Аджадеви встала.
— Давай пройдемся.
Женщины пошли вверх по течению, к камням с большими резными фигурами. Аджадеви, указывая на изображения индуистских богов, объясняла их божественные атрибуты и символические элементы.
— В отличие от тебя, я не индуистка, — сказала Аджадеви. — Тем не менее и индуисты, и буддисты верят в перевоплощение души. Когда мы смотрим на эти изображения, они вдохновляют нас обеих. У нас с тобой… один муж на двоих. В каком-то смысле мы с тобой похожи на сестер.
— Я бы хотела быть вашей сестрой.
— И как твоя сестра я буду помогать тебе. Поэтому не тревожься понапрасну. Мы воспитаем твоего сына вдвоем. Он вырастет прекрасным человеком и станет замечательным правителем страны.
Они продолжали идти дальше по берегу, с одной стороны у них была река и густые джунгли — с другой. Им то и дело встречались кхмеры всех возрастов. Женщины ремонтировали походные жилища, пряли, готовили еду, обдирали шкуру с дичи. Мужчины разговаривали и тренировались, упражняясь в боевом искусстве. Дети в основном были предоставлены сами себе.
Время от времени Аджадеви бросала взгляд на золотой браслет, украшавший запястье Нуон. Он был тонкой работы, с узором из чередующихся драгоценных камней — небольших изумрудов и сапфиров. Его мог подарить ей только Джаявар, и Аджадеви стала вспоминать, когда он дарил такие подарки ей. Ей уже ни к чему были такие вещи, а думала она о том, как именно он преподнес этот браслет Нуон. Он мог предложить ей его из чувства долга либо в знак привязанности, а может быть, поводом стало и то и другое. Золотое украшение отлично смотрелось на гладкой коричневой коже женщины и очень шло ей. Он со вкусом подобрал его, и это свидетельствовало о том, что Джаявар думал о Нуон больше, чем говорил об этом.
Молодая женщина подняла голову, и Аджадеви отвела глаза от ее браслета. Они продолжали идти дальше и вскоре наткнулись на группу лучников, тренировавшихся в стрельбе по удаленным мишеням. Хотя большинство стрел попадало в цель, одного из стрелков командир строго отчитывал за промах. Мужчина стоял перед ним, опустив голову от стыда.
— Можно я вам кое-что скажу? — спросила Нуон, когда они повернули за излучину реки и остались одни.
Аджадеви остановилась:
— Конечно.
— Король Джаявар… когда он приходит ко мне, — прошептала она, — он всегда очень добр.
— Он добрый человек.
— Я хотела сказать, что он добр ко мне… но он не со мной. Я думаю… думаю, в этот момент он с вами.
Аджадеви посмотрела по сторонам, а затем снова остановила свой взгляд на лице Нуон.
— Что ты имеешь в виду?
— Я никогда не любила, моя госпожа. И я не знаю, что это такое — любить. Но когда я произношу ваше имя, что-то меняется в его глазах. Они начинают светиться. А его голос… он оживает. В такие моменты он рядом со мной, но его душа, как мне кажется, улетает к вам.
— Он очень хорошо к тебе относится, Нуон. Я знаю это наверняка.
— Да. Но любит он вас, моя госпожа. Возможно, вы правы, я должна прислушиваться к голосам из моих прошлых жизней. Возможно, они действительно что-то подсказывают мне. И это они говорят мне, что он любит вас очень сильно и что со мной он находится только потому, что должен это делать. И я очень рада за вас. Знать, что тебя так любят… это, должно быть, уносит вас в какие-то прекрасные места.
Аджадеви кивнула, безуспешно стараясь сдержать счастливую улыбку.
— От этого… я чувствую невероятную легкость в ногах. Как будто я не женщина, а дух, воспаряющий к небесам.
— Вы думаете, что и я буду испытывать такие же ощущения, когда рожу ребенка?
— Я уверена в этом.
— Но я тревожусь из-за чамов. Дитя короля Джаявара будет представлять угрозу для них. А они привыкли устранять все опасности.
— Они и сейчас попытаются это сделать, Нуон, но у них ничего не выйдет. Король Джаявар жив, разве не так? Он находится в этих лесах, чтобы собрать армию и отвоевать нашу землю. Он должен был умереть, и тем не менее вы с ним сотворили чудо. И это чудо не погибнет. Я говорю это не потому, что уверена в нашей победе, а потому, что любовь научила меня одной вещи.
— Какой?
