— Какой большой лук, — осторожно выговаривая английские слова, сказал Бусико.
— Более мощных я, пожалуй, не видел, — подтвердил отец Кристофер. — Да и сам лучник очень силен.
Французские латники, сопровождавшие маршала, внимательно смотрели, как Бусико, взяв цевье в левую руку, правой пробует тетиву. Почувствовав силу лука, маршал удивленно вскинул брови и уважительно посмотрел на Ника. Переведя взгляд обратно на цевье, он мгновение помедлил и затем вскинул лук так, будто на нем лежала воображаемая стрела. Маршал задержал дыхание и натянул тетиву.
Английские стрелки следили за ним с легкой улыбкой: натянуть такой лук до конца сумел бы лишь опытный лучник. Тетива дошла до середины и замерла. Бусико натянул лук снова, струна отходила все дальше и наконец дошла до губ. Хук видел, как напряглось от усилия лицо француза, однако Бусико, поморщившись, вновь потянул тетиву и все-таки довел ее до правого уха. Задержав натянутый лук в таком положении, маршал приподнял бровь и взглянул на Хука.
Тот, не выдержав, рассмеялся, и английские лучники разразились приветственными криками в адрес французского маршала. Тот медленно ослабил тетиву и вернул лук Нику, лицо его сияло удовольствием. Хук, улыбаясь, принял оружие обратно и слегка поклонился в седле.
— Держи, англичанин! — воскликнул довольный Бусико, кидая Хуку монету, и с улыбкой поскакал дальше, вдоль строя аплодирующих ему лучников.
— Я тебе говорил, — улыбнулся отец Кристофер. — Он такой.
— Еще и щедр, — заметил Хук.
Монета оказалась золотой, размером с шиллинг — годовое жалованье, не меньше. Он затолкал монету в кошель, где носил лишние наконечники для стрел и три запасные тетивы.
— Щедр и справедлив, — согласился отец Кристофер, — но упаси бог иметь его врагом.
— Меня тоже, — раздался чей-то голос, и Хук обернулся в седле: из толпы латников, сопровождавших маршала, на него смотрел мессир де Ланферель. Глянув на руку Хука с отрубленным мизинцем, он едва заметно улыбнулся. — Ты мне еще не зять?
— Нет, мессир, — ответил Хук и назвал имя Ланфереля отцу Кристоферу.
Француз испытующе поглядел на священника:
— Вы были больны, святой отец.
— Верно, — согласился тот.
— Может, такова Божья кара? Господь в Своем милосердии поразил англичан болезнью в наказание за грех вашего короля…
— Грех? — мягко переспросил отец Кристофер.
— Вторжение во Францию, — пояснил Ланферель и выпрямился в седле. Его умащенные волосы цвета воронова крыла гладкой волной ниспадали до талии, перехваченной поясом из серебряных пластин, по-прежнему красивое лицо стало еще смуглее от летнего солнца, из-за чего глаза казались необычно яркими. — Надеюсь, вы останетесь во Франции, святой отец.
— Это приглашение?
— Конечно! — улыбнулся Ланферель, блеснув белоснежными зубами. — Сколько у вас людей?
— Мы многочисленны, как песчинки на берегу морском, — беспечно отозвался отец Кристофер, — как звезды на тверди небесной и как блохи на лобке у французской шлюхи.
— Да и вреда от вас не больше, — усмехнулся Ланферель, ничуть не задетый словами священника. — Сколько вас? Меньше десятка тысяч? А больных, я слыхал, король отсылает обратно в Англию?
— Отсылает, — подтвердил отец Кристофер. — Потому что нам и без того достанет людей совершить положенное.
Хук поразился осведомленности Ланфереля. Откуда бы ему знать о больных, отсылаемых в Англию? Впрочем, на холмах вокруг Гарфлёра наверняка достаточно соглядатаев, чтобы рассмотреть носилки с больными, переправляемые на английские корабли: флот наконец-то вошел в обнесенную городской стеной гавань.
— И еще ваш король вводит в город подкрепление, — продолжал Ланферель. — А сколько бойцов потребуется, чтобы защитить Гарфлёр с его разрушенными стенами? Тысяча? — Ланферель вновь улыбнулся. — Маловато войско, святой отец.
— Однако оно сражается, — парировал отец Кристофер, — а не дрыхнет в Руане, как ваше.
Голос Ланфереля вдруг сделался жестким.
