Теперь, когда он приходил в раздевалку, ему не уступали душевую кабинку, и он должен был дожидаться, пока все помоются. Он рассказал об этом матери и подумал, что она точно заберет его из бассейна, но она только помазала ему пальцы ног йодом, чтобы не завелся грибок, и тихо проговорила:
– Ты должен себя превозмочь. Если ты спасуешь перед этой трудностью, тебе будет тяжело в жизни.
– Ну и пусть, – поморщился он: от йода пальцам было холодно.
– Так нельзя. Кто же будет меня защищать, когда я стану старенькой? А твой тренер очень хороший, к нему привозят детей со всей Москвы. Научиться плавать – это как научиться жить.
– Вот ты научилась, – возразил он. – И что?
– Что?
– Плачешь.
– Все равно, – проговорила мать упрямо.
Но сколько он ни старался, какая-то сила удерживала его ноги у дна, и он не мог с этим ничего поделать. Сначала он переживал, но вскоре ему стало все равно, что скажет или сделает тренер, как будут дразнить его и кривляться маленькие дети. Он отбывал урок точно повинность, шел домой, механически дав матери руку, и часами смотрел на рыбок.
Когда в очередной раз, быстро ступая ногами по дну, мальчик дошел до противоположного края лягушатника, тренер хлопнул в ладоши.
– Ты надо мной издеваешься? – спросил он спокойно, и мальчик понял, что спокойствие взрослого человека может быть страшнее гнева. – Ты, может быть, думаешь, что я тебя выгоню? Ты пришел сюда, чтобы научиться плавать, и я научу тебя. Я не знаю ни одного ребенка, который не мог бы плавать. Я научил плавать несколько тысяч человек. Ты умеешь плавать, ты очень хорошо плаваешь. Ты просто не хочешь этого показывать, потому что у тебя злое сердце.
«А вот он не умеет плавать, – подумал мальчик. – Иначе он плавал бы в бассейне, как другие люди, а он только ходит вдоль бортика».
– Ты что, оглох? – Сильная рука больно схватила его за ухо. – Вылезай из воды и иди за мной.
По скользкому полу мальчик прошел к бассейну для взрослых. С одной стороны в нем было довольно мелко, с другой, у тумбочек для прыжков в воду, – глубоко. Тренер подвел его к тумбочке.
– Залезай!
Темно-зеленая колышущаяся масса была внизу. Мальчик видел искаженное водой отражение потолка с яркими лампами и не увидел дна.
– Прыгай и плыви!
На него смотрело несколько десятков пар глаз, весь маленький аквариумный мир остановился, замерли глухонемые, которые обыкновенно никогда не обращали внимания на говорящих и слышащих людей.
– Прыгай – или я тебя столкну!
Ноги мальчика скользили по тумбочке. Ему казалось, он балансирует над пропастью. Никогда в жизни он не испытывал такого страха и даже не представлял, что этот страх существует.
– Ну!
Мальчик взмахнул руками, закачался и не понял, прыгнул ли он, упал или его сбросил тренер, как сам он бросал когда-то в воду камешки и палки.
Вода была холоднее, чем в лягушатнике, она приняла его, и мальчик стал медленно опускаться. Ему нужно было коснуться ногами дна и встать на ноги. Тренер ждал, когда он всплывет, но тело мальчика находилось в толще воды и не поднималось. Из другого мира на него завороженно и неподвижно смотрел человек в спортивном костюме, с посиневшими губами, отчаянно жестикулировали большие красивые люди на трибунах, другие плыли ему на помощь. Но они были слишком далеко, а он оставался внизу и, нащупав ногами дно, ждал. Нависшая над водой фигура качнулась, было непонятно, прыгает она или падает, и в следующее мгновение тяжелое безвольное тело опустилось в воду и ушло в глубину.
2
– Я поцелую тебя, но только на том берегу.
До дальнего берега от мостков было метров триста. У него было острое зрение, и он хорошо различал деревья. Там начинался хвойный лес. В нем стояли генеральские дачи, которые занимали по пол-гектара. Дальше шло стрельбище, по краям которого они собирали с матерью грибы. По будням кремлевские курсанты из военных лагерей приезжали на озеро и сдавали норму по плаванию.
– Мы будем плыть рядом. Я не брошу тебя. Я очень хорошо плаваю. Ты не представляешь, как я хорошо плаваю. Однажды я спасла человека, – сказала она с гордостью. – Это был рыбак, у которого пропоролась резиновая лодка.
Она ему очень нравилась. На ней был красивый малиновый сарафан на тонких бретельках, открывавший загорелые плечи. Смотреть ниже он стеснялся. Он тонул в глазах бутылочного цвета.
– Если ты так хочешь на тот берег, – сказал он хрипло, – давай обойдем озеро.
– Это далеко.
– Так только кажется. Я много раз туда ходил.
– Я не могу долго идти. Я люблю плавать, а не ходить. Там, где я живу, умеют плавать все. Можно плавать в море, а можно в заливе. Вода в заливе теплее, но в нем нет больших волн.
Она говорила с маленьким акцентом и оттого казалась ему еще загадочнее и прекраснее. Отец у нее был литовец, а мать русская, и звали ее Регина.
