– Как ты относилась к отцу? – внезапно спросил он.
– Я его любила, – коротко ответила она.
– Даже после того как его обвинили в убийстве твоей матери?
– Да, – твердо произнесла она.
– Видишь? – Он указал на свою левую ногу.
Она кивнула, догадываясь, о чем пойдет речь. Его икроножная мышца была сильной, а мышцы бедра – гораздо слабее и тоньше. То же самое и с левой рукой: предплечье такое же мощное и упругое, как и мышцы правой руки, а левый бицепс слабый.
– Отец не простил мне несовершенства. В его глазах это выглядело как уродство.
– У нас обоих было тяжелое детство, Филипп, – отозвалась Изабель. – Это тяжелый груз, но в наших силах его облегчить.
– Тебе это удалось?
– Почти, – кивнула она. – Правда, мне еще многое предстоит сделать, чтобы избавиться от него окончательно.
– Что же тебе мешает? – спросил он, пытаясь разгадать ее тайну.
Изабель ответила не сразу. Филипп напрягся: может, она решает, стоит ли ему доверять? Вроде бы она с ним откровенна, но вот что касается семьи, тут она многое скрывает.
– Хочу восстановить доброе имя семьи, – отозвалась она наконец.
– И потому собираешься выкупать «Дрэгон текстайлз»? Изабель с явным сожалением пожала плечами.
– Я бы с радостью выкупила предприятие, но вряд ли мне удастся. Компания не продается, а если бы и продавалась, у меня все равно нет денег.
Филипп понял, что предлагать свою помощь не стоит. Он вернулся к тому, с чего они начали.
– Ты думаешь, что спустя столько лет люди все еще обсуждают вашу семью?
– Наверное, нет, но доказать невиновность отца для меня очень важно.
– А у тебя нет никаких догадок насчет того, кто мог это сделать?
– Есть кое-какие подозрения, но нет доказательств. Мне же было всего семь лет. Я ничего не помню из событий той ночи.
Она вдруг задрожала всем телом, и Филипп крепко ее обнял. Он ей сочувствовал: его ведь тоже преследовали загадки прошлого. Почему мать отказалась от него? Может, в этом виноват он сам? Или кто-то ее заставил? Как и Изабель, он постоянно ощущал, что ответ от него ускользает. Впрочем, если бы он захотел, то мог бы встретиться с матерью и потребовать объяснений. А Изабель уже некого расспрашивать. Ее тайна либо так и останется неразгаданной, либо будет разгадана самой Изабель.
На следующее утро Филипп преподал Изабель первый урок игры в гольф. Затем они поехали в Пальму и позавтракали в маленьком бистро в квартале Портела. Неторопливо потягивая вино, Изабель вдруг заметила, что в скверике толпятся какие-то люди. Несколько минут она внимательно наблюдала за ними, потом улыбнулась, и в глазах ее блеснул задорный огонек.
– Сейчас будут танцевать сардану! – Схватив Филиппа за руку, она повлекла его за собой.
Вот все взялись за руки и встали в круг. Филипп кое-что слышал о сардане, но танцевать ни разу не приходилось. Знал только, что это национальный танец Каталонии, гордость каталонцев.
Как из-под земли возник маленький инструментальный оркестрик – два гобоя (тенор и сопрано), барабан и флейта, – и танцующие медленно и грациозно сделали первый шаг. Рядом собралась толпа зевак и туристов. К танцорам присоединились какие-то желающие, и Филиппа и Изабель разъединили.
Темп музыки все ускорялся, и один из танцующих, вероятно, ведущий, что-то громко крикнул, призывая всех двигать руками вверх и вниз. Изабель подняла руки, затем опустила, поклонившись, потом снова подняла, гордо вскинув голову. Филипп наблюдал, как ловко она выстукивает ритм, как владеет своим гибким телом, каким вдохновением горят ее глаза. Сам он не знал ни единого па и то и дело спотыкался, но это его ничуть не смущало.
На обратном пути в Форментор и весь остаток дня танец Филиппа и гольф Изабель были предметом их взаимных шуток и подтруниваний. Оба решили чаще упражняться и достигнуть приемлемого уровня. К счастью, в постели тренировки не требовались.
На следующий день позвонил Джулиан и потребовал, чтобы Изабель немедленно возвратилась в Штаты.
– Ты говорила, что тебе представилась редкостная возможность. Я сначала воспротивился, но теперь понял, что ошибался. Твоя слава перекинулась через океан. Меня буквально осаждают просьбами как можно скорее устроить очередное шоу Изабель де Луна. Это очередной шанс, Изабель. Думаю, тебе не следует его упускать.
– Мне надо ехать, – сказала она сидевшему рядом Филиппу.
– Ты едешь, чтобы рисовать или потому, что хочешь вернуться к Джулиану?
