Зато «Хоббит» становился все более популярным. 16 января 1938 года английская газета «Обсервер» напечатала письмо некоего читателя, укрывшегося под необычным псевдонимом «Хабит». Никому не известный мистер Хабит интересовался, не навеян ли сюжет интереснейшей книги профессора Толкина рассказом английского писателя и политика Джулиана Сорелла Хаксли (1887–1975) о маленьких покрытых шерстью человечках, которых якобы не раз встречали в своих краях африканские аборигены. А еще Хабит утверждал, что хорошо знаком с женщиной, которая в юности читала сказку под названием «Хоббит» — в каком-то старом сборнике. И эпизод с украденной у дракона золотой чашей — не взят ли он профессором Толкином из старинной поэмы «Беовульф»? Любознательный мистер Хабит очень хотел бы услышать ответ на все эти вопросы из уст самого профессора Толкина; это, несомненно, поможет будущим исследователям его творчества.
Джулиан Хаксли, упомянутый в письме мистера Хабита, был человеком в Англии известным, и родственные узы связывали его с еще более известными деятелями науки и искусства. Дед Джулиана, биолог Томас Генри Хаксли (1825–1895), прославился тем, что помог Чарлзу Дарвину донести до общественности созданную им теорию эволюции; родной брат Джулиана, писатель Олдос Хаксли (1894–1963), поразил воображение многочисленных читателей своей в высшей степени политизированной антиутопией «О дивный новый мир»; сводный брат Джулиана Эндрю Хаксли[213] (1917–2012) стал несколько позже нобелевским лауреатом по физиологии и медицине. Ну и, конечно, Толкин не мог не обратить внимания на то, что Хабит знал о существовании «Беовульфа»…
«Сэр! — написал он главному редактору газеты „Обсервер“, настаивавшему на ответе. — Уговаривать меня не нужно: я сам падок на лесть, что твой дракон, и охотно блесну своим бриллиантовым жилетом и даже порассуждаю о его происхождении, раз уж мистер Хабит (еще более любознательный, нежели хоббит) не только выражает мне свое восхищение, но еще и спрашивает, откуда взялось такое сокровище. Правда, не кажется ли Вам, что по отношению к „будущим исследователям моего творчества“ это немножко нечестно? Ни с того ни с сего вот так сразу облегчить им жизнь — не значит ли отнять у них сам смысл их существования?
Тем не менее в том, что касается главного хабитского вопроса, никакой опасности нет: я ровным счетом ничего не помню ни о названии, ни о происхождении главного героя. Разумеется, я волен строить какие-то свои предположения, однако подобные догадки кажутся мне ничуть не авторитетнее измышлений „будущих исследователей“, так что эту забаву я оставляю для них.
В Южной Африке я родился, об исследованиях Африки прочел не одну книгу. А уж сказок, подлинных и настоящих, начиная примерно с 1896 года я прочел еще больше. Гораздо больше. Потому оба факта, представленных мистером Хабитом, кажутся мне весьма значимыми.
Но таковы ли они на самом деле?
Что-то не припоминаю, чтобы мне лично встречались наяву пушистые пигмеи (будь то в какой-либо книге или просто при лунном свете); в книгах, изданных до 1904 года, никаких хоббитов-вампиров мне тоже не попадалось. Подозреваю, что эти два хоббита — лишь случайные омофоны, и очень доволен, что не синонимы (хотелось бы верить!). Кроме того, протестую: мой хоббит жил вовсе не в Африке, и вовсе он не покрыт шерстью, — только ступни у него мохнатые. И на кролика он ни чуточки не похож. Он — преуспевающий, упитанный молодой холостяк, обладатель независимого дохода. Обзывать его „мерззким крольчишкой“ мог только вульгарный тролль, точно так же, как эпитет „крысеныш“ был подсказан исключительно гномьей злобой; и то и другое — намеренные оскорбления, намекающие на небольшой рост и мохнатые ступни. Кстати, они отличались не меньшим изяществом, нежели его длинные, ловкие пальцы…
Что до сказки в целом, то многое в ней, как совершенно верно предполагает неизвестный мне мистер Хабит, заимствовано из эпоса, мифологии и волшебных сказок (предварительно переосмысленных). Впрочем, созданы были эти волшебные сказки не викторианцами, за исключением разве что Джорджа Макдональда. Одним из самых ценных для меня источников является как раз „Беовульф“; хотя вряд ли я сознательно вспоминал о нем, когда писал эпизод с похищением чаши. Трудно было на этом этапе измыслить какой-то иной поворот сюжета; полагаю, что автор „Беовульфа“ сказал бы по этому поводу то же самое.
