сущностью ощущая свободу и радость. Но это лишь иллюзия – мы находились в моём воображении, а не в реальности. На такой высоте мы вряд ли смогли бы так спокойно дышать, как до этого дышали в космосе, вряд ли бы ничего не чувствовали, кроме мнимого порыва ветра. Почему-то я не могла как Адлер раскинуть руки, улыбаться от уха до уха, кричать от восторга и довольствоваться ложными ощущениями – я слишком сильно цеплялась за реальность, слишком сильно дорожила своими недавними воспоминаниями, слишком сильно боялась забыть, что это всего лишь сон, а не действительность. Я хотела проснуться, а не навсегда потеряться где-то у себя в воображении. Стать окончательно сумасшедшей – самое меньшее, чего я хотела.
Но именно к этому меня и тянула собственная бездна мрака.
– И часто ты тут бываешь? – спросила я, внезапно озадачившись.
– О, да вот совсем недавно, когда влезал тебе в мысли, пока ты где-то бодрствовала, – будто это так и должно быть, беззаботно махнул рукой Адлер.
– Это не смешно, Ад, – мрачно сказала я, отстранившись от него насколько это возможно.
– Твоей серьёзности хватит на нас двоих, детка, – рассмеялся он, совершенно не собираясь вникать в мои слова.
– Ты. Прекрати. Улыбаться, – ни капли не разделяя его оптимизма, прорычала я.
Парень лишь ещё шире улыбнулся, вытянув при этом, как всегда, язык.
– Боишься моей ослепительной улыбки?
В очередной раз я его проигнорировала, чего, пожалуй, так часто не делала ни с кем, кроме него. Оно и не удивительно – почти на все мои замечания я знала, что ответит моя «копия». Отчасти потому, что я сама любила так отвечать, отчасти потому, что Адлер до сих пор казался мне тем человеком, точно я знала его очень и очень давно, но просто… не помнила. Или не хотела вспоминать?
Чёрт.
Запутанность, потеря, незнание – ненавистные ощущения, что с каждым днём оставляли на моей душе всё больше и больше ржавчины, всё больше грязи и слизи. Они кислотными дождями омывали другие чувства, отравляли мысли, проникали в самые далёкие углы, которые до этого всегда оставались сухими. Но не сейчас. Всё – мокрое, словно от растаявшего снега. Но это таял мой лёд, незаметно построенный за несколько лет, но что там под ним, что? Желчная правда или подлое самовнушение? Психическое расстройство или обычная амнезия? В моей памяти что-то было, но вот что – я никак найти не могла, словно только что проснулась от сна и, казалось бы, запомнила его, но когда начинала подробно вспоминать, понимала, что ничего не помнила. Но при этом прекрасно знала, что сам сон был. Точно так же и у меня – я знала, что воспоминания были. Но докопаться до них – невозможно. Нужен был катализатор, какие-то события или новые лица, чтобы понять, что там хранилось под коркой льда, который я только-только начала греть. Осталось теперь набраться терпения… но проблема лишь в том, что у меня не было столько времени.
Ведь я умирала.
– Смотри.
Адлер указал пальцем с покрашенным чёрным ногтём куда-то вниз, а я только сейчас заметила, что вокруг всё изменилось: длинные, точно шрамы земли, хребты гор молочными линиями тянулись на многие километры, синее небо почти сливалось с тёмными водами неизвестного мне залива, белый туман скатертью укрыл участки земли, как снег покрыл верхушки многочисленных гор. А всё это – с такой большой высоты, что невольно переставал дышать от этой красоты, а потом – полной грудью вдыхал холодный вечерний воздух. Так свежо и свободно – на несколько секунд я и забыла о том, что всё это нереально. К сожалению.
– Мне нравится.
– У тебя губы не сводят от улыбки? – хихикнул Адлер и рассмеялся на мой недовольный взгляд. – Ты так редко улыбаешься!
«Я люблю твою улыбку, только, прошу, улыбайся почаще…» – всплывшие в памяти слова Филис задели за живое. Жаль, что она сейчас не видела моей улыбки. Жаль, что она не видела, как я порой улыбалась вечным шуткам Ченса. Жаль, что она не видела всех тех улыбок, которых добивался от меня Джозеф одним только своим присутствием. Жаль, что я так мало дарила ей улыбок – она их заслужила. Филис заслужила того человека, который будет понимать её, оберегать, защищать и помогать. И самое главное – любить.
Но я любить не умела.
Н-е-у-м-е-л-а.
– Не думай, будто все вокруг придают твоим недостаткам такое же значение, как и ты. На самом деле, каждый озабочен самим собой и по большей части думает лишь о себе, – внезапно по-философски заметил Адлер, наблюдая за моим лицом.
«Но не Джозеф и Филис», – подумала я, но говорить ничего не стала, лишь отвернулась. Молчание – единственный помощник с той ложью, которой Адлер мог закопать в мою собственную могилу.
И ничего меня тогда уже не спасёт, ничего.
XVI: А тайна так и не оказалась раскрытой
Соблюдение тайны – искусство, требующее многократной и виртуозной лжи, и больших артистических способностей, и умения наслаждаться этой комедией от всей души.
Агата Кристи
– Тихо, тихо, не разбуди её.
Как можно тише смеясь, кто-то налил мне в раскрытую ладонь что-то пушистое и мягкое – скорее всего, взбитые сливки. Не выдавая того, что я уже проснулась, я стала ждать, и уже через несколько секунд кто-то маленьким пером пощекотал мой нос. Мгновение – и я замахнулась рукой, со всего размаху впечатав взбитые сливки в лицо Ченса. От удивления он широко раскрыл рот и застыл на месте с белым лицом, а Ричелл, выхватив из его рук кондитерский мешок и налив в свою ладонь сливки, добавила ещё «белости» на лице друга. Тот даже не стал возражать, потому что обомлел от удивления ещё сильнее: я с Ричелл громко смеялись над ним. Я и Ричи! Два человека, от которых добавиться одной улыбки уже тяжело, не то что ещё смеха. А тут! Такое дело!
Мне и вправду стало смешно. Дорожки от слёз ещё не высохли, соль ещё не испарилась, а так отчаянно хотелось смеяться, так жажда радости затмевала разум – некое помешательство после всего, что произошло и что приснилось. Горечь слишком быстро сменялась весельем, а веселье – горечью, словно на холст добавили чёрных красок, сверху – белых, потом – снова чёрных. И так раз за разом, пока бумага не отяжелеет от воды и акварели, пока ей не станет трудно держать на себе весь груз жизни. Испорчен, промок, загрязнён, перемешан – не очистишь человека, как не очистишь этот холст.
И выход –