– Мой отъезд не имеет к Рихтеру никакого отношения. – Она помолчала и добавила: – И к тебе тоже. Не знаю, способен ли ты понять меня, Филипп, но смысл моей жизни – искусство. Я принадлежу в первую очередь живописи.
– Именно это мне и нравится в тебе больше всего, – отозвался он. – Я никогда не стану тебя просить изменить своему призванию. А вот Джулиан ведет себя так, словно ты его собственность.
– Вовсе нет. Он просто меня представляет. Филипп смягчил тон:
– Ты имеешь пятьдесят процентов прибыли от выставок, Изабель. Ты деловой партнер Джулиана, а не подчиненная. А это значит, что он обязан консультироваться с тобой по таким вопросам, как дата открытия выставки.
– Джулиан забирает шестьдесят процентов прибыли от продажи моих картин.
– Это несправедливо! – воскликнул Филипп, гневно сверкнув глазами.
Изабель не хотелось больше говорить на эту тему. Разве дело в прибыли? Их отношения с Джулианом куда сложнее. Филипп и сам знает это.
– Забудь о Джулиане и его методах. В Париже я добилась успеха. Это неоспоримый факт. Передо мной открылись блестящие перспективы, Филипп. И это тоже факт. Так надо же воспользоваться открывающимися возможностями. – Она с мольбой посмотрела ему в лицо.
Этой ночью их близость была, как и накануне, окрашена страстью, но к ней примешивался легкий холодок. Изабель ощущала некую отстраненность: Филипп вел себя более сдержанно, осторожно, как будто пытался выяснить, стоит ли ей доверять. А ведь еще несколько часов назад он считал, что они без ума друг от друга!
В их отношения впервые проникло взаимное недоверие.
Глава 19
Санта-Фе
Изабель не стала заезжать в Нью-Йорк и отправилась прямо в Нью-Мексико. Первые несколько недель она буквально места себе не находила: тоскуя по Филиппу и избегая Джулиана, она даже рисовать не могла. Каждое утро они с Луисом ездили на верховые прогулки, а затем она помогала ему по дому, как в детстве. Изабель полностью истратила свои сбережения из трастового фонда и почти весь гонорар за две выставки, но теперь, сравнивая новую и старую Ла-Каса, она втайне гордилась результатом.
В архитектурном плане новая Ла-Каса повторяла старую, правда, теперь дом стал более компактным.
Ресторан в Ла-Каса во главе с шеф-поваром, создавшим блюдо под названием «новый вкус юго-запада», стал для горожан излюбленным местом отдыха. В самом укромном уголке сада располагался небольшой бассейн. В нишах стояли индейские поделки, а картины и скульптуры известных художников юго-запада украшали стены фойе, библиотеки, ресторана и бара. Луис и Миранда по праву получили для своей гостиницы четыре звездочки.
Большую часть дня Изабель проводила с Мирандой в «Очаровании». Они беседовали обо всем на свете, кроме Филиппа и Джулиана.
Тот названивал ей по три раза на день. В конце концов он собственной персоной явился в Санта-Фе. Когда Изабель проводила его в отведенную ему комнату, Джулиан намекнул, что предпочел бы поселиться вместе с ней.
– Нам ведь было так хорошо вместе, – промолвил он. Взяв ее руки в свои, он поднес их к губам и поцеловал.
В ответ Изабель через силу улыбнулась, отдернула руки и сделала шаг назад.
Ее отпор Джулиан воспринял как пощечину, но все еще не собирался сдаваться. В последней попытке восстановить гармонию он вернулся к одной из своих любимых ролей – заботливого опекуна.
– Скажи, что тебе надо, – великодушно проговорил он, – и я достану из-под земли! Все что ни пожелаешь – только одно твое слово.
Изабель видела, что он заманивает ее в ловушку. Ведь приняв его одолжение, она будет обязана ему.
– В данный момент, – заявила она, отклоняя его щедрость, – мне пора приниматься за работу. А чтобы рисовать, нужно как можно больше свободного пространства.
Он пробыл в Санта-Фе три дня. Изабель пыталась не сравнивать его с Мединой, но глядя на Джулиана и Дюранов, она невольно вспоминала Филиппа и Флору. Филипп держал себя с Флорой открыто и приветливо, с юмором воспринимая ее резкие суждения. Джулиан относился к Дюранам и их друзьям с изрядной долей снисхождения. Он не выказывал неприязни, но был просто не способен адаптироваться в новой среде. Рихтер смотрелся белой вороной на общем фоне. Когда он уехал, все вздохнули с облегчением.
После отъезда Джулиана Изабель затосковала еще больше: от Филиппа уже целый месяц не было никаких известий. Дюранам она говорила, что ее мрачное настроение – следствие стресса, но Миранду не проведешь! Как-то вечером она зашла в студию, увидела сидевшую перед чистым холстом Изабель, протянула ей чашку чая, присела в свободное кресло и без обиняков попросила:
