Середину дома занимала большая, отделанная керамической плиткой печь, своими стенами она частично выходила в кухню, гостиную и спальню. Топка располагалась в прихожей, а санузел, как оказалось, не отапливался вообще.
Санузел сплошь был выложен кафельной плиткой, здесь стояли большая ванна, унитаз, но в кране опять же не было воды.
– И где у нас вода включается? – спросил Павел, закручивая вентиль крана.
– В колодце, – плечом приткнувшись к дверному косяку, грустно улыбнулась Эльвира.
– Насос включить надо?
– Нет, барабан крутить. Обычный колодец, без насоса. И ведра там должны быть.
– А как же кран?
– Труба во двор выведена, но к водопроводу не подключили.
– А это? – показал на унитаз Павел.
– И здесь труба, но выведена в овраг. Людей поблизости нет, санэпидемстанцию вызывать некому.
– А если труба зимой замерзнет? – на всякий случай спросил Торопов.
– Мне нравится ход твоей мысли, – ласково улыбнулась женщина. – Мне нравится, что ты собрался жить со мной как минимум до зимы.
– До зимы еще дожить надо.
– Это зависит только от нас. Поверь, Антону неизвестно это место. Никто про него не знает.
– Это я уже слышал. Но все-таки лучше нос держать по ветру.
Павел подошел к окну, выглянул во двор. Низкий дом, забор мешает наблюдать за подступами к нему, но если подняться на чердак…
– Занавесок на окнах нет, – сказала Эльвира. – Надо бы в магазин съездить…
– Нужно полиэтилен с забора снять, – поделился он своими соображениями.
– И на окна повесить?
– Я похож на сумасшедшего? Нет, просто снять. И траву вокруг дома выкосить. И во дворе. Тогда деревню можно будет видеть, дорогу от нее. А место здесь отличное, поля вокруг, незаметно к дому не подойдешь.
– Тебе виднее, ты мужчина – на тебе охрана.
– А на тебе обед.
Они побывали в магазине, где отоварились на неделю вперед. И продуктов полные пакеты, и вина целый ящик. Только все это не радовало Павла так, как в прошлый раз, когда они с Эльвирой собирались пировать в доме на берегу моря. Тогда он был жизнерадостным. Да и она другая была. Вернее, он воспринимал ее по-другому. И себя тоже.
– Надо газ включить, – сказала женщина. – Если баллоны не стащили…
Баллоны с природным газом были на месте, в специальном ящике за домом. Павел открыл вентиль, и Эльвира смогла зажечь плиту на кухне. Он же занялся печью. Для этого ему пришлось взяться за топор. Гора березовых чурок громоздилась за домом, и Торопову пришлось потрудиться, чтобы расколоть с десяток-другой из них на поленья.
Еще нужно было скосить траву, чтобы загнать машину в гараж, но косы, как оказалось, здесь никогда и не было. И серпа тоже. О бензомоторном триммере и говорить не приходилось. Поэтому, растопив печь, Павел занялся машиной, не сдвигая ее с места. Он тщательно обследовал ее снизу доверху, пытаясь найти радиомаяк или что-то в этом роде, но, к счастью, ничего не обнаружил.
Эльвира потушила овощи с мясом, приготовила салат, открыла бутылку вина, наполнила бокалы.
– Тебе много нельзя, – сказал Торопов, усаживаясь за стол. – В деревню надо ехать, за косой.
– А я много и не буду, – элегантным движением подняв свой бокал, с лукавой улыбкой сказала женщина. – Много будет вечером.
Павел тоже поднял бокал, снизу обжав его пальцами так, будто пытался нагреть вино теплом своих рук. Круговым движением пронес бокал мимо носа, вдыхая аромат напитка.
– Мне кажется, мой букет более насыщенный, чем у тебя, – с видом знатока сказал он.
– Вино из одной бутылки, – удивленно повела Эльвира бровью.
– И все-таки…
Ловким движением Павел забрал у нее бокал, а взамен отдал свой.
– Ты думаешь, что я собираюсь тебя отравить? – возмутилась женщина.
– Думаю, – кивнул он. – Но не думаю, что это цианид. Хотя все возможно.
– Сам ты цианид! – Архипова в два глотка осушила бокал и с такой силой поставила его на стол, что у него лопнула и отвалилась ножка. – Нет там ничего!
– И хорошо, что нет. А то я предсмертную записку еще не написал. Лена написала, а я нет. Или не писала?
– Писала.
– Тогда, когда в первый раз пыталась покончить с собой?.. Или не пыталась?
– Пыталась. Правда, пыталась.
– Склонность к суициду – это уже повод для того, чтобы закрыть ее в психушке. Но проще было ее убить. Ведь предсмертная записка была. И никто ее не видел, кроме тебя, так?
– Это Вика тебе рассказала?
– Нет, сам догадался. А записка не вся была. Лена про тебя плохо написала, да?
– Может, не будем про это? – поморщилась Эльвира. – Что было, то было.
