Перед сном возле нашего лагеря появился вдруг одинокий полярный волк. Постоял, посмотрел на нас, потом сам испугался своей смелости и скрылся в одной из бесчисленных лощинок.
14 августа
Ночью налетел сильнейший (почти ураганный) северо-восточный ветер, который принес основательный холод. Полночи мы с Константином Иванычем, голые, бегали по тундре, спасая наше имущество, расшвырянное разбушевавшейся стихией, укрепляли растяжки, заваливали их камнями, вбивали колья и т. д. и т. п. Легли под утро, а потому подъем в семь утра Константин Иванович отменил (я уже не говорю о том, что отправляться в маршрут в этакий ураган бессмысленно, да и опасно). Поэтому встали в десятом часу. После завтрака, видя, что погода к лучшему меняться не собирается, Константин Иванович, вздохнув, отправился в свой маршрут, а следом за ним отправились в маршрут и Леша с Сашей, вверх по Скалистому ручью (на одних картах он именуется Скалистым, на других — Безымянным), где они будут исследовать какое-то неведомое нам с Петькой пластовое тело.
Вечером Саша «клычковал». Связаться удалось, прохождение волн было хорошим, но ужасно мешали китайцы, которые лезли в эфир на всех частотах.
— Надо же, — возмущается Саша, — и на Таймыре от китайцев житья нету!
Тем не менее Саша передал, что у нас в отряде все нормально, и узнал, что ничего экстренного для нас нет. Ну что же, как гласит чья-то пословица: «Отсутствие новостей — не такая уж и плохая новость».
Поздно вечером Леша с Сашей на резиновой лодке отправились проверять сети. У здоровенной сети-семидесятки (в которую, кроме больного налима, пока ничего путного не попалось) пропал большой белый поплавок (это был футляр от примуса «Шмель»). Утонуть он не мог, но сам собою отвязался и куда-то исчез — загадка!
Петька, кое-как домыв посуду, кинулся встречать рыбаков: ему издалека показалось, что ребята поймали грандиозную рыбу (на самом же деле это просто бликовал на солнце борт резиновой лодки). Уже на берегу, жонглируя ножами (зачем это надо было делать?!), он один из них уронил прямо в лодку. К счастью, нож упал в лодку плашмя, а Петька получил хорошую выволочку (от Саши) и вдобавок по шее (от меня).
15 августа
Ребята закончили свою работу на ручье Скалистом (Безымянном). Константин Иванович сидит на Неприветливом озере, и, если он не погонит и их туда же, завтра-послезавтра мы двинем вниз по реке (если удастся наладить мотор, разумеется). Еще вчера вечером мы решили, что сперва снимем, разберем, почистим и заново поставим сети (поближе к берегу, чтобы было их проще снять перед отъездом), а потом отправимся в прогулочный маршрут: набрать золотого корня (я добавляю его в чай), если удастся — грибов и щавеля, да и просто прогуляться.
Но все наши планы спутал дождь, который начал лить с самого утра. Правда, к обеду он закончился, но выходить было уже бессмысленно. А потому до обеда занимались хозяйственными делами: Саша взялся стирать свой вкладыш (решил повторить мой подвиг); Петька стал мыть посуду и едва не сжег палатку — поднял высоко длиннопламенный примус так, что огонь начал лизать брезент, за что вновь получил выволочку (от Саши) и по шее (от меня).
После обеда Леша с Петькой взялись разбирать образцы, Саша начал налаживать паяльную лампу, я же готовлю рыбу — буду жарить сигов в пряном кляре.
Тем временем у Петьки созрела, оказывается, идея: приготовить квас. Для этого он в теплую воду набросал сухих хлебных корок, муки, сахару, добавил дрожжей и потом бидон с этой адской смесью сунул в самое теплое, по его мнению, место — к себе под кровать. Сегодня же акция стала известна и сразу вызвала град насмешек.
— Однако это у тебя, Петька, не квас, а бражка получится, — говорит Саша. — У нас в армии вот этак же солдатики бражку в огнетушителе заводили. И однажды ночью она ка-а-ак ахнет, прямо у старшины над головой. И смеху и греху — всего было достаточно. Вот как она у тебя ночью-то рванет, с перепугу да спросонья как бы греха какого не случилось...