— Ни ты, ни я не должны бояться находиться на виду, быть в центре внимания. Мы заслуживаем это. А когда мы на виду, с нами происходят разные чудеса. Это может случиться после боли, после страданий, после горя. Но это обязательно произойдет. Жизнь, такая прекрасная, изобилующая чудесами, она нескончаема, и никакие чамы, что бы они ни делали, не могут изменить такого порядка вещей.
* * *
В джунглях день сменялся ночью с поразительной быстротой. Высокие деревья стремительно отсекали свет, и в лесу сразу становилось холоднее. С заходом солнца появлялись несметные полчища летучих мышей, носившихся на открытых местах, гоняясь за насекомыми. Под стрекот цикад и кваканье лягушек чамская армия готовилась к ночевке. Вырубались небольшие деревья и подлесок, чтобы освободить место для лошадей. По всему периметру лагеря расставлялись часовые. Готовилась и раздавалась еда.
Чамы были уверены в своей неуязвимости, и их командиры не считали нужным скрываться. Ярко пылали костры. Мужчины пили рисовое вино из сосудов, сделанных из тыкв, музыканты били в барабаны, а женщины искали своих любовников или покровителей. Хотя с первого взгляда могло показаться, что в лагере чамов царит ленивый беспорядок, это было очень далеко от истины. Из двадцати шести сотен воинов двадцать сотен расположились не у огня, а спрятались в низком подлеске, страдая от укусов москитов и завидуя своим собратьям. Все люди Индравармана были в кожаных стеганых доспехах с короткими рукавами и держали оружие под рукой. На них также были головные уборы в форме перевернутого цветка лотоса. Все были четко проинструктированы и готовы к бою. Если бы войско чамов было атаковано, все командиры и их подчиненные вступили бы в схватку с противником за считаные мгновения.
В центре лагеря была установлена конструкция из бамбука и шелка, напоминающая большую палатку; внутри на китайском ковре сидели Индраварман, По Рейм и Асал, перед ними лежала искусно нарисованная карта. Индраварман и Асал положили рядом свои сабли. У По Рейма, казалось, не было с собой оружия, но Асал не сомневался, что в складках набедренной повязки этого убийцы скрывался один из его смертельных инструментов.
Асал знал, что для Индравармана не было большего счастья, чем преследовать врага, и сегодняшний вечер был лишь подтверждением этого. Этот крупный человек уже поглотил немалое количество еды и вина. Его и без того зычный голос звучал еще более громогласно. Движения его стали чрезвычайно энергичными, он возбужденно тыкал пальцем в разные места на карте, хлопал Асала по спине. Уверенность его была заразительна, и Асал чувствовал, как в нем растет убежденность в скорой поимке Джаявара. И тогда война будет закончена.
Но что будет потом, после окончания войны? Это оставалось для него загадкой. Что станет с Воисанной? Когда король кхмеров будет мертв, ее жизнь коренным образом изменится. Будет ли она так же относиться к нему, когда его народ практически все отберет у ее народа? Эти вопросы не давали ему покоя, и хотя ему очень хотелось сейчас же пойти и разыскать ее в темноте, он заставлял себя внимательно слушать Индравармана и По Рейма, обсуждавших последнюю полученную ассасином информацию.
— Зачем им собираться в этой Цитадели женщин? — спросил Индраварман. — Карта показывает, что местность эта ровная, поэтому там трудно защищаться. А если сам храм небольшой, то укреплять его не имеет смысла.
По Рейм наклонился вперед, и висевший у него на шее громадный тигриный коготь, свесившись, закачался над картой.
— Тот пленный… он этого не знал.
— Не знал или не захотел тебе сказать?
— Он рассказал мне все, король королей, — с холодной улыбкой ответил По Рейм. — Раскаленный докрасна клинок делает разговорчивым даже самого сильного воина. Не правда ли, Асал?
Асал напрягся:
— Я этого не знаю. И не хочу знать.
— Но ты ведь слышал его крики. Ты думаешь, что этот жалкий поедатель навоза мог что-то скрыть от меня?
Гоня от себя страшное воспоминание, Асал покачал головой:
— Я думаю, что, испытывая такую боль, человек скажет тебе все, что, как ему кажется, ты хочешь от него услышать. Так что я не считаю такими уж действенными твои методы убеждения. И он не был поедателем навоза. Он сопротивлялся и держался до самого конца.
— Ты рассуждаешь, как кхмеры, создатели прекрасных храмов, но не сильной армии. Похоже, ты проводишь слишком много времени с этой худой женщиной.
Глаза Асала угрожающе прищурились. Он поднял руку и ткнул указательным пальцем в сторону По Рейма.
— Оставь ее в покое, ассасин. Если тебе дорога твоя жизнь, держись от нее подальше. Как можно дальше.
