вечером, ладно? – Он услышал в ее голосе нотку страха.
– Я тебе перезвоню, – сказал Манос и закончил разговор.
Прямо напротив него заказывали напитки Лена Сидерис и мужик, которого Манос помнил по конференции. Она была прекрасна. Увидев Маноса из бара, Лена оставила своего спутника и направилась к нему с таким видом, словно они незнакомы и она хочет представиться. И преподать ему урок.
«Привет, не думаю, что мы встречались раньше…»
– Добрый вечер, Лена, – холодно поздоровался Манос.
– Нас с Францем пригласил твой друг. – «Присмотреть за ним».
– Лучше криминологов защиты нет.
Она ответила на его сарказм спокойным взглядом. «Манос Ману! Цукерберг криминологии!» Мятый пиджак и растрепанные черные волосы. Ей хватило пары ночей, чтобы забыть его, и она была полна решимости дать ему это понять.
– Манос, мне жаль.
«Жаль? Кого именно?»
Улыбнувшись немного надменно, Лена продолжила:
– Знаю, ты сделал все, что мог, но у здешней полиции свои, очень действенные методы. Не стоит их недооценивать. Они эксперты…
– Мы делаем разную работу…
– …и наука о данных для них – всего лишь одно из десятков направлений. То же относится и к нам, психологам-профайлерам. Просто еще одно направление. Они оценивают то, что мы можем предложить, все мы.
– Они понятия не имеют, с чем столкнулись. И ты тоже.
Лена посмотрела на него с прищуром, как тогда, когда разглядывала подозреваемого в бутике «Гуччи».
– Это твоя проблема, – резко сказала она. – Для тебя все неполноценные; всеми движут силы, которых они не понимают.
– Эти силы существуют.
– И понимаешь их ты один… Ты хоть представляешь, насколько это глупо?
Где-то в углу бара вспыхнула зажигалка. «Неужели люди все еще курят? Удивительно».
– Расскажи мне о себе и своем спутнике, – попросил Манос.
Ей хватает своих проблем. Претензии на моральное превосходство ничего не дают. Франц старше ее на двадцать лет; она ушла от него, но вернулась уже на следующий день. Манос прочитал выражение ее лица. «Люди такие… люди».
– Мы друзья. Какое-то время это было нечто большее. Когда-то я любила его. Когда я училась, Франц был для меня полубогом. С ним я занималась тем, чем хотела, чтобы стать той, кем хочу.
С напитком для Лены к ним подошел Франц.
– Мистер Ману, нам так и не удалось поговорить после конференции…
– Привет.
– Но мы можем поболтать сегодня вечером. Я только что увидел, что мы сидим вместе.
«Их? Их полиция Миконоса послала защищать Джеймса?»
– Замечательно, – холодно сказал Манос. Оба видели друг в друге соперника, и оба с трудом скрывали закипающую ревность.
– Увидимся позже. – Хансен вымученно улыбнулся, отступил и тихонько смешался с толпой.
Они остались одни, и Лена продолжила:
– На последнем курсе бакалавриата, когда только собираешься поступать в магистратуру, ты действительно веришь во все это.
– И ты верила? Во что?
– В то, что мы оба, Франц и я, считали истиной. Он так много написал о теории социальных процессов, будучи убежден…
– …что люди совершают преступления под влиянием окружения.
– Да. Но для того, чтобы они получали государственную поддержку, а не сидели под замком в тюремных камерах, нужно продемонстрировать, что помощь действительно работает. Что люди могут подняться над собой, изменить свою жизнь – даже дать что-то своим сообществам. Это то, чего я хотела, чего хотели мы с Францем. Помочь принять законы и обеспечить помощь нуждающимся семьям, предоставить жилье молодым людям с улиц, которые знали только преступную жизнь. Не просто проводить исследования и писать научные статьи. Мы хотели показать, что именно такая помощь напрямую ведет к улучшению людьми всех аспектов своей жизни собственными усилиями, независимо от обстоятельств. И это привлекло консерваторов.
– Так что же произошло?
– Мы получили субсидии на некоторые программы… – Лена вздохнула. – Стараниями Франца была создана определенная инфраструктура. И я внесла свой скромный вклад.
– Тогда зачем расходиться?
Лена нервно рассмеялась, как будто он только что нашел ее самое уязвимое место.
– Ну, Франц стал терять веру. В силу человека, в способность людей меняться к лучшему. Его это тяготит. И даже проникло в его труды.
– Но сама ты все еще веришь, что люди действительно могут делать то, что они желают.
– Абсолютно. Вот почему ты мне понравился.
– Но я в это не верю.
– Я заметила… – Лена рассмеялась. – Поэтому и бросила тебя.
– Ты можешь делать все, что считаешь нужным.
– Ну конечно, Манос. Я же обладаю свободой воли.
70
Роскошно украшенные балконы бара «Будда» в отеле «Санта-Марина» принимали гостей. Не уступающие по красоте знаменитым моделям девушки осторожно разливали шампанское; молодые люди, которые в древних Афинах были бы евнухами, предлагали желающим редкие роскошные деликатесы. Музыканты демонстрировали свои таланты со вкусом и стилем. Температура в полной мере обеспечивала желание снять костюм и галстук и охладиться под ледяным душем. Идеальный вечер.
– Возможно ли преодолеть себя? – С таким вопросом обратился к сидящим за столом Франц Хансен.
Компанию им составили несколько человек, которых они совсем не знали. После взаимных представлений и обмена любезностями разговор постепенно перешел на греческую полицию и особенно на ее странную манеру игнорировать мнение экспертов. Выводы профессора Хансена они проигнорировали точно так же, как и рекомендации Маноса. Полиция предпочитала собственные методы.
– Мы указали в своем докладе, что убийца, несомненно, образован.
– Вчерашнем докладе, – добавила Лена.
– Греки верят в то, во что хотят верить, и точка. Измениться они не могут.
– Как вы думаете, они его поймают? – спросила молодая женщина, глубоко потрясенная убийствами. Она уже заявила, что если преступник не будет пойман, ее ноги на Миконосе в следующем году не будет. И через год тоже.
Хансен перевел взгляд на Маноса.
– Мистер Манос, как выразился Шекспир, «дельней, да безыкусней»[51]. Скажите нам прямо: они его возьмут?
– Очень скоро, – ответил Манос.
– Как скоро? – тут же спросил Хансен.
– Как только прочитают «Этику» Спинозы.
– Как только… «Этику» Спинозы?» – Лена нахмурилась.
– О, я это читал! Думаю… – начал другой их сосед по столу, странный тип, который, нетерпеливо представившись, быстро покинул компанию, а затем так же быстро вернулся и, опустившись на стул, представился заново.
Франц Хансен сидел молча, возможно размышляя об «Этике».
– Разумеется, эти преступления вне этики, – снова заговорила молодая женщина. – Вы ведь это имеете в виду?
Ответить Манос не успел. Телефон завибрировал – через «Сигнал» поступило сообщение.
От Мэй.
Имя.
«Ари Фишер».
Как раз в этот момент Джеймс Уилл подошел к микрофону, установленному у стола для новобрачных. В зале воцарилась тишина.
– Дорогие друзья, – начал он. – Спасибо вам за то, что приехали со всего мира, чтобы провести с нами этот