— Зато наше войско и вправду сравнится числом с блохами на лобке парижской шлюхи! Очень надеюсь, святой отец, что вы все же не покинете Францию и отправитесь туда, где блохи вдосталь напьются английской крови. — Ланферель подобрал поводья и кивнул Хуку: — Передай Мелисанде привет. И кое-что еще. — Он повернулся в седле. — Жан! Venez![27]
Оруженосец — тот самый, что тупо глазел на Мелисанду в лесу над Гарфлёром, — подскакал к господину и по его приказу стянул с себя яркий налатник с изображением знакомого Нику горделивого сокола на фоне солнечного диска. Мессир де Ланферель, сложив налатник вчетверо, бросил его Хуку.
— Если дойдет до битвы, пусть Мелисанда его наденет: такой защиты ей хватит. Я не хочу ее смерти. Прощайте, вы оба. — И француз поскакал вслед маршалу.
На следующий день над морем собрались облака. Медленно перетекая к Гарфлёру, они постепенно затянули небо над городом сплошной пеленой. Лучники наскоро латали разрушенные стены, возводя бревенчатые частоколы: они послужат временной защитой, пока из Англии не подоспеют каменщики, которые восстановят вал. Болезнь находила все новые жертвы. Разрушенные улицы воняли испражнениями, которые липкой грязью стекали в Лезарду — реку, снова вольно текущую по каменному каналу через весь город до тесной зловонной гавани.
Король послал вызов дофину, предлагая биться в поединке, победитель которого унаследует французскую корону после безумного короля Карла.
— Дофин не примет вызова, — сказал сэр Джон, следя глазами за лучниками, которые вбивали в землю столбы, поддерживающие новый частокол. — Толстый ленивый выродок. Нашему Генриху с ним сражаться — все равно что волку идти против поросенка.
— А если дофин не согласится на поединок, что тогда, сэр Джон? — спросил Томас Эвелголд.
— Тогда придется возвращаться домой, — с сожалением бросил командующий.
О том же говорила вся армия. Близились осенние дожди, которые положат конец кампании, и даже захоти Генрих продолжить войну — его немногочисленному войску не выстоять против французского. Так считали мудрые опытные бойцы и добавляли, что только полный дурак может этого не учитывать.
— Будь у нас еще шесть-семь тысяч — уж мы бы пустили им носом кровь, — мстительно протянул сэр Джон. — Да куда там. Оставят гарнизон охранять эту дыру с дерьмом, а остальных отправят в Англию.
Подкрепление все еще прибывало, однако новых бойцов все равно не хватало на то, чтобы заменить всех погибших и больных. Лодки доставляли новичков в зловонную гавань, где они, растерянно ступая на сходни, во все глаза глядели на побитые крыши, разрушенные храмы и закопченные камни.
— Многим из нас скоро домой, — сказал своим сэр Джон. — Гарфлёр останутся защищать новоприбывшие.
В голосе его слышалось недовольство. Захват Гарфлёра явно не оправдывал всех истраченных денег и потерянных жизней. Сэру Джону — и, по слухам, самому королю — хотелось большего, однако все прочие лорды, герцоги, графы, епископы и командующие в один голос убеждали короля вернуться в Англию.
— Выбора нет, — сказал Хуку Томас Эвелголд как-то вечером.
Лорды собрались на военный совет у короля, чтобы вбить истину в его честолюбивую голову, и вся армия ждала решения. Вечер был ясным, закатное солнце отбрасывало на гавань длинные тени. Хук с Эвелголдом сидели за столом во дворе харчевни, прихлебывая пиво. Его теперь привозили из Англии, поскольку все гарфлёрские пивоварни разбило снарядами.
— Придется возвращаться, — добавил Эвелголд, явно думая о жарких спорах, которые разгорались сейчас в ратуше рядом с собором Святого Мартина.
— Может, нас оставят как часть гарнизона? — предположил Хук.
— Боже упаси! — воскликнул Эвелголд и перекрестился. — Да французская армия отвоюет этот городишко и глазом не моргнет! В три дня разнесут наши частоколы и тут же всех перебьют.
Хук, глядя на море, не ответил: в гавань входил корабль на длинных веслах (вечер выдался безветренным), вокруг мачты и двух высоких золоченых надстроек кружились чайки.
— «Святой Дух», — кивнул в сторону корабля Эвелголд.
«Святой Дух» построили на королевские деньги совсем недавно, чтобы поддержать вторжение во Францию, однако теперь на нем перевозили больных в Англию. Корабль подходил все ближе к пристани. Хук видел людей на палубе — меньше, чем в прошлый раз: похоже, последнее подкрепление.
— Сюда нас везли на полутора тысячах кораблей. Для обратного пути хватит и меньше, — горько усмехнулся Эвелголд. — Только лето зря потратили.
Солнце отсвечивало бликами от вызолоченных надстроек «Святого Духа», люди на палубе не сводили глаз с берега.
— Добро пожаловать в Нормандию, — буркнул Эвелголд. — А как твоя женщина — вернется в Англию?
