– На, держи!
Не оборачиваясь, Эльвира через плечо подала ему пачку с жевательными пластинами. Это было не совсем то, чего хотел Павел.
– Что-то не так? – глянув на пассажира в зеркало заднего вида, спросила женщина.
– Да нет, все так, – кисло отозвался Торопов.
– Ты же просил пожевать.
– Не в буквальном смысле. «Ножку Буша» бы сейчас съесть, – мечтательно протянул он.
– Как только увижу магазин, сразу остановлюсь. Куплю тебе что-нибудь поесть, – пообещала Архипова.
– Спасибо.
Павел откинул голову назад, закрыл глаза. Машину плавно и несильно качало из стороны в сторону, мягкие подвески с рассеянным, едва уловимым стуком сглаживали неровности дороги. Торопова убаюкивало, клонило в сон, а он и не сопротивлялся.
– Тебе не интересно, куда мы едем? – спросила Эльвира.
Ее голос выманил Торопова из дремы, но глаз он не открыл.
– Куда? – равнодушно спросил Павел.
– Далеко.
– Я не против, – блаженно улыбнулся он.
– А я против. Я не хочу никуда ехать. А приходится!
Ее резкий голос резанул слух.
– Что-то случилось? – догадался Торопов.
– Да. Меня хотят убить!
– Кто?
– Антон!
– А разве он существует?
– Если бы просто существовал, – саркастически усмехнулась женщина. – Это не он существует, это я существую в нем. Он властвует надо мной, рвет мою душу… А теперь он хочет меня убить!
– За что?
– Не за что, а почему? Я слишком много знаю… Сначала он хотел убить тебя, теперь он хочет убить и меня…
– Я помню, он говорил, что меня нужно слить. Я подслушал ваш разговор…
– Тебе тогда повезло: соседи слишком буйными оказались.
– Да, они меня два раза спасли. Киллер за мной гнался, а у них ружья. Они меня отбили. Из леса на руках вынесли. Потом больница была. Потом я в Москву приехал. Потом Зубр был. Ты была с ним в сговоре?
– Антон был с ним в сговоре.
– Он про тебя говорил… Он тебе с Горуханом помог, Витька твоего на цель вывел…
– Твой Горуханов угрожал мне. У меня просто не было иного выхода.
– А Лена Корчина?
– Антон меня заставил.
– Да, но боялась она тебя…
– Боялась, – кивнула Эльвира. – Это потому, что надо мной властвовал Антон.
– Но ты направила к ней Витька. Ты уговорила Вику.
– Да, я. Но это была не моя воля.
– Не важно. Ты заказала эти убийства. Ты сама убийца.
– Да, убийца, – эхом отозвалась Эльвира.
– Очень хорошо.
– Что хорошо?
– Ты во всем созналась. И Зубр сознался, и Витек, и Вика… Все легко и просто. Как в сказке… Сказка эта страшная, скажу тебе, но все-таки сказка. Потому что не по-настоящему все. И ты во всем созналась. Потому что ненастоящая. Ты говори, говори, а я посплю.
Беспокойные мысли не терзали сознание Павла, и он заснул прежде, чем Эльвира что-то сказала ему в ответ.
Проснулся он все в той же машине. Утренний свет за окном, темные с сизыми шапками тучи на горизонте, Эльвира за рулем.
Машина плавно и неторопливо катилась за длинным синим фургоном, который тащил дальнобойный тяжеловоз. Но вот Эльвира пошла на обгон, и внедорожник резко набрал скорость. Павла вдавило в сиденье. Он еще не совсем проснулся, но уже осознавал, что все это происходит с ним наяву.
– Где мы? – спросил он.
– Далеко, – не оборачиваясь, отозвалась Эльвира.
– Убегаем от Антона?
– Что-то в этом роде… На, держи!
Женщина сунула руку в пакет, лежавший на переднем кресле, и вынула оттуда вакуумную упаковку с нарезанной ветчиной.
– Пожуй.
– Да что-то неохота.
Ветчину он взял, но распаковывать ее не торопился. Ему действительно не хотелось есть. И еще слегка подташнивало. Видимо, во сне укачало.
– Это лекарство перестало действовать, поэтому и неохота. Тебя сейчас, наверное, тошнит.
– Есть немного. А что за лекарство? Нейролептики?
– Каюсь.
– Нового поколения?
– Нет, старого. И в умеренной дозе. Надо было как-то тормозить твои реакции, чтобы ты дров не наломал… Вика тебя сдала. И хлороформом тебя усыпила. Ты спал и не проснулся, когда ребята появились.
– Какие ребята?
– Санитары. Их у меня всего четверо. Остальные ничего не знают.
– А эти четверо слушаются тебя во всем, да?
– Во всем, – кивнула Эльвира. – Только на убийство не способны.
– Какое совпадение! У Антона тоже было четыре санитара. Пусть земля будет им пухом.
– Не четыре, больше. И не санитары. У Антона все гораздо более серьезно, чем у меня. Он всем верховодит.
