— Великий, милосердный Боже, спаси сироту, спаси несчастную, спаси бесприютную! Да будет воля твоя и да свершится милосердие твое надо мною!
Но это милосердие уже свершилось, ибо она вырвана из злодейских рук и чудом Господним спасена. Опасность еще не миновала, но, может быть, и спасение недалеко. Кто знает, где избранник ее сердца? Он должен был уже вернуться из Сечи, и, может быть, теперь он где-нибудь в этой же степи. Он будет искать ее и найдет, и тогда радость сменит слезы, веселье — печаль, и навсегда минуют опасности и тревоги, настанет спокойствие и отрада. Мужественное простое сердце девушки наполнилось надеждой; степь сладостно зашумела вокруг; ветер, колебля траву, навевал ей сладкие мысли. Она уж не такая сирота, если при ней чудесный, неведомый защитник и другой — которого она знает и любит и который не оставит ее и будет всегда заботиться. А этот человек сильнее и могущественнее тех, которые угрожали ей теперь.
Степь сладко шумела, цветы разливали упоительный запах; лепестки чернобыльника тихо склонялись к ней, точно узнав в этом казачке с длинными косами, молочно-белым лицом и алыми устами сестру-девушку и как бы говоря: "Не плачь, красная девица, и мы на попечении Божием". Степь успокаивала ее все больше. Исчезла картина убийств и погони, и ею овладело какое-то сладкое бессилие; сон смежил ее веки, лошади шли медленно, их движения убаюкивали. Она уснула.
XX
Ее разбудил лай собак. Открыв глаза, она увидела вдали тенистый дуб, забор и колодец. И она тотчас же разбудила своего спутника.
— Мосци-пане, проснитесь!
Заглоба открыл глаза.
— Что это? Куда мы приехали?
— Не знаю.
— Погодите-ка, ваць-панна! Это, кажется, казацкий зимовник?
— И мне так кажется.
— Здесь, верно, живут чабаны. Не слишком приятная компания! И чего эти собаки так лают, чтоб их волки заели!.. У забора видны люди и лошади. Нечего делать, надо заехать, не то они погонятся за нами, если мы проедем. Верно, и вы вздремнули?
— Немножко.
— Раз, два, три, четыре оседланных лошади у забора и четверо людей. Ну, это небольшая сила. Да это чабаны. Эй, люди, подите сюда!
К ним тотчас же подошли четыре казака. Это действительно были чабаны, которые летом стерегли в степи табуны. Пан Заглоба тотчас же заметил, что только у одного из них была сабля и пищаль, трое остальных были вооружены палками с лошадиными челюстями, но он знал также, что эти люди часто бывают дики и опасны. Все четверо смотрели на них исподлобья. На их смуглых лицах не было ни малейшего следа благорасположенности.
— Чего вам надо? — спросили они, не снимая шапок.
— Слава богу! — сказал пан Заглоба.
— Во веки веков! Чего хотите?
— А далеко до Сыроватой?
— Не знаем мы никакой Сыроватой.
— А этот зимовник как зовется?
— Гусля.
— Дайте коням воды.
— Нет воды, высохла… А вы откуда?
— Из Кривой Руды.
— А куда?
— В Чигирин. Чабаны переглянулись.
Один из них, черный как жук и косоглазый, стал пристально всматриваться в Заглобу.
— А чего вы с дороги съехали? — спросил он.
— Жарко.
Косоглазый взял лошадь Заглобы за поводья.
— Слезай с коня. В Чигирин тебе незачем ехать.
— Почему? — спокойно спросил Заглоба.
— А ты видишь этого молодца? — спросил косоглазый, указывая на одного из чабанов.
— Вижу.
— Он из Чигирина приехал: там ляхов режут.
— А ты знаешь, холоп, кто за нами в Чигирин едет?
— Кто?
— Князь Ерема.
Дерзкие лица чабанов сейчас же приняли покорное выражение. Все точно по команде обнажили головы.
— А знаете вы, хамы, — продолжал Заглоба, — что ляхи делают с теми, кто режет? Они их вешают. А знаете, сколько войска ведет князь Ерема? Знаете, что он отсюда в полумиле? Ах вы, песьи души! Так вот вы как нас приняли! Колодец высох! Воды нет! Ах вы, собачьи дети! Вот я вам покажу!
— Не сердитесь, пане! Колодец правда высох. Мы сами ездим в Каганлык поить лошадей и возим оттуда воду.
— А, сукины дети!..
— Простите, пане! Велите, так мы побежим за водой.
— Обойдусь и без вас, сам поеду с казачком. Где Каганлык? — спросил он грозно.
— Вот, недалече! — сказал косоглазый, указывая на ряд зарослей.
— А на дорогу надо возвращаться сюда или можно доехать рекой?
— Доедете! Река сворачивает к дороге в миле отсюда.
— Казачок, вперед! — сказал Заглоба, обращаясь к Елене.
