От такого мытья волосы превратятся на утро в «воронье гнездо», однако Зула не видела смысла переживать, хотя по ненужной теперь привычке вообразила, какой выйдет конфуз, если Питер подловит ее с такой прической и выложит фотку в «Фейсбук». Она подумала, сколько же должно пройти времени, прежде чем ее молчание в Сети насторожит друзей, однако быстро поняла, что их тревога ничем ей не поможет.
Вот зачем был тот капюшон. В аэропорту наверняка висели видеокамеры, но даже если друзья и родственники поставят на уши полицию по всему миру, ее лица на записях с камер в Сямыне никто не разглядит.
Зула натянула свежую одежду, почистила зубы, собрала вещи и окликнула:
– Я готова.
Соколов вышел из кабинки, и они вернулись в офисное помещение. Двери за ними тут же заперли. Проходя мимо лифтов, Зула приметила дверь, ведущую, видимо, на пожарную лестницу, и представила, сколько пролетов успеет пробежать, прежде чем ее нагонят спецы, – наверняка их учили прыжкам через перила и прочим неведомым ей техникам быстрого спуска. Теперь она жалела, что не согласилась пойти на курсы паркура в Сиэтле, хотя Питер и предлагал.
Соколов жестом напомнил Зуле, где ее комната, а она, не подумав, брякнула «спасибо».
Огромные окна выходили на сушу, но, если прижаться к стеклу, можно было разглядеть море. Ближайшая высотка стояла всего в полумиле, и Зула прикинула, не привлечь ли к себе внимание, поскакав голой у окна или просемафорив фонариком «SOS». Впрочем, сквозь внутренние стеклянные стены ее бы заметили спецы, которые совсем рядом пили кофе.
Поэтому она решила не играть в детей шпионов, а в самом деле выспаться. И вскоре, к своему удивлению, обнаружила, что ее теребит Питер. Как водится, она понятия не имела, который час, хотя снаружи давно рассвело.
– Через двадцать минитс состоится дискашн, – сообщил Питер на ивановский манер.
Зула совершила еще один поход в уборную – по-прежнему под присмотром. Переодеваясь перед зеркалом, она взглянула на себя, и вдруг на нее отчего-то навалилась неодолимая тоска. Зула открыла кран, уперлась локтями в раковину и полминуты прорыдала.
Затем умылась и объявила своему отражению:
– Я готова.
* * *
Соколов много размышлял о сумасшествии – о его сути и причинах, о том, откуда оно берется. И давно ли им страдает Иванов. Свихнулся ли тот окончательно, или на него накатывает периодически. Бывало, Иванов заморгает и оглядится удивленно, почти по-детски, словно его здоровое «я» вдруг очнулось, вернуло контроль над телом и обнаружило, что угодило в неприятности, пока командовало второе, бесповоротно сбрендившее «я».
С другой стороны, Соколов пережил Афганистан и Чечню благодаря своему умению видеть ситуацию глазами противника, а в данном случае это значило влезть в шкуру Иванова. Сменить точку зрения непросто: нужно несколько дней наблюдать, собирать информацию и даже проводить небольшие эксперименты, которые помогают выяснить реакцию объекта. В Чечне подчиненные считали Соколова психом, поскольку тот иногда действовал без явного тактического смысла, желая лишь доказать или опровергнуть свою теорию относительно того, о чем думают чеченцы, чего хотят, чего боятся и что считают нормальным.
Вот это и было самым трудным. Если знаешь, что нормально для врага, остальное элементарно: его можно усыпить нормальными, с его точки зрения, действиями, а внезапно прекратив их – напугать до смерти. Однако «нормальное» для афганцев и чеченцев совсем не то же, что для русских. Даже Соколову с его опытом пришлось попотеть, прежде чем он уловил разницу.
В данном случае вопрос стоял так: нормально ли запустить руку в общак и стянуть приличную сумму на частный рейс из Торонто в Сиэтл, а затем в Сямынь, чтобы найти и уничтожить одного-единственного человека (скорее всего подростка), который написал вирус, взял в заложники несколько файлов и потребовал за них семьдесят три доллара?
* * *
Только утром, на свежую голову и под аромат свежего кофе (его на походной печи варили дежурные, которые поднялись в шесть по местному времени), Соколов осознал, насколько крепко вляпался и насколько занятной стала ситуация. Он был удивлен и пристыжен тем, как сильно дал событиям себя опередить, и тем, что в игре в нормальное Иванов его обставил. Сесть в самолет и отправиться делать свою работу – нормальней не придумаешь. Однако Иванов не стал объяснять, как именно они въедут в страну. Пока же подчиненные Соколова совершили убийство в США, а затем нелегально проникли в Китай исключительно с дозволения каких-нибудь местных бандитов или чиновников, с которыми договорился Иванов.
Впрочем, эти бандиты теперь сами зависели от Иванова, поскольку не знали, что он псих; сообразят, кого впустили (семерых бойцов и трех хакеров), – вот тогда станут просыпаться в холодном поту, воображая, какие их ждут последствия, если гости возьмутся за привычные для себя занятия.
Интересно, что он им наболтал? Что хочет ввезти через частный терминал некую ценную контрабанду, притом сразу два фургона? Например, икру или чем там еще можно оправдать аренду частного самолета?
Нет. Проституток. Элитных проституток – скорее всего так он им сказал.
На стене кабинета, где спал Соколов, висела маркерная доска. Он уже собирался встать и набросать на ней схему ситуации (а схема вышла бы непростая), но, к счастью, маркеров не нашлось, да и чертить диаграмму было, пожалуй, не самой умной идеей – лучше держать все в голове. Соколов лежал на полу, втягивал носом запах кофе и разглядывал потолочные плитки. Девять штук – три на три – закрывали почти всю поверхность. Себе он отвел центральную плитку. Получилось так:
Окончательный вид таблица приняла не сразу. К примеру, Уоллеса и того компьютерного гения, которого Иванов упоминал в Сиэтле, дядю Зулы, Соколов решил пока за неважностью исключить.
Он стал по очереди оценивать каждую ячейку.
ИВАНОВ:
Соколову очень хотелось залезть в русскую Википедию и почитать об инсультах, а заодно о лекарствах, которые он приметил в личных вещах Иванова. В Китае за Интернетом следит Управление общественной безопасности. Соколов думал, приведет ли его обращение к Википедии (причем не англоязычной) к тому, что местный обовец воткнет в карту красный флажок или найдет современный цифровой способ пометить: «Тут русские». Интересно, сколько русских легально, по визам, находится в Сямыне? Вряд ли много. А раз так, то флажок в необычном районе грозит неприятностями. У сослуживца Соколова по Афганистану, Пал Палыча, в мозгу застрял осколок снаряда. После ранения Пал Палыч вроде бы выздоровел, но сделался другим человеком: немного слетел с катушек, стал несдержанным, – а после одного прискорбного случая с гранатометом его комиссовали. Соколов подозревал у Иванова гипертонию (посмотреть бы в Интернете названия тех лекарств и окончательно убедиться), которая из-за проблем с общаком только усилилась. Когда после звонка Чонгора стало ясно, что Уоллес хитрит, давление у Иванова подскочило выше обычного, и его, по-видимому, хватил удар – с теми же последствиями, какие ранение имело для бедного Пал Палыча. Весь перелет из Торонто в Сиэтл Иванов проспал. Глядя на него, Соколов видел разбитого, вымотанного человека. Но проснулся Иванов сущим чертом.
