Многие из нас задают себе подобные вопросы, но в ответ на них настроят таких рогатых силлогизмов, что всегда вывод будет в пользу собственного удовольствия. Не таково было решение Иванова. Он нашел, что нужно избежать этого рождающегося чувства, которое может повлечь за собой опасную борьбу, пока еще есть время. Ему тотчас же представилось трудное, запутанное дело, которым пугал его Иван Кузьмич, представляющее широкое поле его жажде труда и пользы. Он колебался недолго: отправился к одному господину, от которого зависело назначение лица, и предложил свои услуги. Господин этот посмотрел на Иванова с маленьким недоумением, но был весьма рад его предложению. Лучшего чиновника ему нельзя было желать; к тому же, может быть, он, как многие, питал уважение к Петру Петровичу и имел случай убить одним камнем двух птиц: поэтому назначение ему было обещано.
Да не подумают, чтоб я хотел выставить моего героя типом безукоризненной добродетели. Нет, он имел свои недостатки, и, может быть, эти именно недостатки облегчили ему более, чем кому-либо другому, настоящую решимость: Иванов не слишком любил нежные склонности. Обладая теплым и живым сердцем, он боялся его увлечений; он допускал их, но желал, как он выражался, чтобы они пришли потише да поскромнее. Ему было бы тяжело нести чувство, которое могло связывать его мысль и деятельность. Вот отчего выбор для него был нетруден; вот отчего, говоря с Варенькой и увидев всю глубину ее расположения, какой-то укор, какое-то сожаление поднялось в его душе, — ему жаль стало Вареньки и, может быть, и себя; ему в первый раз блеснул вопрос: не слишком ли много жертвует он потребностями сердца требованию своих убеждений, не отдаст ли он много теплого чувства за одну мысль? Волнуемый этими вопросами, он спешил уйти от Вареньки; и тогда тише и тише становился в его ушах отзвук нежных слов; недолго ему представлялся выразительный взгляд ее прекрасных, темных, голубых глаз. Кругом его виднее и виднее восставала общественная жизнь, сильнее и сильнее слышались ему житейские вопросы. Когда Иванов пришел домой, он уже решился ехать.
На другой день, часу во втором, Иванов отправился к Ивану Кузьмичу. Его он не застал дома; но слуга сказал, что барыня принимает, и Иванов зашел к ней проститься.
Марион, кажется, не ждала его, но, судя по встрече, была очень довольна его приходом.
— А, mr. Иванов! Вы редкий гость, — сказала она, — и я тем больше рада вас видеть. Отчего вы так мало показываетесь: бегаете от общества?
— Я действительно меньше бываю в нем, чем нужно и чем бы мне хотелось бывать. Но в этом случае я бегаю не от общества, а от тьмы маленьких условий, которые оно налагает и которые кроме скуки отнимают пропасть времени.
Марион чувствовала по себе пустоту этих условий; но она не знала, как избавиться от них; это ее занимало.
— Я вас понимаю, — сказала она, — но не у всех же такая охота и терпение заниматься делами, как у вас; нельзя же быть и без общества: и в нем скучно, а без него умрешь от скуки.
— Разумеется, если нет никакого интереса в жизни, если нет обязанностей или призвания, которым отдаются с охотой. Но вы не думайте, что бы за всем тем мы оставались без общества. Есть несколько человек одинакового, в этом случае, мнения, которые рады встретиться друг с другом, и встречаются часто и охотно, просто, без претензий: вот общество, в котором отдыхаешь.
— Положим, так. Но это общество мужское; а женщины?
— Это другой вопрос. Вот отчего и недостаточен наш круг, от этого иногда и есть необходимость выезжать в свет, особенно если нет одного или нескольких коротко знакомых семейств.
— Теперь я понимаю, отчего вы мало выезжаете, — улыбаясь, заметила Марион, — у вас нет недостатка в подобном семействе и остальным вашим знакомым приходится пенять на монополию Вареньки Имшиной.
И Марион была довольна оборотом, который принял разговор: ей давно хотелось навести речь на Вареньку.
— Я с ней познакомился летом, в деревне, — сказал, Иванов, — а вы знаете, что нигде нельзя так скоро сойтись. Это преимущество деревенской жизни; я его сохранил и здесь.
— И я уверена, что сохранили с удовольствием: я ее очень люблю. Давно вы ее видели?
— Я к ней заходил вчера вечером, чтобы сказать, что я еду. Я и к вам пришел проститься.
— Как! Куда же вы уезжаете?..
— Довольно далеко отсюда. Меня посылают по делу.
Марион сейчас припомнился разговор ее мужа. Она вообразила, что Иванов в минуту огорчения пошел против Петра Петровича и что это причина его отъезда. Неудивительно, что она делала подобные предположения: она так долго жила в провинции, где все объясняют по своему. Марион стало жалко Иванова.
— Послушайте, mr. Иванов, — сказала она, — я вам сделаю, может быть, нескромный вопрос, но сделаю его из участия к вам: скажите мне, что за причина вашего отъезда?
Иванову странен показался этот вопрос.
— Тут нет ничего нескромного или тайного, — отвечал он. — Дело, по которому я еду, весьма серьезно; оно было запутано людьми неблагонамеренными, и я просил, чтобы меня назначили, в надежде открыть истину.
Марион посмотрела на Иванова с недоверием. Сначала ей показалось необъяснимо, какое дело человеку принимать на себя труд, для того чтобы открыть истину в предмете, совершенно его не тревожившем. Потом ей сейчас мелькнула другая идея, что Иванов, рассорившись с Варенькой, хочет уехать от нее. Ей была тяжела мысль, что она, может быть, была причиною ссоры, и она решилась во что бы ни стало объяснить все Иванову.
— Так вы сами просились? — спросила она. По тону, которым был сделан вопрос, Иванов видел, что он делан не для того, чтобы только спросить что-нибудь: его очень заинтересовало, почему Марион принимает в нем такое участие.
— Да! — отвечал он. — Почему же вы не допускаете этого?
— Вы, как я слышала, человек прямой, mr. Иванов, и я с вами буду говорить прямо, в уверенности, что вы мне так же ответите. Я думаю, что я знаю настоящую причину вашего отъезда. Вы мне не хотите ее сказать, — эта деликатность понятна. Но эта причина неосновательна; вы увлечены недоразумением, ошибкой, и я бы хотела вывести вас из заблуждения, потому что принимаю в этом живое участие.
Иванова очень удивили и догадки Марион, и самое участие; он подозревал, что тут что-то кроется, и, в свою очередь, тоже хотел все разъяснить.
— Чтобы говорить откровенно, — сказал он, — так не надобно играть в загадки. Я вижу, что вы почему-то принимаете участие в моем отъезде, и много за это вам благодарен; по, чтоб скорее дойти до цели, я прошу вас называть вещи прямо, а не намекать на них. Это гораздо проще и лучше. Верьте, что прямая дорога самая короткая: к чему делать дело вполовину!
Марион немного затруднилась. Она знала, что в свете можно все сказать, но умеючи. Но ей понравился вызов Иванова: она видела, что с ним именно надо говорить прямо, потому что он не перетолкует ничего в дурную сторону.
— Хорошо! — сказала Марион. — В таком случае признайтесь, что вы уезжаете не собственно для дела, а просто от Вареньки?
Иванов не мог постичь, чтобы женская проницательность могла идти так далеко.
— Это не совсем так, — отвечал он, подумавши, — но половина причины отъезда действительно Варвара Александровна.
— И все это началось по поводу разговора у Р**, который вы слышали?
Глаза Иванова значительно увеличились в орбите.
— Да! Я не хочу лгать: этот разговор имел влияние, — отвечал Иванов.
— Я вас не спрашиваю, — продолжала Марион, — потому что это было бы слишком нескромно; но я знаю, вы любите Вареньку…
— В таком случае, — отвечал совершенно растерявшийся Иванов, — я должен признаться, что вы знаете более меня, потому что я, право, сам не знаю, люблю ли ее…
Марион улыбнулась самодовольно.
— Да, — сказала она, — вы ее любите, хотя не признаетесь в этом даже самому себе. В таком случае, я должна вам сказать, что причина вашего отъезда неосновательна. Варенька нисколько не виновата. Тут больше всех виноваты вы и я.
Иванов решительно уже ничего не понимал.
— Кто ж обвиняет Варвару Александровну? — сказал он. — Но я решительно не понимаю, почему мы с вами виноваты!
— Оттого, что мы были причиной разговора Тамарина с Варенькой: я — потому, что смеялась над Тамариным и задела его самолюбие; вы — потому, что подали мне этот случай и возбудили его ревность.
— Я? — спросил с удивлением Иванов. — Г. Тамарин меня считает соперником, и короткость m-me Имшиной со мной возбуждает его зависть! Вот уж этого-то я никак не ожидал! — прибавил он.
— А между тем это так, и вот настоящая причина его неизвинительной выходки. Признавая себя виноватой в ней, я хочу поправить ее последствия. Вам, может быть, дурно пересказали прежние отношения Вареньки к Тамарину, и они огорчили вас. Но вы несправедливы: Варенька ни в чем не виновата; вы не должны на нее сердиться и невесть для чего уезжать от нее.
