— Шима, что это за фигня?
— Распечатка данных о метаболизме, Люси. Пульс. Температура. Дыхание. Напряжение. Тонус. И т. д. И т. п.
— В десятичном коде? Десятичном! Вот это рухлядь!
— Да, это старая-престарая программа, которую я откопал в библиотеке «ФФФ». Ее легче и быстрее всего было приспособить под эти испытания. Любой уважающий себя компьютер может перевести десятичный код в двоичный, если мне потребуется.
— А старая программа тоже была сделана под сенсорный эксперимент? Определяли, как и почему покупатели нюхают духи «ФФФ».
— Да нет же, ее делали под расчет вероятности появления двой-, трой- и вообще n-няшек — заказ отдела сбыта. Если написать дельную программу, Люси, то ее можно приспособить почти подо все. Ты же это знаешь. Из мышей, и ракушек, и зеленых лягушек — вот из этого сделан компьютер!
— Как вам ученым чудакам весело живется!
— Ах вот как, ученым! А вы, извиняюсь, кем будете, доктор Фридрих Гумбольдт Лейц?
— Я, сударь… простой Untersee Forshcungsreisende[75]. И, кстати, знаю, как это пишется.
— А вам зиг-хайль от всей души!.. Для начала я врежу по ней звуком — нужно проверить, возможно, слух у нее тоже из вторых рук. Индъдни считает, что это важно, хотя и не сказал, почему…
Шима с недоумением глядел на распечатанные результаты проверки реакции Гретхен на звуковые раздражители.
Наконец Лейц не выдержал:
— Ну что?
— Черт знает что, — медленно заговорил Шима. — Слышать-то она слышит, но у нее очень низкий количественный порог. Другими словами, она услышит отдаленный гром, но ничего не услышит, если громыхнет у нее над головой. Услышит шепоток канарейки, но не рев морского слона. Прямая противоположность обычной глухоте.
— Поразительно. А знаешь, Шим, возможно, госпожа Нунн — это новый скачок эволюции.
— Как так?
— Соль выживания вида — в умении приспособиться. Почему проиграли борьбу инстинкты? Из-за неподатливости натиску перемен.
— Не спорю.
— Среда нашего обитания радикально изменилась, — продолжал Лейц. — Одно из изменений — постоянные ударные воздействия на наши органы непереносимых зрелищ и звуков. Потому так много шизиков в психушках — тысячи и тысячи людей, отвергших невероятную реальность происходящего. — Лейц задумался. — Иногда мне приходит в голову, что психи не они, а мы — кто продолжает все это терпеть.
— А Гретхен из отвергших?
— Нет, она из приспосабливающихся. Матушка-Природа постоянно подталкивает все виды к высшему пику их развития, и человека в том числе. Сожалею, но мы с тобой еще далеко от вершины.
— Эй, Люси, полегче по части клеветы. Я тут все записываю на пленку.
— Мать-Природа, блестящий импровизатор, старается породить улучшенный человеческий вид, причудливо приспособив его к меняющемуся окружению. Еще толчок к вершине — и вот вам твоя девочка, Гретхен Нунн. Она научилась противостоять воздействию разрушительных зрелищ и звуков.
— М-м-м… Пик творения… Может, ты и прав, Люси. Ты безусловно прав, что я и близко к нему не подобрался. Но Гретхен? Не знаю. Знаю лишь, что, близко или далеко от него, она единственная в своем роде.
— Полностью согласен. Вопрос лишь в том, подлинная ли это мутация, то есть передается ли по наследству. Ты что-нибудь делаешь, чтобы это выяснить?
— Меня отражают противозачаточной таблеткой, — засмеялся Шима. — Ладно, хватит трепаться. Нехорошо заставлять даму ждать. Проверю теперь вкус и обоняние… Вот это выброс! Индъдни прав. Малышка все может — и на нюх, и на вкус!
— Чем ты ее шарахнул, Шим?
— H2S. Сероводород.
— Что? Тухлыми яйцами?
— Ага.
— Это, сударь, составляет жестокое и выходящее за рамки общепринятого наказание, особо поставленное под запрет Конституцией Соединенных Штатов.
— Она подготовлена к тому, чтобы ожидать самого худшего.
— А это что за мерзость? — хмыкнул Лейц.
— Теперь бедняжку штурмуем грязным и подлым образом — страхом, который присущ всем.
— Денежными затруднениями? Шима рассмеялся.
— Знаешь, Люси, твои Forschungsreisendes, думаю, иногда очень глубоки. Нет, это не деньги, а акорафобия[76].
— Что такое?
— Мурашки.
— Что?
— Кокаиновые жучки, — Шима посмотрел на Лейца — тот явно ничего не понимал. — Все еще не рубишь?
— Нет, и не уверен, что хочу.
— Наверное, так лучше. Ты бы меня пристрелил, а присяжные бы тебя оправдали… Ладно, Гретхен. Мне очень жаль, но я должен проверить твое осязание.
Поглядев на экран, Шима повернул белое как мел лицо к Лейцу.
— Смотри, как кричит все ее тело! Прости, милая, прости меня. Все, уже все. Зато я теперь знаю, как сильно ты чувствуешь. Я ощутил то же самое — эмпатия.
— Что такое эти кокаиновые жучки? Что она чувствовала?
— Психиатры так называют симптомы отравления кокаином и еще чем-то — ощущение, что по коже ползают насекомые.
— Тьфу! А также бр-р-р! Ты был прав. Присяжные меня бы оправдали.
— Я же говорил тебе, что этот страх присущ всем. Посмотри на свои руки — у тебя гусиная кожа пошла.
Лейц энергично растер себе руки.
— Иногда у меня сомнения насчет энтомологов… или я хочу сказать об этимологах?
— Попробуй auf Deutsch[77].
— Wortableitung[78]? Или нет, я хочу сказать — Insektenkundefachmanns[79].
— Попробуй сказать entomologie professeur[80].
— Спасибо тебе до полу! А теперь что?
— Зрение.
— Но ты уже знаешь, что в этом ее восприятие — из вторых рук.
— Знаю, но только для области видимого спектра. Искомое: видит ли она за пределами этого? В инфракрасном или в ультрафиолете? Поехали.
Шима негромко присвистнул, затем пробормотал:
— Все ближе и ближе к вашей вершине, доктор. Просто огромный скачок вперед.
— Что? — не понял Лейц.
— Гретхен слепа, не так ли?
— По твоим словам, да — в видимом спектре.
— Так вот, она получувствует, полувидит в ультрафиолете.
— В ультрафиолете? Невозможно.
— Люси, она реагирует на ультрафиолетовое излучение. Такого слова у нас нет. Она… А, какого черта, давай изобретать! Она… виде чувствует частицы с высокой энергией…
— Нет, поменяй местами, Шим. «Чуввидит» лучше.
— Ладно, пусть. Она чуввидит бомбардировку частиц из радиоактивной земной коры… посредством соматической пузырьковой камеры.
— Боже мой! Фантастика! Седьмое чувство?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
