— Я… Нет. Не делала. Я не делала аборт, Тигран. Я просто…
— Я видел бумагу. Ты мне её в лицо швырнула.
Всё рушилось тогда, и теперь. Потому что я повел себя как мудак, ничего не мог рассказать, просто выпроводил молодую девчонку на аборт. Так должно было всё решится, легко.
А сейчас…
Я нихрена не понимаю, о чём она говорит. Мышка не может быть беременной от меня. Это ведь… Это бред, ересь. Она столько времени лгала и притворялась? Нет.
Просто — нет.
Не согласен.
— Это была поддельная справка, из интернета. Просто чтобы ты отстал от меня. А ещё я думала, что тебе будет больно. Ты пожалеешь о таком решении, попросишь прощения. И… Господи, я бы тебя простила сразу. А потом узнала, что у тебя жена… И ненавижу себя за то, что тоже готова была простить. Вот ты приходишь ко мне, падаешь на колени и просишь прощения.
Лана жмурится, кусает влажные от слёз губы. Она плачет, а мне нечего ей сказать. Слова жгут изнутри, разъедают изжогой, горьким вкусом пепла на губах. А мне нет ни единого оправдания.
Только смотреть на девушку в темноте, едва заметные контуры её лица. Но, почему-то, четко вижу, как дрожат длинные ресницы. Как с них срывается новая капля, разбивается о землю.
И я так же — разбиваюсь.
— Ты бы знал, сколько я всего фантазировала, — Лана продолжает, не позволяя обнять её и успокоить. Вырывается и срывается, рубит всю правду. — И ты придешь, или увидишь меня с животом. Поймешь, какую ошибку совершил, пожалеешь. И потом… А потом я бы сказала, что ошибки не было. Что я прощаю, и у нас будет ребенок. И у нас всё будет хорошо. Черт, я же даже потом, когда узнала о жене — я не прекращала ждать. Ты… Поймешь, что её не любишь.
— Не люблю.
— И согласишься развестись, выберешь меня, — мышка продолжает, не слушая мои слов. — И всё наладится, обязательно. Потом ты узнал, а я соврала. Решила — пусть тебе будет больно. Завидуй, что вот так всё, что… Что ты выбрал жену, и я тоже могу выбрать другого. Господи, как мне хотелось сделать тебе больно. Но…
— У тебя получилось. Блядь. Лана… Я хотел с тобой детей, думаешь, мне бы не хотелось? Чтобы ты ходила с животом и проклинала меня за то, что не достал клубники? Или… Не знаю, что там беременным нужно? Чтобы ты выбирала имя сыну, который был бы полной копией меня? И на это ты бы тоже жаловалась, что страдала, а он на меня похож. Вот только копия — плохой вариант. Это весь набор генов, со всеми проблемами.
— Так плохой вариант и получился! Но ничего не изменить. Понимаешь? Я беременна от тебя, Тигран. У нас будет ребенок. С твоими плохими генами или хорошими — это уже не важно. Я беременна от тебя. И не позволю никак навредить малышу, ты понял? Если хоть раз заикнешься об аборте — больше никогда не увидишь. Я не шучу. Срок прошел в двенадцать недель. Даже если по показания — хрен я его сделаю! Ты болен, когда-то умрешь… Только знаешь что? Пошел ты в жопу, Тигран Мирзоев! Мы все умираем, ты хоть срок свой знаешь. И не смей говорить, что наш с тобой ребенок — плохой вариант!
Она кричит мне в лицо, захлебывается словами. Не дышит, кажется, всю душу мне изливает. А всё, что нужно мне — просто прижать её к себе. Почувствовать дрожь и жар тела, вдохнуть аромат.
Потому что у меня в голове — разруха.
Сука.
Мой ребенок.
Мой.
Который тоже может заболеть. Я видел, как сгорел отец. Мгновенно, за пару лет, медицина была в жопе, да и денег не было столько на лечение. Но… Я знаю, что в какой-то момент ты устаешь.
Сто раз говорить, что «я твой сын, пап, помнишь?» и объяснять, что происходит. Это пиздец как больно, когда видишь страдания родных, когда должен провожать их в последний путь.
И знать, что когда-то пройдешь этот самый путь.
Я уже забываю мелочи, никакой концентрации. Блядь, я забыл, что расстался с Ланой и звонил ей как-то утром, хотел встретиться. Я хрен знает куда только что положил ключи от машины.
И…
Дальше будет хуже.
При хорошем раскладе доживу до сорока пяти. При хорошем! Максимум, когда в сорок пять я уже буду овощем без мозгов, просто существовать. Никакой цели, желания. Сплошная разруха.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На это должна смотреть Лана? С этим мириться?
