В квартиру Ленечкиных родителей, где мы томились среди чужой стильной мебели и новомодных дизайнерских ухищрений, ввалился некто во всем черном, открыв, между прочим, два новых замка своими ключами.
– Вы кто?! – вскрикнула я, выскочив в коридор и увидев вместо Ленечки здоровенного детину в крупных темных очках.
– Доверенное лицо Ильи Алексеевича Назаренко, – ответил детина. – Поговорить надо. Я пройду…
И, не дожидаясь моего приглашения, он прошел в комнату и тут же развалился на диване.
– Ну! – гавкнул он, когда я села напротив него на самый краешек кресла. – Че добро разбазариваешь?! Меру-то надо знать!
– Не понимаю, о чем вы, – самым невинным голосом сказала я, не без труда удерживаясь от дрожи. Этот детина мог запросто раздавить меня ногтем, а потом вместе с бульварными газетенками опубликовать сенсационное разоблачение Зацепина, который убил меня, позарившись на богатство.
– Че, думаешь, и впрямь сопливым бомжатам бельведер построят?!
Я очень удивилась слову «бельведер» в соседстве с «че» и «бомжатами», а гость изумленное выражение моих выпученных глаз посчитал ответом.
– Эти хапуги все себе в карман положат, а пацанве какой-нибудь киоск со сладкой ватой поставят! Неужели не дотумкала?!
Я расправила на коленях халат и решилась спросить:
– Простите, а вам-то что за дело?
– То есть как это, что за дело? Меня Илья над тобой поставил, значит, есть дело!
– Простите, – опять очень вежливо начала я, – вас как зовут?
– Ну… Аликом…
– Очень хорошо! А не могли бы вы, Алик, рассказать, как это Илья вас поставил надо мной и что вы, собственно, должны делать? Ну… я это к тому спрашиваю, чтобы знать, что мне разрешено и по поводу чего нужно вашего разрешения спрашивать.
Громиле Алику очень понравилась такая моя покорность судьбе. Он кивнул огромной головой и ответил:
– Спрашивай моего разрешения, когда опять соберешься деньги раздавать. Какую сумму определю, на такую и рассчитывай.
– Вот этого я не понимаю! У меня есть письмо самого Ильи Алексеевича, где он пишет, что делает меня наследницей всего своего движимого и недвижимого имущества! Почему вы, Алик, вмешиваетесь в мои дела?
– Да потому, милая моя, что по завещанию, которого ты и в глаза не видела, я являюсь твоим… вроде как опекуном… ну как те, которые назначаются малолетним до совершеннолетия… А потому не могу позволить, чтобы ты раскидывалась такими деньжищами! Так состояния Ильи надолго не хватит!
– А мне и не надо, чтобы надолго!
– Это ты брось, я в курсе… Тебя поэтому и к читке завещания не допустили. А Назаренко, кроме завещания, мне еще и подробное письмо оставил, что и как… и что ты за птица… Тебе почти все можно… но все-таки не все. Основной капитал надо беречь.
– Послушайте, Алик! – Я уже начала злиться. – А не скажете ли вы, когда у меня наступит совершеннолетие?! Когда я смогу послать все к чертовой матери, а?!!
– Будто не знаешь?!
– А все-таки?!
– В завещании написано, что ты сможешь вступить в наследование только после смерти Зацепина Л.С. Знаешь небось такого!
– Значит, могу вступить в наследование? То есть только тогда смогу стать олигархиней? – оживилась я.
– Чего?! – скривился Алик и даже снял темные очки, за которыми оказались неожиданно светлые, совсем не злобные глаза со смешными белыми ресницами.
– Назаренко в своем письме написал мне, что в случае… смерти известного нам обоим товарища я имею право отказаться от наследства, продать фирму и прочее. По своей юридической неграмотности я решила, что сейчас уже вступила в права наследства, раз деньги на меня так и сыплются. А раз я еще никто, то вам нечего и волноваться!
– В смысле?
– Ну… наподписывала я разных бумаг и что? Я же еще не наследница!! Это значит, что моя подпись ровным счетом ничего не значит!
– Значит. В завещании все обозначено. Я только должен следить за тем, чтобы ты не перебирала указанной суммы.
– А когда вступлю в наследование, то смогу перебирать?
– Тогда что хочешь делай. Все твое.
– А вы что станете тогда делать, Алик?
– Когда?
– Ну когда я вступлю в эти самые права?
– Я-то? – растерялся назаренковский поверенный.
– Вы-то!
– Ну… не знаю… Найду что…
– То есть вообще-то, вам делать нечего, кроме как следить, чтобы я не перебирала?
После этого моего вопроса Алик недобро сверкнул глазами, опять закрыл их от меня темными очками и сказал:
– За придурка держишь, значит… Зря, между прочим. Назаренко, кому попало такое дело не поручил бы! Неужели не просекаешь?!
Вообще-то я уже давно все просекла. Илья уж точно придурком не был, а потому поручить наши с Ленечкой жизни кретину никак не мог. Значит, за простоватыми манерами и убогими речами скрывается весьма непростая личность. В бельведерах разбирается!
– А скажите, Алик, не предусмотрена ли вам какая-нибудь награда, если дело будет ускорено? – спросила я в надежде прощупать, насколько он предан Назаренко.
– Что будет ускорено? – Алик сильно наморщил свой лоб над очками.
– Ну-у-у… если, к примеру, завтра… будет устранено… препятствие… то, что мешает мне стать юридической наследницей?
– Если твой Айболит завтра гикнется?
Меня перекорежила такая формулировка, но пришлось кивнуть:
– Ну… можно, конечно, и так выразиться…
– Как ни выражайся, он все равно гикнется, а потому никакой награды на этот счет не предусмотрено.
– Что значит… все равно… – прошептала я.
– Ну… Назаренко так считал.
– Ах, Наза-а-аренко… – Мне захотелось немедленно сровнять с землей могилу бывшего калачедела. Что он себе позволяет? То есть… позволял… Я шумно вздохнула и решила пойти другим путем: – А нельзя ли узнать, любезный Алик, какую сумму вам отвалил Илья за такой пристальный пригляд за мной?
– Нельзя, – отрезал он.
– Тогда, может быть, вы ответите на такой вопрос: «Все движимое и недвижимое имущество Назаренко, которое перейдет ко мне в наследство, в денежном эквиваленте больше, чем назначенное вам… пособие?»
– Разумеется, – ответил Алик, сразу раскусив эту витиеватую фразу.
– Ну… тогда… – Я очень внимательно на него посмотрела, – может быть, у вас есть желание удвоить или… учетверить его?
Алик опять снял очки и посмотрел на меня с большим интересом, что меня не могло не обрадовать, и спросил:
– Хочешь меня купить?
– Хочу, – честно ответила я.
– Не хватит всего твоего движимого и недвижимого. Назаренко был моим другом.
– Но… ведь… всего лишь был. Сейчас-то его рядом нет, а потому он ничего не сможет узнать.
– А что ты от меня хочешь-то?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});