Мнимый казачок повернул коня на месте и поскакал.
— Слушайте! — сказал Заглоба, поворачиваясь к мужикам. — Если придет сюда отряд, то скажите, что я поехал к дороге берегом.
— Хорошо, пане!
Спустя несколько минут Заглоба опять ехал рядом с Еленой.
— Вовремя я им выдумал про князя, — говорил он, щуря глаз, покрытый бельмом. — Будут теперь сидеть весь день и ждать отряд. Они задрожали при одном только имени князя.
— Я вижу, что вы так находчивы, что сумеете выпутаться изо всякой беды. Я Бога благодарю, что он послал мне такого защитника, — ответила Елена.
Шляхтичу пришлись по вкусу эти слова: он усмехнулся и, погладив бороду, сказал:
— А что? Правда, у Заглобы есть голова на плечах? Я хитер, как Улисс! И то еще должен сказать ваць-панне, что, если бы не моя хитрость, меня давно бы заклевали вороны. Что делать? Надо спасаться! Они легко поверили, что князь близко, так как несомненно, что не сегодня завтра он появится здесь, как Архангел с огненным мечом. Если бы он там, по дороге, разгромил Богуна, то я дал бы обет пойти босиком в Ченстохов на богомолье. Если бы эти чабаны и не поверили, что князь близко, то самое упоминание его имени отбило бы у них охоту посягать на нашу жизнь. Но все-таки скажу, что дерзость чабанов плохой для нас знак, — видно, мужичье проведало о победах Хмельницкого и, наверное, сделается теперь еще нахальнее. Нужно придерживаться степи, так как опасно заглядывать в деревни. Дай бог, чтобы поскорей пришел князь-воевода, а то мы попали в такие дебри, что трудно выдумать хуже.
Тревога опять овладела Еленой, и она, желая услышать от Заглобы хоть слово надежды, сказала:
— Я уже уверена теперь, что вы спасете и себя, и меня.
— Само собой разумеется, — отвечал старик. — Голова на то, чтобы заботиться о шкуре. А я вас, ваць-панна, так полюбил, что буду беречь, как родную дочь. Хуже всего, что, правду говоря, мы не знаем, куда бежать: Золото-ноша тоже небезопасное пристанище.
— Я знаю наверное, что братья в Золотоноше.
— Может быть, там, а может, и нет; ведь они могли уехать в Розлоги и не по этой дороге. Я больше рассчитываю на тамошний гарнизон… Будь там хотя бы полполка… А вот и Каганлык. Теперь у нас по крайней мере тростники под боком. Переправимся на другую сторону и вместо того, чтобы ехать по берегу к дороге, подымемся вверх, чтобы скрыть наши следы. Правда, мы опять приблизимся к Розлогам, но не так уж близко.
— Мы приближаемся к Броваркам, — сказала Елена, — откуда идет дорога в Золотоношу.
— Тем лучше. Подождите-ка, ваць-панна!
Они напоили лошадей. Пан Заглоба, спрятав Елену в зарослях, поехал искать брода и вскоре нашел его невдалеке от того места, где они остановились. Как раз здесь чабаны перегоняли своих лошадей на другую сторону реки; она была довольно мелка, но ее болотистые берега заросли лесом и были малодоступны. Переправившись на другой берег, они поспешно повернули лошадей вверх по реке и ехали так до ночи. Дорога была тяжелая, так как в Каганлык впадало множество ручьев, которые, разливаясь у устья, образовывали трясины и болота. Надо было поминутно отыскивать брод или пробиваться сквозь заросли, что затрудняло путь; лошади страшно устали, еле тащились и поминутно вязли, и Заглобе казалось порою, что они уже не выберутся из трясины. Наконец они выехали на сухой высокий берег, поросший дубовым лесом. Наступила темная ночь, и дальше ехать было невозможно, так как в темноте можно было попасть в топкое болото и погибнуть. Заглоба решил поэтому ждать утра.
Расседлав и стреножив лошадей, он пустил их пастись, потом начал собирать листья и, устроив из них постель, покрыл ее чепраками и буркой и сказал Елене:
— Ложитесь, ваць-панна; спать, больше нечего делать. Роса промоет вам глазки, я тоже прислонюсь к седлу, так как от усталости ног под собой не чувствую. Разводить огня мы не будем — свет может привлечь внимание чабанов, ночь коротка, а на рассвете мы поедем дальше. Спите спокойно! Немного мы, правда, проехали, но зато столько исколесили и так замели за собой след, что теперь и сам черт не найдет нас. Доброй ночи, ваць-панна!
— Доброй ночи, пане!
Стройный казачок опустился на колени и долго молился, подняв глаза к небу, а пан Заглоба, взяв седло, отнес его в сторону, где нашел себе место для отдыха. Берег был выбран удачно, высокий и сухой, без комаров, густая листва дубов могла служить защитой от дождя.
