— Неужели Нексус мог на это пойти? Без согласования с Землей?
— Мирский поведал много удивительного, — ответил Ланье, — и я, честно говоря, не думал, что Нексус отклонит его просьбу. По-моему, открыть Путь да так и оставить — идея пагубная.
— Сули в курсе?
— Нет.
Мысли побежали быстро, неприязнь почти истаяла. Вновь они в одной связке, работают над одной проблемой. Кроме того, что-то в ее муже переменилось. Что с ним сделал Мирский? И со всеми?
— Хорошо. Я с ней свяжусь через городскую память и объясню, что дело срочное.
— Я люблю тебя. — Ланье растаял.
Совершенно против желания и к немалому ее удивлению, у Карен перехватило дух. Пришлось напрячься, чтобы сдержать слезы. Сколько лет она не слышала от него этих слов!
— Черт бы тебя побрал… — пробормотала Карен.
Перевел с английского Геннадий КОРЧАГИН Окончание в следующем номере Публикуется с разрешения литературно-издательского агентства «Александрия», представляющего интересы автора в России
Пол Ди Филиппо
ВАЯТЕЛЬ
Китс[18] был не прав.
Красота не вечна. Одной красоты слишком мало. Все неизменное — сомнительно. Ибо что есть жизнь, как не тщета, суета и неизбежные перемены — то мгновенные, то прорастающие исподволь?
Манерность истинна. Истина манерна. Это все, что мы знаем, а большего и не надо знать. Общество мутирует каждый день, каждый час, и индивиду не остается ничего иного, как следовать за ним. Даже если этот путь никуда не ведет.
Мечтательницы прошлого века, тоскуя о жизни иной, меланхолически напевали: «…ах, подарите мне новое платье, новые волосы и лицо!..»
Новое лицо.
Но высшие жрецы трансформации, почитаемые за всемогущих арбитров и законодателей моды, на деле лишь самые бесправные из ее слуг, ибо утрачивают собственную сущность в сумбуре произвольных, ими же вызванных к жизни перемен.
Поверьте тому, кто знает это лучше многих.
Искренне Ваш — доктор Строуд.
Девушка на больничном ложе как две капли воды походила на взволнованную мадонну. Я не помнил, как ее зовут: в клинике Строуда пациенты сменяют друг друга так часто и в таком количестве, что поневоле перестаешь воспринимать их как индивидов. Старшая сестра Мэгги Крауновер четко и без лишних слов просветила меня перед дверью палаты.
— Здесь Хана Моррелл, доктор. Четырнадцать лет, техник Лонг-Айлендской станции холодного термояда, кредит на солидную сумму. Органические дефекты отсутствуют. Обычная перекомпоновка.
Отсутствие органических дефектов — не слишком адекватная характеристика красоты, от которой даже у меня чуть ли не захватило дух. В окружении мониторов девушка полусидела, облокотившись на подушки: светлые струящиеся волосы, овальное лицо с нежной кожей оттенка перламутра, изумительные серые глаза, классический нос с легкой горбинкой. Изгибу полных губ могли бы позавидовать лучшие модели Рубенса.
Она улыбнулась, и мой внутренний голос возопил: «О Господи! Какого дьявола! Ты что, всерьез намереваешься улучшить это лицо?!»
Я протянул руку, и ее тонкие пальцы крепко пожали мои.
— Здравствуйте, доктор Строуд.
— Доброе утро, мисс Моррелл. Вы желаете биоскульптуру лица, насколько я понял?
Я постарался скрыть свое неодобрение. В конце концов все, о чем стоит волноваться, так это сумма ее кредита.
Девушка нерешительно кивнула, по-видимому, лишь в моем присутствии окончательно осознав, что собирается сделать.
Я заговорил быстро и убедительно — следовало рассеять ее последние сомнения и подтолкнуть к решающему шагу. Согласие на операцию она уже подписала, и мне совсем не хотелось упускать из рук жирный гонорар за не слишком утомительную работу.
— Ну что ж! Пора взглянуть на ваше будущее лицо! Мэгги не мешкая включила голосистему: в воздухе,
прямо над кроватью, сформировалось объемное цветное изображение женской головки, слегка просвечивающее в потоке ярких солнечных лучей, заливающих роскошную одноместную палату.
Какое разочарование… И почему я, глупец, решил, что эта девушка не такая, как все? Виной тому, конечно, ее необычайная красота. Нет, ничуть не отличаясь от остальных, она покорялась мейнстриму моды так же беспомощно, как любитель серфинга волне цунами.
Смесь евразийских и полинезийских черт: бронзовая, с оливковым оттенком кожа, складки эпикантуса в углах глаз, небольшой нос, тонкие губы, сильный подбородок, иссиня-черные лоснящиеся волосы. Синтетический дизайн, выполненный компьютерной системой клиники согласно указаниям пациентки на базе хранящихся в банках памяти графических элементов. С тех пор как в прошлом году состоялась окончательная интеграция Гонконга с японо-гавайской сферой влияния, это — или почти идентичное — лицо выбрали более 60 процентов моих пациенток.
— Отлично! Оно прекрасно вам подойдет, — солгал я, с тяжелым сердцем созерцая природную красоту, которую уничтожу навеки. И двинулся к ней, вознамерившись побыстрее покончить с делом.
— Постойте! — нервно воскликнула она, прежде чем я успел опустить руки на ее лицо. — Пожалуйста, объясните мне, что вы будете делать.
На сей раз я почти разозлился.
— Надеюсь, вы не сочли за труд прочесть наши брошюры, мисс Моррелл? Там изложено абсолютно все, и очень подробно.
У нее задрожали губы, и я тут же остыл.
— Ну хорошо. Слегка освежить память не повредит. Я собираюсь заглянуть внутрь вашего организма и стимулировать некоторые его клетки таким образом, чтобы они на время вернулись в эмбриональное состояние.
По лицу девушки разлилось несказанное изумление. Я вздохнул.
— Мисс Моррелл, вы когда-нибудь задумывались, как сформировалось то лицо, которым вы владеете от природы?
Она отрицательно качнула головой.
— В период эмбриогенеза клетки дифференцируются и складываются в некие определенные структуры, которые зависят от распределения потоков получаемой эмбрионом энергии. Представьте горный поток: благодаря гравитации вода всегда течет вниз, но конкретная форма русла зависит от плотности почвы и горных пород, градуса наклона и так далее. Точно так же сам механизм эмбриогенеза идентичен для всех индивидуумов, но ваши уникальные гены наложили на процесс вашего развития конкретные временные и пространственные ограничения. И вот результат — совершенно уникальная морфология! Понятно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