— А у нас в отряде тоже вот так брагу в большом молочном бидоне делали, — вспомнил Леша, — а потом над костром ее катали до тех пор, пока замок у бидона не сорвало. Долго мы потом всем отрядом от этой браги отмывались, да все равно наносило от нас, как из поганого погреба...
— Погодите, погодите, — бухтит Петька, — вот поспеет у меня квасок, вы все ко мне пробовать его прибежите, а я еще посмотрю: кому дать, а кому нет.
После обеда у нас — полное солнце, а напротив, в горах Бырранга — черные тучи и, похоже, сплошной проливной дождь. Впрочем, путь наш лежит туда, а потому чаша сия нас не минует.
— Интересно, найдет ли Константин Иванович на этом Неприветливом что-нибудь интересное? И если найдет, то заставит ли и нас ходить туда в маршрут? — размышляет Леша.
— Не бойсь, — успокаивает его Петька, — чего ему там, на Неприветливом, искать, одно название чего стоит: Неприветливое.
— А вот я думаю, что как раз и найдет, — вздыхает Саша. — Все эти озера — сплошная геологическая загадка: глубокие трещины, идущие поперек гор, заполненные водой, разумеется.
— Почему поперек? — спрашивает Петька.
— А никто не знает. Вот Константин Иванович и пошлет нас выяснять, — заключил Леша.
Вечером перед ужином мы с Сашей сняли сети, чтобы, распутав и прочистив их, поставить поближе к лагерю. В большую так ничего и не попалось, всего же было семь рыбин, вернее, даже восемь, потому как из пасти одного из крупненьких гольцов торчал хвост приличного сижка. А Петькино жонглирование ножами даром не прошло: в днище лодки появилась маленькая дырочка, и из нее фонтанчиком бьет вода.
Как ни странно, Константин Иванович вернулся почти вовремя.
— Ну что? — спросил его Петька. — Как там, на Неприветливом, разрезы интересные?
— Сказочные разрезы, — сказал Константин Иванович, снимая сапоги. — Удивительно интересные. Значит, так: если Саша мотор не запустит, ничего страшного — будем втроем ходить на Неприветливое. Там работы — невпроворот. И на пару сезонов хватит. Ах, какие там потрясающие базальты! Нашел я себе укромное местечко под отрицательным склончиком на этих базальтах, так хорошо, так уютно; прохладно, правда, но ведь это...
— Арктика, — солидно сказал Петька. — Здесь вам не Крым и даже не Нарым.
— Так, — сказал Саша, — придется чинить мотор. Выхода нет.
Уже глубокой ночью возле самого нашего лагеря полярный волк гонял песца. Тот боялся волка и боялся нас. Волка, впрочем, больше. Волк же так и не решился приблизиться к нам и, наверное, проклиная нас на своем волчьем языке, скрылся в долине Скалистого ручья.
— Хорошо, что волки так человека боятся, — сказал Петька. — Приятно, что он меня боится, а не я его.
— Всякое бывало тут в Арктике, — сказал Леша. — Мне ребята из ВСЕГЕИ рассказывали, что был у них такой случай. Вывезли по глубокой осени отсюда вот, с Таймыра, весь отряд. Остался один начальник. Все у него было как положено: палаточка, спальный собачий мешок, а из оружия — пистолет Макарова с одной обоймой. И это-то оружие ему вроде для проформы оставили — кого здесь, вдали от побережья, бояться? Ну вот, и вдруг на другой день после отлета вертолета осадила его палаточку волчья стая. Дал он один выстрел в воздух, волки отбежали, сели, сидят — смотрят. Только он засыпать начнет — они к нему. Одного он все-таки застрелил, но к тому времени у него всего один патрон остался. А они, волки то есть, совсем уже близко подошли, метров на двадцать, словно знали, что у него всего один патрон, сели и ждут, когда он заснет. Сняли его через неделю, он поседел совершенно, не спал всю неделю, словом, досталось мужику... А ты говоришь, волк человека боится. Всякое бывает.
— А еще было, — сказал Саша, влезая в свой спальный мешок, — один отряд из НИИГАА уже по глубокой осени долго не вывозили. Так они техника пешком с Бикады в Хатангу послали. Представляете себе? Это же просто какой-то акт отчаяния был... Вот ему, родимому, тоже небось и с волками, и с медведями пришлось встретиться...
