говорит: «Из чего ложка сделана?»
Люся. Самоделка-то? Из дюраля. Тут их много развелось…
Аня. Я так и сказала… А он говорит так печально: «Да, из дюраля сбитых у вас под Сещенском самолетов». Смекаете?
Наталка. А ты?
Аня. Я говорю — как же сделать, чтобы немцы наших не сбивали? А «Батя» говорит — это и от тебя, между прочим, зависит…
Люся. От тебя?
Аня. От нас! От меня, от тебя, от Наталки.
Вдруг Люся вскакивает. На ее лице — страх.
Люся. Что-то! Надумали тоже! Им-то в лесу легко хорониться… Ишь какие хитрые!
Аня(резко). Замолчи! Думай, что говоришь. Видела, когда бомбежка была, зеленые ракеты? «Батя» своего родного брата Славу на это дело послал!
Люся. Ну, видела! (Упрямо.) Партизаны пускали?.. Так это их дело такое!.. И то не вышло у них ничего. А мы кто — девчонки! Славка у нас комсоргом в школе был, а я так и не комсомолка даже. Мне еще жизнь не надоела! Вы что, не знаете, что такое Сещенский аэродром?
Яркое солнечное утро. Ряды колючей проволоки. Ворота аэродрома с орлом люфтваффе.
За колючей проволокой проходят патрули фельджандармерии.
На плацу меж казармами авиагородка фельдфебель муштрует роту солдат.
Тяжелая зенитка. Вторая, третья. Прожекторы.
Крутятся крылья пеленгаторов.
Амбразуры дота.
Второй дот.
Третий.
Цистерны с горючим. Расхаживают часовые.
Часовые у крытого склада, в который втягивается товарный железнодорожный состав.
У склада из вагонов под присмотром баулейтера поляки-рабочие выгружают ящики, бочки, канистры, клейменные орлом вермахта. Расхаживают часовые-фельджандармы.
Ворота аэродрома с огромным, хмурым орлом люфтваффе. Голоса, обрывки фраз на польском, чешском, французском, испанском. Команды — на немецком.
Катятся к стоящим у широкой бетонной взлетно-посадочной полосы самолетам тележки с авиабомбами. Несется грузовик со стартовой командой.
Мотор самолета — сложный, мощный, как символ аэродрома.
Раскрываются огромные двери ангара.
Приходит в движение винт «юнкерса».
Спешат к самолетам летчики в авиационной сбруе. «Юнкерсы», «хейнкели», «мессершмитты» — одномоторные Ме-109, двухмоторные Ме-110.
И вот уже взлетают в воздух тяжелые бомбовозы, сопровождаемые истребителями. Они пролетают над вышкой управления полетами. Как на гигантском конвейере, идет работа на Сещенской авиабазе. Организованная, деловитая, продуманная суета. Слаженные усилия тысяч людей.
Ворота с орлом люфтваффе. Летят на восток самолеты.
Под окном кабинета коменданта его денщик поливает цветочную клумбу.
Из широкого окна виден аэродром. Комендант Арвайлер наблюдает за кипучей жизнью аэродрома. Рядом с ним шеф контрразведки оберштурмфюрер Вернер. В кабинете разгуливает такса коменданта.
Полковник Арвайлер втайне презирает выскочку-гестаповца, но не смеет это показать. Он сух и холодно-вежлив с Вернером. Оберштурмфюрер развязен, однако в его отношении к коменданту проскальзывает некоторая робость.
Арвайлер(бросает взгляд на часы-хронометр). Вылетели с опозданием на четыре минуты.
Вернер. Так ли это существенно, герр оберст?
Арвайлер. В сущности, вы штатский человек, Вернер. Минуты потерянного времени слагаются в часы. И это уж непростительный беспорядок на войне.
Такса обнюхивает сапоги Вернера. Тот нервничает.
Вернер. Прелестная собачка…
Арвайлер. Я требую от моих людей беспощадной точности. И, мне кажется, вправе ожидать ее и требовать от других.
Вернер(хмурится). Герр оберст говорит о вчерашнем налете на базу?
Арвайлер(садясь за стол). Да, о вчерашнем налете. Садитесь. Как могло случиться, что на территорию авиабазы проникли партизаны-ракетчики?
