Смертельно устал. Слипаются глаза, и газ так скверно горит. Я целый месяц отравлял себя им, когда спал в чулане пекарни. Бывало, свалишься одетый в 11 ночи и в 4 утра уже на ногах. Сплю не на розах. Но я почти не замечаю этого. Всякая-борьба меня увлекает и захватывает. А здесь была тяжелая борьба.
Ваш Федя.
КАКАЯ ОНА, АВСТРАЛИЯ?
Английский пароход «St. Alban's» дал прощальный гудок. Он увозил из Шанхая в Австралию Сергеева, Наседкина, пекаря Щербакова, Саню с Сашей и недавно примкнувшего к коммунарам полтавчанина Ермоленко. Трехнедельное морское путешествие.
Федор с облегчением вздохнул. Не по душе ему Китай с его феодальными нравами и колонизаторами. А кроме того... Все эти полгода он не мог утолить жажду общественной деятельности. Мешало незнание языка, недоверие китайцев. Он, Сергеев, был белым, и одно это закрывало ему доступ к душам людей. Трудно сломать стену рассовых предрассудков.
У меня сейчас странное психологическое состояние, — писал он Елизавете Феликсовне. — То есть я определить не могу, что это такое... Какой-то бес вселился в меня. Я хочу трудностей. Я их частью сам создаю, чтобы их сейчас же преодолеть; какая-то горячка деятельности, самого изнурительного дела овладела мной... Останься я в этот период в России, я уже снова был бы с неизбежной каторгой впереди и уже ликвидирован. Я хочу немного перекипеть, чтобы борьба перестала быть для меня спортом...
И пояснил, почему не остается в Китае:
...Я не люблю торговать и с большим удовольствием нес бы труд чернорабочего, если бы мог иметь соответствующую работу...
После того как зашли в японские порты, «St. Alban’s» взял курс на Гонконг. Здесь пароход запасался углем, пресной водой и брал товары в Австралию. За трое суток любознательный Федор обследовал гористый остров — часть близлежащего Китая, опорную базу и колонию Великобритании. Мужчины-китайцы — в юбках и с косами, а женщины — в брюках, коса подобрана, в зубах трубка или папироса. Все наоборот...
Сергеева в Гонконге поразила не пышная экзотика тропиков. Глядя с высоты на порт и город с его тщательно возделанными садами, огородами, крошечными полями на искусственных террасах, он восторгался : и тут человек — хозяин всему! Он творит даже саму природу. Все, кроме холмов и моря да разве еще туч, создано людьми.
Любуясь архитектурой роскошных вилл, разбросанных на живописных склонах зеленых гор, он записал в тетрадь: «От этой сказки пахнет человеческим потом... Благородный англичанин не нуждается в том, чтобы подниматься туда самому или по подвесной дороге. У него есть кули. Это кули тащат на неприступные вершины современного римлянина — англичанина. Это кули втащил на горы гранит, устроил ложбинки для ручейков. Это он построил внизу город, это он выстроил в облаках пятиэтажные громады домов».
Южно-Китайское море. Слева остались Филиппины, справа синяя громада острова Борнео. Пароход приближался к Целебесу. Федор, как мальчишка, перебегал с одного борта на другой:
— Гляньте, акулы, настоящие акулы! А это... летучие рыбы!
Гонимые подводными хищниками, из недр экваториального океана вылетали рыбки с длинными брюшными плавниками. Они с минуту держались в воздухе и снова ныряли в зеленую пучину. Вот одну ветром занесло на пароход. Светло-бурая, с красноватыми боками и серебристым отливом чешуи. Федор торопливо бросил ее назад:
— Возвращайся, милая, в свою стихию!
Пересекая экватор, пароход дал выстрел из маленькой пушки, а матросы окатили пассажиров струей морской воды из брандспойта.
Было душно и влажно. Но Сергеев переносил зной хорошо, даже аппетита не утратил. Питание входило в стоимость билета. Зато в кармане — ни гроша! Однако русские не унывали — они едут в Австралию, счастливую страну, где будут вознаграждены за все мытарства и лишения. Там царство демократии и свободы, рай для пролетария — там полно работы! Об этом твердила и книга Мижуева «Передовая демократия», — Федор зачитал ее до дыр.
У большого острова Тимор «St. Alban’s» бросил якорь. На янтарь отлогого берега с радостным плеском набегали волны, увенчанные белыми гребешками. Склонив над прибоем кудрявые головы, кокосовые пальмы что-то ласково шептали теплому морю. Таким, вероятно, бог желал видеть свой Эдем! А вот и вереница полуголых Адамов и Ев... Но спины их согнулись под тяжестью тюков, а рядом — белый господин с бичом в руках... Наседкин помрачнел:
— Рабство рядом со счастливой Австралией? А если и там...
— Здесь голландская колония, — неуверенно протянул Федор.