Я сам её затащил, сам хотел провести с ней последние года. И при этом чувствую себя последним ублюдком, что поступаю именно так. Вешаю такой груз на маленькую девчонку.
Но блядь.
Лучше бы за мной смотрела.
Чем видела, как угасает её ребенок.
Это…
Сука, как же несправедливо.
И из-за меня. Потому что я не смог довериться сразу, не смог рассказать всё Лане без утаек. Мы были вместе не так долго, я даже к части про жену не дошел. Да и…
С любовницами не делятся такими деталями. Моя болезнь равно крах фирмы. Шли-то ко мне за работой, за моими консультациями. Если в прессу просочится новость о том, что я умираю — ничего не останется. Моя фирма быстро пойдёт ко дну.
И я не мог довериться, никому. Только Катрин и лучший друг знали. Обезопасить, сохранить единственное, что после меня могло остаться. Инвестиционную фирму, на которую я пахал почти всю жизнь.
Но Лане… Нужно было бы сказать. Это бы решило большинство проблем, если не все. Сошлись бы на том, что так будет лучше и безопаснее, нашли другой выход.
А теперь — мы попали.
Об этом я и рассказываю Лане. Все свои мысли озвучиваю, и о том, что умираю, и что память теряю, всё, что могу. Говорю, пока прижимаю к себе и стираю слёзы с любимого лица. Говорю, поднимая на руки и направляясь обратно к машине.
Продолжаю рассказывать об отце, пристёгивая девушку, целуя, обнимая. Меня словно прорывает, потому что я внезапно понимаю самую главную истину. Молчание нихрена не золото. Именно из-за него всё началось рушится.
Я говорю.
А Лана молчит.
Даже когда замолкаю, перевожу дыхание и мчу за сотню по ночной дороге — девушка молчит. Шумно дышит, так, что самому кричать хочется. Но я лишь сильнее сжимаю руль, не рискуя говорить.
Хватит.
И так каждое слово лезвием прошлось по нутру, больше мне не нужно.
— Значит, это что-то вроде… Деменции? — Лана спрашивает спустя час молчания. Закатывает подол платья, подбирая ноги к себе. — Сосуды в твоей голове пережимают или это химическая реакция в голове?
— Химич… Мышка, — хохочу себе под нос, бросаю взгляд на девушку. — Ты где набралась таких терминов? Умница моя. Я не насмехаюсь, прости. Неожиданный вопрос просто.
— Ну, я люблю разные сериалы с Миной смотреть. Про врачей в том числе. Я должна понимать, что происходит. То есть… Хотя бы немного, если ты уверен, что это коснется нашего ребенка.
Сжимаю челюсть, пока не начнёт ныть. Нашего. Ребенка. Сука, просто сука. Один из главных страхов сшибает с ног, перекрывает кислород. Одно дело подставить себя, партнеров. Хрен с ней, Лану обречь смотреть.
Но ребенок…
Он ведь совсем не виноват, не выбирал.
Бью ладонью по рулю, ещё раз. Просто вымещаю весь гнев, гудок разносится по ночному городу. Рвано душу, потому что по-другому просто сорвусь. Жму на газ, чтобы ветер шумел и ничего не оставалось в голове.
— Тигран, — девушка зовёт с опаской, когда снова бью по рулю, кожу жжет, а в груди — дыра. — Я…
— Прости, мышка. Напугал тебя? — убираю ногу с газа, беру себя в руки, чтобы её голос перестал дрожать. Лучше любого отрезвителя. — Всё хорошо. Я просто… Не могу поверить, что действительно провернула это. Беременна от меня.
— Если ты не веришь, то есть… Есть тесты ДНК, я знаю. И когда буду делать обследование на патологии — мы можем…
— Не можем. Ты мне этого в жизни не простишь.
Усмехаюсь, ловя ладонь девушки. Перебираю тонкие пальчики, целую, пока стоим на светофоре. Ненавижу срезать дороги через города, но время поджимает. А я сбрасываю своего заместителя. Потому что разговор с Ланой сейчас намного важнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я не сомневаюсь в твоих словах, мышка. Мой значит мой. Пиздец, но… Сейчас у меня больше возможностей, чем раньше. Пройдешь все обследования, потом… Не знаю, сразу врача найдём, все изменения отслеживать будем. И когда что-то врач заметит — ты сможешь отреагировать вовремя. Придумаешь что-то, моя милая. Да? — снова поцелуй на нежной коже, бросаю быстрый взгляд. Лана подбирается, кивает серьезно. Ей одной со многим придётся справляться. — Вот и умница.
