшивых зазываний в толерантность, попахивающую уже геноцидом русского народа.
У Белобородова все современно, корректно, по делу. В общем, судите сами.
ИГОРЬ БЕЛОБОРОДОВ
Белобородов Игорь Иванович — директор Института демографических исследований. Родился в 1980 г. в Москве. Кандидат социологических наук Руководитель оргкомитета Московского международного демографического саммита.
— Одной из главных бед глобальной геополитической катастрофы — гибели СССР — стало снижение численности русского населения в 1990-е годы. Вместе с тем увеличивался миграционный прирост населения России, который, на первый взгляд, должен был вытаскивать нашу страну из демографической ямы. Вытаскивал и вытаскивает ли?
— Нет, конечно. Прирост численности населения России за счет мигрантов — это лишь одно из оправданий миграции. Привозя мигрантов, мы решаем не демографическую проблему, то есть воспроизводства поколений, а проблему снижения численности населения страны. А это, согласитесь, разные аспекты.
Происходит элементарная подмена понятий, а также отвлечение государственного внимания и ресурсов, всего информационного дискурса на абсолютно ложные цели. Государству выгодно сказать, что его население увеличилось, но о том, что интенсивность рождаемости по-прежнему уменьшается, оно умалчивает. В результате сегодня мы имеем рождаемость даже ниже, чем в 1992 году, когда и началась депопуляция российского населения. Так что попытка замещения одного населения другим отнюдь не панацея от демографических проблем, а, напротив, аномальная процедура.
Более того, на примере почти всех стран Западной Европы видно, что как только мигрант из стран с высокой рождаемостью попадает в страну типа России или Франции, где тенденции рождаемости очень похожи, то уже во втором поколении рождаемость у него снижается в 2—3 раза. Есть соответствующие расчеты на кафедре социологии, семьи и демографии МГУ. Согласно им. если к 2050 году Россия примет даже до 60 миллионов мигрантов, то в любом случае общая численность населения России сократится до 80 миллионов, которое будет в основном состоять из потомков мигрантов, которые будут рожать даже меньше, чем сегодня рожают коренные жители.
— Недавно глава думского комитета по международным делам Косачев тоже называл пессимистичные в этом смысле цифры: к 2050 году доля мигрантов может превысить треть населения России. Реально ли, на Ваш взгляд?
— Абсолютно. Согласно официальной статистике, в Россию с 1992 г. въехало 6,5 миллиона мигрантов. Конечно, эта цифра далеко не полная, и все мы это прекрасно понимаем. В поле зрения миграционных служб не попало, по разным данным, от 15 до 18 миллионов мигрантов. Суммируя их официальное и неофициальное количество, мы уже видим, что общая численность мигрантов в России составляет около 20% от общего числа ее коренного населения. Ну а к 2050 году, если коренное население будет продолжать снижаться — а пока я не вижу никаких переломных тенденций, — доля мигрантов в России будет даже не треть, а процентов 40—50. Так что по тенденциям господин Косачев, безусловно, прав, а наше с ним расхождение по цифрам объяснимо тем, что планировать их на столь долгосрочную перспективу — занятие всегда неблагодарное.
— Хорошо, пусть миграция на фоне демографического кризиса не очень-то и полезна, но так ли уж вредна?
— Очень вредна. Потому что миграция на фоне демографического кризиса — это наложение на слабое население, которое даже не способно к элементарному замещению поколений, более сильных этносов.
