саднило, очень хотелось пить.
Чья-то тень склонилась над ним, и он ощутил на своём запястье прохладные тонкие пальчики. Приоткрыл глаза. Тень колыхнулась, постепенно обретая чёткость, превращаясь в белокурую девушку с сестринской наколкой в волосах. И тут он вспомнил.
— Джосси? — шёпотом выдохнул Винтерсблад.
— Вивьен, — нежно поправила его девушка, поднося к губам мужчины стакан с водой, — как вы себя чувствуете, лейтенант?
— Лейтенант?!
— Вы не помните? — девушка расстроенно подняла брови. — Вы Шентэл Винтерсблад, лейтенант воздушной пехоты ОНАР. Ваше расположение четыре дня назад разбомбили имперцы. Вы, в целом, в порядке. Только дымом надышались и по голове крепко получили.
Винтерсбладу потребовалось несколько минут, чтобы хоть немного упорядочить поднявшийся в голове, словно песчаная взвесь на мелководье, рой обрывочных воспоминаний.
— Мэннинг! — прошептал он, выстроив, наконец, цепь событий по хронологии.
— Капитан Мэннинг лежал здесь же, — оживлённо закивала медсестричка, — но его перевели в столичный госпиталь почти сразу. Остался без правой ступни, бедняжка! Но, говорят, получил повышение куда-то в штаб, потому его сразу в Клеук и увезли, — девушка улыбнулась: было видно, как она рада первой сообщить кому-то горячие сплетни. — А он герой, капитан Мэннинг! Он ваш друг?
— Угу, — просипел Винтерсблад, — самый лучший. Бросил меня умирать…
— Да что вы, — медсестра замахала руками, — он же это — только чтобы командира вашего вытащить! Как бы ему, с раздробленными-то ногами, вас обоих волочить? Полковника-то как хоть умудрился вытянуть, с ума сойти! На своём горбу, на четвереньках, мамочки мои! А как за вами пополз, силы-то уже и кончились! Упал в снег, позвал на помощь. Хорошо — услышали солдаты. Они-то вас и спасли. Но и капитан Мэннинг не бросал, вы несправедливы к нему! — сестричка с шутливой строгостью погрозила Бладу пальчиком. — Вот он и письмо вам оставил, — достала из кармашка на белом переднике сложенный вчетверо листок и воткнула его уголком за подушку лейтенанта, — просил вслух вам не читать, так что сами справитесь, когда получше себя будете чувствовать. Вот сюда кладу, не потеряйте! А теперь поспите, сейчас вам нужно отдыхать. Утром придёт доктор.
Я выписался дня через три или четыре, точно не помню. В Уиплит больше не вернулся. Полк потерял много людей. Оставшихся передислоцировали в Реденс и до осени вывели из боёв: необходимо было пополнить материальную базу полка и численность солдат и, конечно, обучить новичков. Так что ближайшие полгода офицеры могли считать себя в отпуске.
Меня после госпиталя на неделю отпустили на побережье, и это было отличной возможностью заколотить деньжат на будущее, с детхарскими-то игорными домами! Вернувшись, я снял квартиру в Реденсе в том же доме, что и Асмунд. Он-то уже и рассказал мне все подробности «героизма» Мэннинга с его же слов. И как капитана с Ходжесом завалило в кабинете, и как прибежал я, помог ротному освободиться из-под завала и был завален сам, а он, почти безногий, спас командира и пополз за мной, но не дополз. И тогда стал звать на помощь.
Преисполненный благодарности Ходжес пробил Мэннингу повышение и пристроил его, калечного, на штабную работу в Клеук…
***
— И что, — нарушает молчание священник, — что ты делал, когда выписался из госпиталя?
— Уехал в Детхар играть в карты, — равнодушно отвечаю я.
— А потом? Рассказал командиру, как всё было на самом деле?
— Зачем? Всё равно ничего бы не изменилось. Мэннинг на много лет исчез с глаз долой, и это было уже хорошо. Хотя я, признаться, надеялся никогда больше его не встретить.
Священник молчит, что-то думает в своей голове, даже слышно, как шелестят его мысли, словно страницы древних молитвословий.
— То есть ваши пути всё-таки пересеклись? — наконец доходит до старика.
— А как думаешь — из-за кого я вляпался в это дерьмо?
Когда дед сильно удивлён, его лицо выглядит так нелепо, что мне становится смешно.
— Да, в это самое, — подтверждаю его догадку, — так что завтрашним расстрелом я обязан и ему тоже. Ему-то даже — в первую очередь!
— И как тебя угораздило согласиться иметь с ним дело? — возмущается священник. — После всего!
— Я не знал. До последнего момента я не знал, что всем этим рулит именно он. Ну мало ли в Распаде полковников! А фамилию я не спрашивал — и в голову не пришло.
Старик раздосадованно вздыхает, потом долго молчит; возится, поудобнее укладывая затёкшие ноги; задумчиво разглядывает каменный пол.
— А что было в том письме? — спрашивает он.
— Каком письме?
— Которое оставил тебе Мэннинг?
Усмехаюсь. Это правда смешно. Уж лучше бы обставивший меня капитан после всех своих нечестных манипуляций ещё и позубоскалил в мой адрес в записке, но…
— «Я тоже тебя не бросил». Он написал: «Я тоже тебя не бросил». Этот мудак, надувшись от гордости, демонстрировал своё благородство, в котором я, неблагодарный, посмел усомниться! И это после всех его фокусов!
Священник красноречиво хмыкает, качает головой:
— Он просто вернул тебе должок. Чтобы тот не мешал ему и дальше делать тебе гадости.
Воровка
На смену зиме пришла непривычно тёплая для Распада весна; 286-й полк воздушной пехоты по-прежнему стоял в Реденсе на переформировании.
Измученные, взмокшие новички из взвода Винтерсблада, нагруженные тяжёлыми рюкзаками, с ружьями наперевес, седьмую милю бежали марш-бросок под палящим предполуденным солнцем. Впереди была ещё половина пути.
— Что замедлились? — прикрикнул бежавший впереди Блад на троих, отставших от остальных. — Работаем, работаем!
— Изувер! — шёпотом выдохнул один из отставших. — Ни один взвод больше так не нагружают, как нас!
— Да ему просто нравится над нами издеваться, — пропыхтел в ответ второй солдат, — и не лень же самому с нами бегать!
— Так он после обеда, как всегда, смотается, а мы тут до ночи будем его задания долизывать, — возмутился третий; на него тут же шикнули, и он сбавил голос до шёпота, — стенгазету эту сраную я ему сколько перерисовывать буду?! Самому ведь до звезды вся эта пропаганда, но, мать его, опять что-то не так, опять — переделывай! Лишь бы ни минуты отдыха нам не дать, живорез проклятый!
— Да ты так,
