материк! Ты будешь оторвана от своей семьи, от отца…
– Для женщины нет никого дороже, чем её муж. Ты – и моя семья, и мой дом, и центр вселенной. Разве ты не знал? – тихо прибавила она. – Так мы устроены.
Он с улыбкой и восхищением смотрел на свою жену.
– Ричард, только, пожалуйста, дай мне достаточно времени на сборы!
– Сколько угодно!!!
Инесса
У меня до сих пор остались шрамы. На правой руке, в которую она вцепилась, и на спине, куда запустила когти, чтобы спасти мне жизнь. Но я благодарен ей за каждый след на моей коже: если б не было их, не было бы и меня…
Той весной синий туман плотной стеной окутал горы Сихотэ-Алиня. Дождь лил, не переставая, а на крутых отрогах лежал во впадинах серый спрессованный лед. Я отсиживался в деревушке неподалёку от подножия горы Высокой и каждый час выходил, чтобы с биноклем в руках осмотреть небо. Надежды на восхождение почти не оставалось.
И всё же упрямо продолжал ждать: в этих местах погода меняется резко, сильный ветер может в один миг разогнать тучи, и тогда обнаружится просвет. А мне много и не требуется, всего полдня хорошей погоды.
Серьёзным альпинистом я себя не считал. Но любил делать небольшие восхождения, и всегда – в одиночку: мое общение с горами не терпело суеты и разговоров с другим собеседником. Только горы – и я. Для своих путешествий выбирал глухие места, поселялся в какой-нибудь деревушке у дальней родни и – вперед, вверх, к свободе! Зверя не боялся, пусть зверь боится меня! Только в тот раз всё вышло иначе: в тот раз я познакомился с ней.
Природа подарила мне, наконец, солнечное утро, и я, не мешкая, тронулся в путь. До подножия Высокой – пять километров. Я почти бежал. Запахи тайги, сырости, свежего ветра сводили меня с ума; понять это может, пожалуй, лишь тот, кто живет в городе и лишь изредка вырывается в лес. Старая дорога под ногами разъезжалась, я перепрыгивал с кочки на кочку, пока не достиг каменистых участков у подошвы горы. Здесь начинался подъем.
Вершина Высокой – скалистая, леса на ней нет. Мощные отроги расходятся в разные стороны, склоны щедро покрыты кедровым стлаником и брусникой. При ясной погоде отсюда открывается изумительный вид на центральный Сихотэ-Алинь. Именно этого я и хотел: подняться и увидеть.
Как известно, в любом восхождении самое важное – тщательно продуманный маршрут. У меня его не было. Просто шёл траверсом, поднимаясь всё выше и выше. Через час – полтора сделал привал, перекусил, и тут заметил, что погода меняется. Задул резкий ветер, и небольшие, мирные с виду облака быстро собрались в гигантскую мёртвую тучу, задышавшую холодом. Потемнело. Я забеспокоился: быть застигнутым бураном на склоне горы – не самое весёлое дело, и огляделся в поисках места, где мог бы укрыться. Небольшой пролесок привлёк моё внимание. Спускался, торопясь, подламывая ноги, камни россыпью летели из-под подошв. Тем временем начался крупный дождь. Ветер взвыл, ударил в лицо, и, накрывшись капюшоном, я нырнул под свод редких деревьев. Среди нагромождения сломанных веток виднелся проход, а дальше – укрытие: природная ниша под скалой.
Обрадованный, я упал в эту нишу и лежал там какое-то время, ничего не видя из-за пелены дождя. А потом заметил узкий лаз и просунул голову: что там внутри?
Это оказалось логово, устроенное в небольшой пещере, словно созданной для того, чтобы в ней поселился зверь. Сильный запах, осколки костей и ворсинки шерсти говорили мне, что не ошибся.
Почему я пролез внутрь? Что за дикая безрассудность подвигнула меня на такое нелепое действие? Надеялся на то, что зверь не придёт? Что он давно покинул своё логово? Или просто закрыл глаза на опасность, в надежде найти тихое пристанище от дождя и ветра?
Очутившись внутри, измерил взглядом пещеру: метра полтора на два, потолок низкий, но не настолько, чтобы задохнуться в случае, если занесёт снегом: я словно предчувствовал худший вариант. Прополз вглубь, лёг подальше от входа и ещё раз мысленно проверил запас продуктов: на сутки хватит, а весенняя буря дольше и не протянется. Притих, присмирел. С полчаса вслушивался в звуки снаружи, убирая из-под себя острые камни, а потом понял, что кто-то идёт: то ли ветка хрустнула, то ли мои напряжённые нервы были наготове. Вжался в стену; нож – в рюкзаке: мне и в голову не пришло достать его: на зверя – с ножом?!
Она вошла очень тихо, сначала – просунув голову, принюхиваясь и озираясь, а затем протиснула всё тело сквозь узкий лаз и взглянула на меня круглыми, жёлтыми, очень спокойными глазами. Леопард!
От страха я вначале принял её за ягуара, но потом вспомнил, что в тайге ягуары не живут. Передо мной стояла самка редчайшего дальневосточного леопарда! Пятнистая морда, короткие чуткие уши, длиннющий гибкий хвост. Вся – напряжена, вся – собранность и готовность мгновенно ринуться обратно…
Я обомлел. Дыхание прекратилось. Медленно перевёл дух. Леопарды не нападают на людей, обычно они миролюбивы, но в такой ситуации… Я занял её дом, и эта кошка имела полное право на агрессию. Но она повела себя иначе: минуту или две внимательно рассматривала меня, очевидно, решая, как ей быть, затем перестала дрожать хвостом и легла. Глаза устремлены на меня и – ни звука! С её шерсти стекала вода, а по моему лицу тоже текли капли горячего пота, и я осторожно поднял руку, чтобы стереть его. Вот тут она забеспокоилась! Звук, который я услышал, напомнил смесь громкого мурлыкания и рычания, какое-то хриплое «хр-р-р». Мне пришлось прекратить движение и опять замереть. Лежал и ждал, пока пот высохнет. Наконец, кровь потекла ровнее. Я задышал…
Прошло не меньше часа, прежде чем я понял, что есть меня она не собирается. Выгонять – тоже. Но моя активность её раздражала. И тогда я заговорил. Сначала тихо, затем – всё громче и громче. Зачем я это сделал? Да кто ж его знает! Может быть, чтобы успокоить её, может быть, чтобы успокоиться самому. Или потому, что мне требовалось какое-то движение, пусть даже речевое. Она отреагировала мирно: вслушалась, прищурилась, вслед за тем расслабила тело и спрятала когти. О, когти! Известно, что при ходьбе хищные кошки убирают их в специальные углубления на лапах и лишь в случае необходимости выпускают. Она это делала каждый раз, когда бывала напряжена, чем приводила меня в состояние затаённого ужаса.
Итак, она убрала свои когти,