– Чем – всем?
– Ты должен понимать, что психиатрия – опасная вещь. Любого человека можно признать душевнобольным. Антон этим и пользовался. У него в Москве свой стационар, он там главный врач. И меня к своим делам приобщил. И других. У него там целая сеть.
– Людей одурачиваете, квартиры у них забираете, бизнес, – предположил Павел.
– И это тоже… – кивнула Эльвира. – Но все это в прошлом было. Во всяком случае, для меня. Сейчас прокуратура не спит и общественность тоже. А раньше все можно было. Раньше времена дикие были. А потом Корчин появился, попросил с компаньоном дело уладить, ну и завертелось. Я просто хотела сестру свою устроить, а она с Горухановым связалась, он мне грозить стал. Он все мог разрушить. Антон сказал, чтобы я сама вопрос решала. Сама, дескать, завязалась, сама и развязывайся. А у Кати друг вдруг объявился.
– Витек?
– Да. И она не знала, что с ним делать. Но я ей помогла. И ему тоже. Что было дальше, ты знаешь…
– Что-то знаю, что-то – нет… Что с Дудником случилось?
– Ничего.
– Совсем ничего? В смысле овощем стал?
– Не стал. Немного успокоили, и все. Его надо было успокоить…
– Ну, конечно!.. А с Косынцевым что сделали?
– В отпуск отправили. А потом на пенсию…
– Он был с вами заодно?
– Нет. Но кое в чем подыгрывал. Он знал, что ты нормальный, но не сказал тебе об этом.
– Да, но меня из больницы помог вытянуть.
– Это все из-за Кати. Любил он ее, а она с Виктором загуляла.
– Думаю, Косынцева не посадят. А по тебе тюрьма плачет.
– Знаю.
Эльвира так низко склонила голову, что Павел испугался, как бы она не выехала на встречную полосу.
– Зачем ты меня с собой взяла?
– Я столько дров наломала, что, казалось бы, все равно, будешь ты жить или нет. Как говорится, одним больше, одним меньше… Но я к тебе привязалась. Нет, правда, привязалась.
Архипова подняла голову и уставилась на дорогу.
– Правда? А что такое правда? Ты так запутала меня, что я не знаю, где правда, а где ложь. Слишком все просто получается. И с киллерами я справился, и убийцу Корчиной нашел, теперь вот ты мне во всем призналась. А завтра я проснусь в своей палате и узнаю от тебя, что все это было моим вымыслом.
– Кому, как не тебе, знать, насколько тонка грань между явью и больной иллюзией. И я это знаю, поэтому и затеяла этот эксперимент с тобой. Я и раньше экспериментировала, но ты особый случай. Ты угрожал мне, и я должна была тебя обмануть. А вышло, что я обманула саму себя. Ты думаешь, зачем я увезла тебя на море? Я правда поняла, что ты мой мужчина. Но Антон нас нашел. Он тоже мой мужчина, и он сильнее. Верней, мои чувства к нему были сильнее. Но и ты мне дорог. Я могла бы сдать тебя Антону, но отправила к себе в больницу. Мне казалось, что это единственное безопасное для нас место. Однако Антон все узнал, поэтому нам пришлось спасаться бегством. Он меня не простит. Теперь он будет охотиться не только за тобой, но и за мной.
– Поверить тебе может только сумасшедший, – мрачно усмехнулся Павел. – Но я и есть сумасшедший…
– Я тоже.
– Кто бы сомневался. Убить двух человек… А сколько их было до того?
– Я старалась обходиться без летальных исходов.
– Но ведь они были. А сколько искалеченных душ? Скольких людей ты загнала на овощные грядки? Или это не убийство?
– Я не хочу об этом говорить.
– А придется. Где Дарья? Что с ней?
– Она с Антоном.
– Зачем он ее прячет?
– Ее ищут, поэтому в стационаре ее держать опасно.
– Зачем в стационаре? Ее можно держать в доме, как послушную куклу. Она не убежит и слова против не скажет. Очень удобно, не правда ли?
– Но ты же не такой! Я же не пытаюсь превратить тебя в куклу. А ведь могла… Тупо бы ехал со мной, тупо смотрел бы в окно, тупо жевал бы ветчину. И никаких вопросов!
– А я тебе такой нужен?
– Нет. Не люблю тупых мужчин. И еще ты должен защищать меня.
Эльвира нагнулась и вынула из-под своего сиденья знакомую «беретту», а затем и глушитель к ней.
– Держи, это твое оружие. Если ты считаешь меня сукой, то лучше сразу застрели.
Павел осмотрел пистолет, вытащил и вставил обратно полную обойму. Накрутил на ствол глушитель, но патрон в ствол досылать не стал.
– Я считаю тебя сукой, – сказал он, чеканя каждое слово. – Но стрелять в тебя не буду.
– Почему? – дрогнувшим от волнения голосом спросила Эльвира.
– Потому что ты мой врач, – после некоторого раздумья сказал Торопов.
– Да, но ты не больной.