Ни на какой другой книге моя история напрямую не основана, кроме одной, да и та еще не опубликована: это „Сильмариллион“ — хроники эльфов, на которую в тексте то и дело встречаются ссылки.
Но все это так, предисловие.
Зато теперь, когда меня заставили взглянуть на приключения мистера Бильбо Бэггинса как на объект изысканий неких будущих „исследователей“, я сознаю, как много труда еще потребуется.
Во-первых, вопрос номенклатуры.
Имена гномов, равно как и имя мага, заимствованы из „Старшей Эдды“. Имена хоббитов — из Самоочевидных Источников, вполне для них подходящих. Вот полный список самых состоятельных хоббитских семейств: Бэггинсы, Боффины, Болджеры, Брэйсгердлы, Брандибаки, Берроузы, Чаббы, Граббы, Хорнблоуэры, Праудфиты, Саквилли и Туки. Правда, дракону в качестве имени — или, скорее, псевдонима — досталась форма прошедшего времени древнегерманского глагола smugan, „протискиваться в дыру“, — скажем так, филологическая шуточка не самого высокого пошиба. Остальные принадлежат Древнему и Эльфийскому миру и модернизации не подвергались…
Вы спросите: а почему dwarves (гномы)? Ведь грамматика предписывает dwarfs; филология же подсказывает, что исторически правильной формой было бы dwarrows. Признаюсь, здесь я на самом деле попросту свалял дурака. Слово dwarves хорошо сочетается с elves (эльфы); и, как бы то ни было, слова elf gnome, goblin, dwarf — это лишь приблизительный перевод древнеэльфийских названий для существ несколько иного рода и свойств. Так что гномы из „Хоббита“ не совсем то же самое, что гномы известных нам преданий и легенд. Верно, имена у них скандинавские; но это лишь уступка редакторам. Слишком многие имена из языков, соответствующих искомому периоду, звучали бы устрашающе. Гномье наречие отличается крайней сложностью и неблагозвучием. А вот язык хоббитов чрезвычайно походил на английский. Их фамилии за небольшим исключением так же широко известны на нашем острове, как и в Хоббитоне и в Приречье…
Во-вторых, руны. Те, которыми пользовались Торин и К, составляют алфавит из 32 знаков (при желании могу выслать Вам полный список), сходный с рунами англосаксонских надписей, однако не вполне с ним совпадающий. Вне всякого сомнения, эти два алфавита исторически связаны. Алфавит Феанора, употребляемый в то время повсеместно, был эльфийского происхождения. Он использован в проклятии, начертанном на горшке с золотом — на картинке с изображением логова дракона Смога, но во всех остальных случаях — переведен. Могу даже предъявить Вам факсимиле письма, оставленного на каминной полке господина Бэггинса…
А загадки… Что ж, здесь еще предстоит поработать — с источниками и параллелями. Я нимало не удивлюсь, если притязания хоббита и Голлума на авторство каких бы то ни было из них окажутся опровергнуты…
Напоследок подкидываю будущему „исследователю“ проблемку.
Повесть сочинялась с двумя перерывами, каждый длиной приблизительно в год: угадайте, в каких местах работа приостанавливалась? Впрочем, наверняка это обнаружится в любом случае. Но мне тут вдруг вспомнилось: когда дракон Смог поддался льстивым речам хоббита, то он тут же подумал: „Вот старый дурень!“ Боюсь, что мистер Хабит (как и Вы) уже сказал про себя нечто похожее.
Но, согласитесь, искушение было велико.
С почтением —
Дж. Р. Р. Толкин»[214].
39
Итак, «Сильмариллион».
«Ни на какой другой книге моя история напрямую не основана».
«Сильмариллион» — вот книга книг, основа всего. Она находилась в центре всех устремлений Толкина. Создать мифологию Англии, самую настоящую мифологию! Несбыточная идея? Что ж, может быть. Но сумел же финский лингвист Элиас Лённрот (кстати, по образованию врач) создать поистине национальный эпос «Калевала». Он собрал его из народных песен, из обрывков сказаний, сказок, из пословиц, народных загадок, лирических рун, почему же нельзя на основе подобных сказаний и мифов, построенных пусть даже на интуитивном ощущении тех или иных признанных архетипов, создать эпос Англии? Все эти архетипы работают сами по себе, главное — подобрать к ним ключ. Толкин искал этот ключ в языке. Ведь все уже существовало: и языческие ирландские сиды, и острова Блаженных, и король Артур, и всяческие братства и союзы, и нескончаемое противостояние Тьмы и Света, а главное — маги и волшебники! Эпос, создаваемый Толкином, должен был включить в себя всё это. Именно — всё. Возможно, Толкин сам еще не отдавал себе отчета в масштабности задуманного, но работал он упорно и тщательно.