Жара изнуряла. В небе по ночам сияли непривычные созвездия.
Вместо Полярной Звезды и Большой Медведицы ярко вспыхнул Южный Крест. Он тут верно служил мореплавателю Куку и Миклухо- Маклаю. Да и сейчас капитаны сверяют по созвездию свои часы.
Наконец Австралия. Северный порт Дарвин. Но русским надо дальше, в Брисбен.
Обогнув полуостров Кеп-Йорк и осторожно скользнув в опасный Торресов пролив, «St. Alban's» стал пробираться на юг вдоль Большого Барьерного рифа, ограждающего восточный берег Австралии от грозных бурь на Коралловом море. Стало не так жарко, и пассажиры повеселели. Красноярец Щербаков сказал:
— А бани в Брисбене есть?
Никто не знал. Ехали в неизвестное.
Ранним июньским утром «St. Alban's» ошвартовался у пирса Брисбена, столицы штата Квинсленд. Русские жадно разглядывали землю обетованную. Обычный портовый городок!
Но куда идти, что делать без денег, где искать работу? Чужая страна, чужой город, чужие люди...
— А не наши ли это пожаловали? — услышали они родную речь.— Чтоб мне провалиться — они! Давно, братцы, из матушки-Расеи.
И растерянных путешественников окружили земляки. Наперебой звали к себе, обещая еду и ночлег. Но прибывшие не хотели разлучаться, и их повели в Дом иммигрантов, где приезжающим предоставляли бесплатный недельный приют.
На улицах автомобили, конные экипажи. Народ одет просто и практично: свитера, башмаки с подковками, широкополые шляпы.
— А как тут насчет зимы? — поинтересовался Щербаков. — Соскучился я по ней! Чтоб мороз трещал, пар изо рта валил!
— Сейчас она в самом разгаре, — пояснил земляк из местных. — Но ниже нуля редко бывает! Зато жары летом — в декабре — сколь угодно.
Щербаков сокрушенно покачал головой. И тут они услышали, что сидящие в скверах мужчины — безработные.
Мы называем их «собственниками солнца», — сказал земляк- брисбенец. — Их единственное право — греться на солнышке.
Наседкин разочарованно свистнул. Что же будет с ними?
— Не волнуйтесь — хомут на шею получите! Тем людям за сорок — они уже отработали свое. А вы молодые, здоровые.
Федор призадумался. Радоваться или печалиться?
Вечером он, Володя и новый знакомый пошли в кафе. Рядом с ними ужинал мужчина с беспокойными глазами. Он очень заволновался, когда в зале появился человек в комбинезоне, и что-то сказал владельцу заведения. Тот подбежал к ужинавшему и, выхватив из-под носа тарелку с едой, разбил ее о пол. Выбросив в мусорный ящик ложку и вилку, он заорал:
— Вон отсюда, вонючий скэб! Вон, не то вышибу!
Тот пулей вылетел из зала, а хозяин, ворча, снова занял свое место за стойкой. Федор ничего не понял.
— За что так беднягу? Скэб... По-английски, кажется, «болячка». Больной он, что ли?
— Именно «болячка», — кивнул земляк. — Болячка на теле рабочего класса — штрейкбрехер! Тут рядом бастуют швейники, и пикетчик вывел скэба на чистую воду...
— С каких пор предприниматели стали поддерживать стачки?
— А что делать хозяину кафе? Даже посуда, из которой ел скэб, считается оскверненной. Заведение перестанут посещать, узнав, что штрейкбрехерам здесь не отказывают в еде.
Солидарность трудящихся восхитила Сергеева. Но уже на следующий день он понял, что сильно преувеличил роль здешних профсоюзов и недооценил алчность капитала.
Все утро у Дома иммигрантов шныряли вербовщики разных фирм. Особенно усердствовал агент сахарной компании. У нее огромные плантации не только в штате Квинсленд, но и на островах Фиджи. Назойливый вербовщик всячески обхаживал русских:
— Платим на рубке сахарного тростника по пять фунтов стерлингов в месяц. Жилье и проезд — за счет компании. Работать десять часов в день. По рукам? Давайте писать контракт!
Посоветовались с управителем Дома иммигрантов, и тот одобрил:
— Поезжайте, лучшего не найдете!
Однако классовое чутье не изменило Сергееву. Тут что-то не так! Почему вербовщик лебезит, лезет вон из кожи? И он стал расспрашивать соседа по койке, шотландца из Глазго.
Тот покосился:
— Ты что, парень? Рабочие, плантаций уже неделю бастуют!
Федор так и обмер. Здесь надо глядеть в оба, не то вмиг попадешь в презренные штрейкбрехеры.
Вернувшись в кабинет управителя Дома иммигрантов, он сказал:
— Стыдитесь, сударь, обманывать неопытных людей! Мы покидаем ваш негостеприимный дом. Мы не скэбы!
