Монах для медитации выбрал бамбуковую рощу, в которой и спрятаться толком-то нельзя было.
Подкрадывался Баттусай очень долго, используя неровности земли и крохотные островки прошлогодней поросли, которая только-только покрылась зеленым налетом. Это следовало сделать еще ночью, с досадой думал Баттусай, в смысле – разобраться с настырным монахом. Он вымазался в грязи, промок в многочисленных лужах, но это было частью его профессии. Весенний ветер налетал порывами, и тогда роща, возмущаясь, тихо шумела.
На случай, если монах выхватит оружие, у Баттусая не было никакого конкретного плана, кроме как действовать по обстановке. Когда расстояние до монаха сократилось до двух тан, Баттусай забеспокоился: монах не проявлял признаков жизни – даже когда вспугнутая Баттусаем пичужка подняла на всю рощу отчаянный крик. Оказывается, она присмотрела здесь место для гнезда. Или спит, или дурак, подумал Баттусай. Такого можно взять голыми руками. Интересно, почему он следит за капитаном?
Последние три шага он совершил в рывке и ударил монаха что есть силы тэкко чуть ниже затылка. Обычно таким ударом он перебивал противнику шею. Но к своему огромному удивлению промахнулся и, пролетев, словно через редкие кусты, был вынужден развернуться и атаковать монаха еще раз, с ужасом понимая, что опытный противник не даст второго шанса и что это счастье, если он, Баттусай, останется жив. Второй бросок привел его еще в большее изумление: это был не монах – это была его тень, сквозь которую при ближайшем рассмотрении проглядывали стволы деревьев. Тень таяла на глазах по мере того, как поднималось солнце. Вот от нее остался лишь контур. Вот ее можно было разглядеть, если только чуть-чуть смежить глаза. Потом она вовсе растаяла. Баттусай оторопело наблюдал: такой маскировке позавидовал бы любой синоби-мэцукэ. Ошарашенный, он сидел рядом с тенью и не мог прийти в себя, а главное – не знал, как в дальнейшем поступать со странным монахом. Он не знал, что это всего-навсего был один из приемов отпуска тени – гэндо.
Не придя ни какому конкретному решению, разбитый, как старая арба, и уставший, словно он весь день таскал камни, Баттусай вернулся домой и лег спать. Этот день был явно не его. Боги посмеялись надо мной, решил он, надеясь, что наступит новый день, который может быть удачнее предыдущего.
***
Деньги были на исходе, а посыльный, которого кантё Гампэй отправлял домой в Хаката, все не возвращался. Поэтому они с большой неохотой переехали в квартал горшечников Тоэ, где за три бу в день сняли весьма скромную хижину с глиняными стенами, которая когда-то служила загоном для овец. На полу жили блохи, а в дождливую погоду крыша сильно протекала. Спасал только огромный очаг в центре, который нещадно чадил.
– Чего ты валяешься?… Чего ты валяешься?! – возмущался кантё Гампэй, помешивая на листе железа кусочки съедобного растения коняку, которое в изобилии росло в саду. – Думаешь, деньги сами приплывут? Шел бы поискал по городу!
Это было актом отчаяния. Жалкая попытка изменить судьбы. Но бывший повар Бугэй и в ус не дул. Во-первых, не надо так громко орать о деньгах – вокруг сотни ушей, а во-вторых:
– Уже искали… – счел нужным возразить он. – А что толку-то?
Кантё Гампэй явно не понимал простых вещей: на суше он не кантё, а просто Гампэй, даже без денег и без приставки 'таратиси кими'. Ему давно пора сообразить, что связывает их всего лишь общее дело – сокровища, из которых Бугэй обещана треть. Поэтому я еще здесь. Но это еще не повод, чтобы орать. Вот возьму и уйду, злорадно думал Бугэй, ощущая, как в нем поднимается злобная волна: мало ты надо мной издевался, думал он. Возьму и сам найду этого подлого толстяка Язаки и заберу все себе. Просто мне лень! Хе! Эта мысль доставляла ему наслаждение. Ну и морда у него будет, представлял он себе лицо Язаки. Только где искать? О Натабуре, на которого случайно можно наткнуться, он почему-то думать не хотел, словно Натабуры в природе не существовало. Впрочем, в представлении повара Бугэй Натабура был настолько прост, что его ничего не стоило обвести вокруг пальца. Солдафон он и есть солдафон, самодовольно думал Бугэй. Он еще не видел настоящих хитрецов! Там, где прошел Бугэй, никому другому делать нечего!
О том, что Язаки и Натабура отправились в столицу, они узнали совершенно случайно от одного из асигару, который участвовал в последней охоте на эбису. Но перед этим они, несмотря на болячки и увечья боцмана Дзидзо и повара Бугэй, побежали на побережье, где джонка 'Кибунэ-мару' потерпела крушение, обшарили весь берег и окрестный лес, но, естественно, ничего не нашли. Потеряв в стычках с эбису боцмана Дзидзо и одного из матросов, пожелавшего присоединиться к авантюре, едва сами не лишившись головы, они пребывали в отчаянии, пока какой-то асигару между делом не сообщил, куда направили свои стопы Язаки, Натабура и их верный медвежий тэнгу. О том, что Натабура спас Бугэй от неминуемой смерти, и вспоминать не желали. Страсть к деньгам на какое-то время примирила обоих. В память от этой ночи у Бугэй остались плохо зажившие шрамы на лице и спине, а по ночам обмороженные ноги скулили, и он старался держать их в тепле, что мало помогало. Бугэй ждал весны и лета и мечтал полечиться в грязевых ванных Фудзияма. Вот заработаю денег и уйду, думал он.
Они уже раз двадцать обшарили город. Заглянули даже в самые грязные кварталы, но результат был очевиден: Язаки прятался. Даже городские стражники не могли его обнаружить.
К городским стражникам они подались от отчаяния. В качестве последнего аргумента кантё Гампэй показал им листовку. Только это возымело действие, потому что любое упоминание об императоре Мангобэй или регенте Ходзё Дога кого угодно могло заставить дергаться подобно марионеткам в театре теней. Тем более если речь шла о государственном заговоре. Может быть, конечно, и зря кантё Гампэй размахивал перед носом начальника городских стражников злополучной листовкой и даже сунул ему в качестве взятки последние три рё, но только после этого стражники зашевелились, а не стали как всегда отделываться пустопорожними обещаниями. Риск, что стражники случайно наткнутся на мешок с деньгами, разумеется, существовал, однако он не настолько страшил, чтобы отказаться от услуг стражников. Язаки не будет орать о деньгах на каждом перекрестке. Не такой он дурак. Они тоже это учли.
– Говорят, вчера на мосту Ясобаси убили четверых кэбииси, – по глупости упомянул Бугэй, невольно принюхиваясь к горячему коняку, запах которого все сильнее щекотал ноздри.
– Ну вот! – почти добродушно обрадовался кантё Гампэй. – А ты говоришь, где искать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