– Ты хочешь меня поцеловать?
– Хочу, – еле выдавил он из себя.
– Мой поцелуй надо заслужить, – засмеялась она. В самом ее смехе было что-то иностранное, но он не мог понять, связано ли это с тем, что она была нерусской или же просто девушкой, а все девушки – иностранки.
Она провела руками по его плечам, наклонилась, и глаза уперлись в вырез на сарафане.
– Мне надо надеть купальник.
– Пойди в лес.
– Там могут быть солдаты. Я боюсь ваших солдат. Лучше встань и закрой меня полотенцем.
Полотенце в руках казалось ему похожим на тяжелое полотнище вроде театрального занавеса.
– Застегни, – попросила она, перешагивая через сарафан и поворачиваясь к нему спиной. – А у нас девушки купаются топлесс. Знаешь, что это такое?
– Что? – Во рту у него пересохло, а руки не слушались.
– То, что ты только что видел. Какой же ты неумеха. Ладно, я сама. Ну не хмурься. Ничего стыдного в этом нет. Лучше улыбнись. Мне нравится, как ты улыбаешься. У тебя красивое сильное тело, узкая талия и мускулистые руки. Тебе никогда не говорили, какой ты красивый?
– Красивые бывают только девочки, – сказал он, с трудом ворочая разбухшим языком.
– Неправда. Мальчики тоже могут быть красивыми. А откуда у тебя шрам на ладони? – Она тащила его за собой по вязкому песку. – Мальчик с таким телом не может не уметь плавать. Я знаю, что, когда ты на меня смотришь, у тебя пересыхает в горле и начинает щемить желудок.
– Неправда.
– Правда, правда. И происходит кое-что еще. – Глаза ее стали узкими, как у кошки. – А я очень хорошо умею целоваться. И научу тебя. Но сначала научу плавать.
– Я никогда не научусь плавать, – буркнул он и отвернулся.
– Научишься. Я тебе помогу.
– Я однажды пробовал.
– Я знаю.
– Что ты знаешь?
– Что в детстве тебя напугали в бассейне и что с твоим тренером произошел несчастный случай. Ты долго не мог оправиться, говорил всем, что утонул, и тебя даже водили к врачу. Но это же глупости. Ты не виноват, что у твоего тренера оказалось больное сердце.
Ему сделалось ужасно больно, и охватившее его напряжение ослабло. То, что случилось в бассейне, было страшной тайной, о которой никто не должен был знать. А что он ходил к психиатру, тем более.
Солнце висело над озером и отражалось в зеленой мутной воде, превращая ее в сверкающее расплавленное серебро. Но он ощущал озноб и дрожь.
– Мне рассказала твоя мама. Она у тебя такая чудная. Я разрешу тебе не только меня поцеловать, но и кое-что еще. Я хочу, чтобы из тебя вырос хороший мужчина. А хороший мужчина – тот, кто ничего не боится.
– Почему ты этого хочешь?
– Ты не такой, как все. – Она испытующе поглядела на него. – Ты хороший. Не наглый. Ты мог бы жить с нами. Когда ты вырастешь, я пришлю тебе приглашение.
– Что?
– На косе пограничная зона. Туда нельзя приехать просто так. Но если я приглашу тебя, ты приедешь жить к нам.
– Зачем? – спросил он еще растеряннее.
– Там гораздо лучше, чем здесь. У нас чисто и никто не оставляет на берегу бутылки и консервные банки. Не бросает их в воду. А здесь я поранила ногу осколком стекла. У меня потекла кровь, и пришлось делать прививку от столбняка. Вы какие-то ненормальные. У вас купаются маленькие дети и рядом плавают собаки. А как ужасно пахнет у вас в электричках. Можно подумать, люди у вас не моются. Ну пойдем же.
Он понял, на кого она похожа, – на русалку. Русалку, знавшую все его тайны. Литовка – то ли женщина, то ли похожая на смерть коса. И говорит про косу.
– Ты дрожишь? Если ты сейчас не пойдешь, я пойду с другим.
В этом месте было пологое дно, и он шел долго, касаясь ногами земли. После случая в бассейне он никогда не заходил в воду больше чем по пояс. Курсанты ушли, где-то далеко стояла на якоре лодка с одуревшим от солнца и бесклевья рыбаком, а больше на озере не было никого.
Она зашла по грудь в воду и поманила его вглубь.
«Хочет меня утопить, – мелькнуло у него в голове. – Сначала будет плыть рядом, а когда мы окажемся на середине, бросит. И пусть».
– Ну вот, вот, видишь – вот так, – говорила она, и глаза ее блестели, а сквозь намокший купальник проступали темные соски. – Это совсем недалеко – тот берег. Скоро мы там будем. Ты и не заметишь, как мы доплывем. Я знаю одно место, где нас никто не увидит. Вот ты и плывешь, видишь, плывешь сам, я только чуть-чуть тебя придерживаю. Не думай ни о чем, просто смотри вперед и работай руками и ногами. Да ты меня обманывал. Ты плаваешь лучше меня. Кто тебя научил? Только не надо так крепко сжимать мою руку. Мне больно. Отпусти, отпусти же меня. Что ты делаешь, псих… Отпусти-и!