Вернер(садится, достает из портфеля партизанскую ракетницу). Не забывайте, господин комендант, мы находимся во враждебной стране. Однако ракетчики уничтожены. Один из них — важная птица, был здесь комсомольским вожаком. Вот все, что от них осталось.
Арвайлер. Меня не интересует их судьба, обер-штурмфюрер. Мне нужны гарантии, что их больше не будет. Вокруг базы должна быть «мертвая зона».
Он смотрит на портрет, стоящий на его столе, — портрет молодого обер-лейтенанта, очень похожий на самого Арвайлера.
Вернер. Для этого нужно уничтожить население всех окрестных деревень. (Он вновь отодвигается от таксы.)
Арвайлер(сухо). Это дело ваше.
Вернер. Пояс выжженной земли вокруг авиабазы… Но и на базе должны работать только немцы. А тут целое столпотворение — поляки, чехи, русские…
Арвайлер. Опять вы за свое!.. Базе нужны подсобные рабочие, много рабочих. Летают немцы, а снаряжает их в путь вся Европа.
Вернер(улыбается). Сбылись слова рейхсмаршала. (Он смотрит на портрет Геринга на стене.) Мы стали нацией летчиков. Но вы не хотите облегчить мне задачу.
Арвайлер. Мне мою задачу никто не облегчает, оберштурмфюрер. По плану мы должны базироваться на подмосковных аэродромах. Подумать только, фельдмаршал назначил меня членом комиссии по организации воздушного парада в Москве, а мы до сих пор торчим здесь!
Вернер. Герр оберст возлагает вину на меня?
Арвайлер. Я вправе требовать, чтобы вы гарантировали мне спокойствие, чтобы ваши люди работали так же, как мои.
Вернер. Ваши опоздали на четыре минуты.
Арвайлер(смотрит на хронометр, указывает на поднявшиеся в воздух самолеты). Мои люди поднялись точно.
Контрольно-пропускной пункт. Дорожные указатели с десятками надписей на стрелках. Фельджандармы проверяют пропуска.
Рядом виселица. Видны ноги повешенного — одна нога в сапоге с отворотом, другая босая.
Стараясь не смотреть на повешенного, идут девушки-прачки Аня и Люся. Аня в сапогах. Люся босиком. В руках узел с бельем, ведра.
Девушки показывают пропуска на КПП унтерштурмфюреру.
Унтерштурмфюрер. Погодите! Посмотрите на это чучело. (Указывает на виселицу.) Узнаете?
Девушки поднимают головы. Люся потрясена. Аня сжимает ее руку выше локтя. Унтерштурмфюрер смотрит на них с издевкой.
Унтерштурмфюрер. Ну, узнаете? Кто это такой?
Люся всхлипнула. Аня выдерживает взгляд немца.
Аня. Не знаю. И она тоже не знает. Мы с бельем вот… И на кухню нам велели зайти…
Унтерштурмфюрер отдает честь — мимо проносится открытый «мерседес» с Арвайлером и генералом люфтваффе.
Унтерштурмфюрер. А мы знаем! Это брат главного бандита — «Бати»!
Он жестом отпускает девушек.
Девушки идут все быстрей и быстрей. Побежали.
Лицо Люси залито слезами. Она больше не в силах сдержаться.
Люся. Ой, Славка, Славка!..
Аня(мрачно). Это я его провела на аэродром с ребятами. По заданию «Бати». На смерть, выходит, повела… Не смей плакать при них. Слышишь? (Она достает из кармана ложку.) На, возьми!
Люся. Зачем?
Аня. Будешь хлебать немецкий «зупе» ложкой из советского дюраля!
Полными слез глазами Люся смотрит на подругу.
Фотография молодого улыбающегося парня. Внизу надпись: «Люсе от Славы. Сещенск, 1 мая 1941 года».
Люся держит в руке фотографию. Утирает слезы. Аня и Наталка сидят тут же, в горенке Люсиного дома.
Наталка. Любила его?
Люся(по-ребячьи всхлипывая). Не знаю… Танцевали в ДКА. Рекомендацию в комсомол обещал… Нет, мне Костюк больше нравился — боевой, из школы выгоняли. Может, зря не любила… (Вдруг хватает Аню за руку,) Аня!.. Прости!.. Я на
