глядишь, и писать научишься, Вальдес! — усмехнулся первый.
— Да ещё и без ошибок, — поддакнул второй, и третий солдат обиделся: надулся и хотел махнуть на товарищей рукой, но руки были заняты.
— Бойд, Макги, Вальдес, — гаркнул Винтерсблад, оглянувшись на отстающих, — кто придёт последним, будет чистить сапоги всего взвода!
— Да что б тебе с коня упасть, когда домой поедешь, а мы тут твою бедолажную стенгазету рисовать останемся, будь она неладна! — шёпотом взвыл Вальдес.
Винтерсбладу и впрямь были до звезды и пропаганда, и все эти стенгазеты, и дружеские футбольные матчи между ротами. Но из своих солдат он выжимал все силы. Его даже начали сравнивать с Ходжесом, который имел привычку ставить перед полком трудновыполнимые задачи и требовал прыгнуть выше головы. Но со строгостью полкового командира мириться было как-то легче, чем с дотошностью взводного, граничившей в глазах солдат с самодурством.
— Ты перегибаешь палку, Шен, — как-то заметил Асмунд, закуривая после обеда на пороге столовой, — Мы же сейчас не на фронте, тут можно дать слабинку. Иначе кто-то обязательно сломается!
— Починим, если сломается, — отозвался Блад, — и уж пусть лучше здесь ломаются, а не под вражеским огнём. Мне не нужны солдаты, которые в решающий момент вдруг дадут эту твою «слабинку»!
— Да послушай! Никто тут не вынашивает предательских планов, не намеревается струсить в бою, и если кто-то перегреется, так только из-за тебя и этих твоих перегибов! Нельзя требовать от людей постоянно быть на грани собственных сил и возможностей, они так не смогут!
— Чего вдруг? — равнодушно спросил Винтерсблад. — Я-то могу. Значит, смогут и они. Их хорошо кормят, у них полноценный сон и два-три часа свободного времени ежедневно. Да они тут как в раю! А что касается нагрузок — привыкнут, не девушки! На фронте тяжелее. И враг пулями стрелять будет, а не как я — газету заставлять перерисовывать. И если уже сейчас, стоит повысить на них голос, они хнычут и просятся к мамочке, то что они тогда вообще здесь делают? Я не собираюсь в бою подталкивать каждого в спину и уговаривать быть смелым мальчиком!
— Да что ты такой злой, Шен? Ещё чуть-чуть, и они тебя возненавидят…
— Переживу, — Блад затушил окурок и направился в сторону конюшни, — всем нравиться — твоя задача, не моя, — бросил он напоследок Асмунду.
— Вот эта твоя манера… — ротный досадливо потряс зажатой меж двух пальцев сигаретой, пытаясь подобрать нужный эпитет, — вот честное слово, Шен! — Грег так и не смог выразить своего негодования, да и смысла не было: Винтерсблад уже скрылся за углом, не орать же ему вслед. — Вот вечно, уходя, какую-нибудь гнусь скажет — и был таков! Лишь бы за собой последнее слово оставить, так, что ли?
Винтерсблад оседлал свою трофейную лошадку и отправился в город. Домой не хотелось, погода была отличная, и он неспешно ехал к центру Реденса, размышляя, как бы скоротать сегодняшний вечер.
Вдруг позади него, на противоположной стороне улицы, раздался громкий вопль весьма неприличного содержания. Лейтенант оглянулся и увидел летящего над мостовой огромного серого кота, в пасти которого был зажат багет. Вслед ему, беспомощно потрясая кулаками, сыпал проклятиями булочник, выскочивший на крыльцо своей лавки. Блад придержал лошадь. Целеустремлённый кот пронёсся мимо и скрылся в конце улицы; лавочник, истратив запас ругательств, огорчённо махнул рукой и вернулся в булочную. Винтерсблад не спешил уезжать: если этот кот здесь, то, должно быть, и хозяйка, когда-то стащившая у офицера кошелёк, где-то поблизости!
Он угадал: пару мгновений спустя из лавки выбежала рыжая девчонка и припустила прочь. Пекарь бросился за ней с отчаянным: «Держи воровку!». Девчонка свернула в переулок, Блад пришпорил лошадь и ринулся в следующий: он обгонит её и перехватит на узкой улочке, в которой она скрылась. Позади воровки бежит лавочник, а там свернуть негде, так что — попалась, рыжая! Он завернул на нужную улочку с противоположной стороны и спешился, делая вид, что идёт по своим делам. Девчонка бежала как раз ему в руки, а её пышнотелый преследователь заметно отстал. Она не обратила внимания на офицера, не узнала его, и тот преградил ей путь в последний момент, перед самым её носом. Воровка с размаху врезалась в Винтерсблада, едва не шмякнулась на одетый в мужские порты с подтяжками худой зад, но лейтенант удержал её, схватив за локти.
— Попалась, белка-ворюга? — довольный своей удачей, ухмыльнулся он.
— Пусти! — девушка дёрнулась, но офицер держал крепко. — Ну пусти же! — взмолилась она.
— Ещё чего! Хватит, детка, я теперь знаю, как ты за услуги благодаришь. Перетопчешься!
Тут подоспел запыхавшийся лавочник.
— О! — пыхнул он, взмахнув рукой словно из последних сил. — О! Госп-подин офицер! — толстячок согнулся пополам, упёрся ладонями в колени, шумно глотая ртом воздух. — Сп-пасибо! — он сделал несколько жадных вдохов, возвращая себе возможность говорить. — В кассу мою влезла, шельма, пока этот её шерстяной прохиндей меня отвлёк! Спасибо вам, господин офицер! Дальше я сам, — пекарь подошёл поближе, взял воровку за ухо и с удовольствием его вывернул.
— Ай, дядька, ай! — взвизгнула девчонка. — Я ж не взяла ничего! Что меня сразу в деревянное пальто заколачивать?
— Зачем в пальто, — довольно промурлыкал пекарь, с наслаждением выкручивая ухо пленницы ещё сильнее, — я с тобой без всякого пальта разберусь!
Но Винтерсблад не отпустил девушку, продолжал так же крепко держать её за локти, не отдавая пекарю:
— Так она ничего не украла?
— Как не украла? — возмутился булочник. — А багет, который её блохастый унёс?! Да и деньги бы свистнула, если бы у меня касса не заедала. Из-за этого провозилась и не успела, я вернулся да спугнул!
Блад одной рукой достал из кармана несколько монет, сунул их в карман передника лавочника.
— Вот, это тебе за хлеб. А девчонку я сам провожу куда надо. Она у меня однажды кошелёк украла, а у тебя — ничего, так что ступай отсюда. Я в большем убытке, мне с ней и разбираться.
Толстячок помедлил, но, глядя в строгое лицо офицера, с неохотой отпустил ухо рыжей.
— Ну, как знаете, — не без разочарования произнёс пекарь и направился восвояси.
Девушка лукаво улыбнулась офицеру:
— Спасибо.
— Чего «спасибо»? Я не собираюсь тебя отпускать! Пойдём, отвезу в участок, — мужчина за
