Душа Елены Армстронг, все еще лежавшей на земле, изнемогла также, как и ее тело. Закутанная в мексиканское одеяло, обвязанное вокруг ее стройного тела, очертания которого были ясно видны, она походила не на живую женщину, а на одну из дочерей фараона, вынутую из гробницы, в которой она пролежала несколько тысяч лет.
Когда Дарк перестал говорить, она по-прежнему молчала и была неподвижна, как мумия. Даже не слышно было биения ее сердца.
Не умерла ли она? Не убила ли ее страшная угроза? От страха она закрыла глаза и сделалась похожа на существо, пораженное громом.
С минуту он считал ее мертвой. Он вполне понимал ее положение; он знал, что слова его должны были произвести потрясающее впечатление; этого-то он и хотел, хотя и не намерен был ее убивать.
Он наклонился ниже над ней, чтобы удостовериться в этом, как вдруг услышал шум, заставивший его быстро приподняться. Этот шум означал близкую опасность.
Он, казалось, позабыл Елену Армстронг. Он услышал топот испуганной лошади, и вскоре крик тревоги, борьбу, шаги бегающих людей, слова, наконец, имена и, между прочим, имя человека, от которого ему следовало бы бежать как можно поспешнее. Товарищ его кричал по другую сторону дерева:
— Это вы, Саймон Вудлей? О, Бога ради, не убивайте меня, прошу вас.
Дарк не стал больше слушать. Он кинулся к своей лошади, оторвал повод от ветки, поспешил с лошадью к пленнице, схватил последнюю за талию, поднял с земли, перекинул поперек седла, а сам вскочил позади нее.
Мисс Елена Армстронг не оставалась уже в молчании и неподвижности. Она также слышала имя Саймона Вудлея и слова, произнесенные вслед за тем. Она начала биться и призывать на помощь, которая, по-видимому, была недалеко.
Глава LXX. НЕ ОПОЗДАЛИ
В тот момент, когда Саймон Вудлей и его товарищи засели в засаду, чтобы захватить индейцев и женщин, как они предполагали, — плеск воды прекратился и слышно было, как лошади выкарабкались на берег.
— Мы захватим их здесь, — сказал охотник тихим голосом.
Через минуту лошади остановились.
— Это для того, чтобы оправить сбрую, — пояснил Вудлей. — Ах, черт возьми!
С последним восклицанием охотник бросился на тропинку. Он услышал, как лошади тронулись вновь, и догадался по стуку копыт, что они двинулись не по дороге, а свернули в другую сторону.
— Проклятие! — воскликнул он еще раз: — Куда же они едут? Они словно направляются вверх по берегу. Нам необходимо следовать за ними. За мной, товарищи, и как можно ближе. Смотрите, Кленси, за собакой, чтобы она не вздумала броситься, а то мы только и видели индейцев. Я готов был жизнью своей поручиться, что они поедут в эту сторону, а они поехали в другую, это очень странно. Черт возьми!
И старый охотник, выразив в третий раз свое смущение, пошел по дороге, ведущей к реке. Товарищи следовали за ним.
Не доходя до берега, все остановились прислушаться. Стук лошадиных копыт доказывал, что индейцы ехали вдоль речки.
Очевидно, они ехали медленно. Дикари, может быть, достигали уже цели путешествия или собирались остановиться на ночлег. Последнее было вероятнее всего.
Это и подтвердилось, когда лошади остановились, и индейцы соскочили на землю.
Преследователи приближались со всевозможной осторожностью и медленно. Однако, нельзя было терять ни минуты, и как только они ознакомились с местностью, то сейчас же взяли ружья в руки и решились на этот раз овладеть добычей, которая чуть-чуть не сбила их с толку.
Лунный свет позволял им открыть следы двух лошадей по тому направлению, по которому должны были ехать всадники; иной дороги они и не могли выбрать.
Отыскивая следы, они увидели вдруг то, что их очень встревожило и заставило удвоить осторожность. Дорога была покрыта свежими отпечатками множества конских копыт по направлению к реке.
— Сегодня, — сказали одновременно Вудлей и Кленси, — и может быть, даже вечером здесь прошло, по крайней мере, двадцать неподкованных лошадей, которые не могли принадлежать к каравану полковника Армстронга. Без сомнения, тут проехала шайка индейцев.
Причиной больше — захватить двух тех, которых они преследовали. Они могли сообщить важные сведения о переправившихся через реку. Индейцы, без сомнения, были враждебны и намеревались потревожить новое поселение.
— Самое лучшее захватить этих двух человек, — сказал Вудлей.
С этой целью они пошли по узкой тропинке с крайней осторожностью, останавливаясь почти на каждом шагу и оглядываясь во все стороны.
Пройдя около двухсот шагов, они очутились на открытой полянке, освещенной луной. Среди полянки возвышался гигантский дуб, обвешанный испанским мохом, часть которого покрывала большое пространство. Кругом все место было ярко освещено.
Они приблизились к краю этого светлого пространства и присели, посматривая из-за кустов под исполинское дерево. Сперва они не могли ничего различить, так как под ветвями было очень темно.
К счастью, летало множество светляков, этих живых ламп тропической ночи, которые озаряют самые темные углы южных лесов. Рой этих насекомых, больше пчелиного, носился над задрапированными ветвями. Он озарял темное пространство, и хотя свет был колеблющийся и неверный, Саймон Вудлей и Кленси могли отличить под большим дубом предмет, не составлявший части леса: это был человек, стоявший возле лошади, а возле него на земле лежала другая фигура, не столь определенно заметная, но судя по всему — женщина.
Сообразив это, Вудлей сказал Кленси тихим голосом:
— А где же другой из двух, переправившихся через реку?
Кленси не отвечал. У него также были свои предположения.
— Вероятно он по другую сторону дерева, — продолжал Вудлей. — Нечего хлопотать о том, а бросимся на этого, которого видим, и схватим его. Тот недалеко. Теперь, когда они пешие, они не могут ускользнуть от нас, в особенности с женщинами, которые им будут мешать. За мной, товарищи!
И он бросился вперед, за ним — его спутники. Пять человеческих фигур неслись, словно тени, через освещенное пространство, и собака бежала с ними.
Прежде чем дикарь успел шевельнуться или переменить положение, он был окружен вместе с лошадью и предметом, лежавшим у его ног. И прежде чем он мог проговорить слово, Вудлей схватил его за горло и потащил на свет. Хейвуд взял лошадь, а Кленси наклонился над женщиной.
Человек, бившийся в руках Вудлея, испустил крик, заставивший всех троих вздрогнуть. Это был крик ужаса при виде длинного ножа и потом мольба на языке, всем знакомом.
— Это вы, Саймон Вудлей? О, Бога ради, не убивайте меня, не убивайте меня, прошу вас.