– Да уж, – кивнул Павел. – Я помню, как в Карьянке Антон доставал из шкафа две рюмки, наливал в них коньяк, а потом я провалился в сон. Рюмки были пустые, и наполнял он их из одной бутылки; почему же уснул только я?
– Снотворное было растерто по донышку пустой рюмки. Но то Антон, а я с тобой по-честному. Как видишь, я жива и спать совершенно не хочу.
– Еще не вечер!
– Да, у нас еще есть время! – вскинулась Эльвира. – Пошли!
Она взяла его за руку, привела в свою комнату, высыпала на кровать содержимое дамской сумочки. Кошелек, ключи, косметичка, резинка от волос, расческа, документы, упаковка цитрамона, мобильный телефон, монетки. Ни клофелина здесь, ни психотропных препаратов, если, конечно, они не скрывались под видом цитрамона.
– Ты смотри, смотри! Внимательно смотри! – кипятилась Эльвира. – Можешь прокладку ножом вспороть. Может, там что-то есть?
Но напрасно она пыталась смутить Павла. Подкладку в сумочке он вскрывать не стал, но тщательно ощупал ее изнутри. И знакомый вкус цитрамона на языке ощутил.
– Теперь здесь смотри!
Эльвира выпотрошила перед ним свой дорожный кейс. Но и там не было ничего, вызывающего подозрения. Женские вещи, одежда, обувь, пара глянцевых журналов. Были здесь и лекарства – от давления, простуды, расстройства желудка; ничего психотропного среди них Павел не обнаружил. Но это его не успокоило. Ведь у Эльвиры было время, чтобы спрятать снотворное и нейролептики где-нибудь в доме. Или в машине. Хотя нет, ничего опасного в машине он не нашел. А в доме он устроит обыск, едва только представится возможность.
– Все, доволен? – спросила женщина.
– Не совсем. Телефон придется выбросить, – сказал Торопов. – Техника нынче такая, что человека по телефону можно найти. Даже если он выключен.
Обед уже остыл, но это не помешало Павлу справиться с ним. И бокал вина он выпил. А потом они вместе с Эльвирой отправились в поселок, что находился в десяти километрах от ближайшей деревни. Там они купили косу, триммер, лопату, набор инструментов, в общем, все, что могло пригодиться в доме. Денег Эльвира не жалела.
– Я думаю, надо заняться домом, – на обратном пути сказала она. – Щебень заказать, дорогу от дома к гаражу забетонировать. И забор посерьезнее можно поставить. Скважину пробурить нужно, воду к дому подвести, чтобы со всеми удобствами. Обои доклеить, мебель поставить…
– Это большие деньги. Раньше ты говорила, что у тебя таких средств нет, – насмешливо заметил Павел.
– Говорила, говорила… Раньше я тебе врала. А сейчас все по-честному. Если не веришь, можешь меня застрелить. Или ты забыл, что я вернула тебе пистолет?
– Не забыл, – мотнул Торопов головой, мысленно соглашаясь с тем, что Эльвира искренна с ним.
И от Антона его спрятала, и пистолет вернула, и обыскать себя позволила. Были, конечно, какие-то сомнения, но в целом он ей доверял. В целом доверял, а в частностях проверял.
– Мы с тобой уже обо всем поговорили, – строго посмотрела на собеседника Эльвира. – Я тебе во всем призналась, ты меня осудил. Мы решили, что казнить меня не стоит. Что нам нужно держаться вместе. Что я твой врач и обязана следить за твоим состоянием. А я решила, что тебе не нужно вспоминать прошлое. Жить ты должен настоящим. Если, конечно, не хочешь сойти с ума.
– Не хочу.
– Тогда не копайся в прошлом.
– В принципе я мог бы все забыть, – вяло пожал плечами Павел.
Действительно, он же не представитель закона, чтобы раскрывать убийство Корчиной. Пусть тот, кому надо, и занимается этим делом. Козьмина он не знает, и, по большому счету, ему на него наплевать. За Горухана отомстить? А ему это надо? Спору нет, Эльвира еще та дрянь. Но ему с этой дрянью жить. Худо-бедно, но жить.
И лишь одна проблема действовала на нервы.
– Но Дарья пострадала из-за меня. Ее надо спасти.
– Ты ей уже ничем не поможешь. Она окончательно деградировала, и последствия необратимы. Твое счастье, что ты попал ко мне, а не к Антону. Я не такая жестокая, как он.
– Может быть. Но ты тоже виновата в том, что Дарья стала такой. Ты забрала меня от нее. Ты отдала ее Антону.
– Считай, что я погорячилась. Но пострадала она не из-за тебя. Выбрось из головы эти мысли. Она сама во всем виновата. Не надо было лезть в это дело.
– Надо было. В том-то и дело, что надо.
– Хорошо, давай представим, что ее можно спасти, – как врач на пациента, посмотрела на Павла Эльвира. – Мы нашли ее, вернули ей человеческий облик. И что дальше? Дальше окажется, что Горуханова убил ты.
