В Конституцию РСФСР в ноябре 1918 года внесли поправку, в соответствии с которой ВЦИК перестал работать на постоянной основе и собирался раз в два месяца. Функции самого Центрального исполнительного комитета перешли к его президиуму.
Съезды Советов по конституции должны были собираться дважды в год. В 1918 году было два съезда, а в 1919 и 1920 годах уже только по одному.
Юлий Мартов, один из вождей меньшевиков, возмущался нарушением Конституции:
— Не созывался ни разу съезд, не созывался и ЦИК. Почти ни один декрет не обсуждался и не голосовался в ЦИК. От его имени выступает президиум. Декреты выходят от имени Совета народных комиссаров или экстренно созванных органов власти, не предусмотренных Конституцией. Совет народных комиссаров перестал быть учреждением подотчетным и регулярно контролируемым, каким он является согласно советской Конституции. Перемещение народных комиссаров и назначение новых совершается помимо ЦИК. Точно такое же перерождение органов власти совершается повсюду на местах.
Юлий Мартов говорил о важности свободы печати, союзов и собраний, неприкосновенности личности. Его слова остались гласом вопиющего в пустыне. Да и какое значение имели решения Советов, если даже нарком просвещения Луначарский, один из немногих просвещенных лидеров большевиков, констатировал:
— Законы Конституции не распространяются на ЦК.
Бесстрашная эсерка Мина Львовна Свирская рассказывала, как после похорон вождя анархистов князя Петра Алексеевича Кропоткина в феврале 1921 года поехала в Плехановский институт, где должен был выступать Луначарский. Аудитория была переполнена. Многие желали выступить. Луначарский как член правительства и ВЦИК дал честное слово, что все могут говорить свободно и никто не пострадает. Но сразу же после собрания двое ораторов-эсеров были арестованы. Возмущенная Свирская в час ночи дозвонилась Луначарскому.
— Будьте спокойны, — заверил ее нарком, — вы не успеете доехать до дома, как они будут освобождены.
Прошло несколько дней, но чекисты никого не отпустили. Упорная Свирская пришла к Луначарскому в Кремль. Узнав, что его вмешательство не возымело действия, он весь съежился, как от удара, и пробормотал:
— Что я могу поделать?..
— Только подлецы и негодяи дают безответственно честное слово, — отчеканила Свирская и ушла.
Она вскоре сама угодила за решетку. За свою принципиальность и бескомпромиссность провела в заключении 25 лет.
НЕНУЖНЫЕ ФАКУЛЬТЕТЫ
Наркомат просвещения коренным образом изменил политику в сфере высшего образования. Заместитель Луначарского историк Покровский важнейшей задачей считал унификацию и централизацию управления, что прежде всего означало лишение университетов автономии, которой они пользовались в царские времена.
Сам нарком придерживался иной точки зрения. 9 июля 1918 года Луначарский высказал свою позицию:
— Я хорошо понимаю, что такую тонкую организацию, как университет, нельзя ломать. Нет, это не ломка, а реформа школы.
Но не он определял школьную политику большевиков. В том же 1918 году приказом Покровского закрыли все юридические факультеты. Этот акт вошел в историю…
«В бесправной стране права знать не нужно, — горько констатировал профессор Юрий Готье. — Это новая черта той безумной, превосходящей всякое вероятие глупости и безмозглости, которой отличаются вершители коммунистических судеб бедной России. Картофеля нет и не будет, так как его сгноили, заморозили, спрятали или раскрали…»
Потом ликвидировали и все историко-филологические факультеты. Заодно отменили все ученые степени и звания — свидетельство высокой квалификации ученого — указом Совнаркома от 1 октября 1918 года «О некоторых изменениях в составе и устройстве государственных ученых и высших учебных заведений Российской республики». Произошло резкое падение уровня преподавания.
Двадцатого января 1919 года постановлением коллегии отдела высших учебных заведений Наркомпроса образовали Государственный ученый совет. Председателем стал Михаил Николаевич Покровский. К Государственному ученому совету, то есть к Покровскому, перешло право избирать университетских профессоров. В составе ГУС образовали и научно-педагогическую секцию, ее возглавила Крупская; она же редактировала журнал «На путях к новой школе».
«Не все знают и ценят как следует, что Надежда Константиновна была педагогом-теоретиком задолго до революции, — писал позднее Михаил Покровский, — что в ее лице мы имеем первого педагогического “спеца” нашей партии».
Главное управление профессионально-политехнических школ и высших учебных заведений (Главпрофобр) Наркомата просвещения Луначарский попросил возглавить видного партийного работника и экономиста Евгения Алексеевича Преображенского, недавнего секретаря ЦК.
Университетские преподаватели попытались урезонить новую власть, Преображенский отчитал их в «Правде»: «Когда группа петроградских профессоров подняла протест против закрытия историко-филологических факультетов и, следовательно, рекомендовала нищей стране иметь лишнюю тысячу знатоков греческого, латинского и санскритского языков вместо тысячи нужных агрономов и нескольких тысяч квалифицированных рабочих, то можно ли серьезно говорить с такими людьми?»
Ректор Московского университета известный биолог Михаил Михайлович Новиков, бывший депутат Государственной думы, поинтересовался у Покровского, почему одного за другим арестовывают преподавателей, чего в истории России никогда не происходило.
— Вы как биолог должны знать, сколько крови и грязи бывает при рождении человека. А мы рождаем целый мир, — последовал хладнокровный ответ.
Михаил Новиков отказался от поста ректора МГУ. На коллегии наркомата он презрительно произнес:
— Разрушение высшей школы, которое не удалось Победоносцеву и Кассо, удалось Луначарскому и Покровскому.
Обер-прокурор Святейшего синода Константин Петрович Победоносцев вошел в историю как символ реакции и ненависти к свободомыслию. Правовед профессор Лев Аристидович Кассо стал министром народного просвещения после первой русской революции. Кассо употребил все силы на свертывание автономии университетов, считая их рассадниками политической неблагонадежности. Взялся сам назначать профессоров. Не утвердил будущего академика Владимира Михайловича Бехтерева. Из Московского университета в знак протеста против политики министра ушел выдающийся естествоиспытатель Климент Аркадьевич Тимирязев, а с ним еще сто профессоров и преподавателей. Так что Победоносцев и Кассо для университетской публики были имена презираемые.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
