Голова у меня трещит, порой кажется, что она раскалывается надвое. Ингель принесла порошок от головной боли. Соленого мяса осталось еще полкадки и в бидоне немного воды. Ингель принесет еще, так как Алиде этого не делает.
Ханс-Эрик Пек, эстонский крестьянин1992, Западная Виру
ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ЛЕС, ЭСТОНСКИЙ ЛЕС АЛИДЕ
Зара только что взялась за кофеварку, как услышала, что во двор въезжает машина. Она бросилась к окну и раздвинула занавески. Дверцы черной машины распахнулись. Показалась лысина Паши. С другой стороны стала появляться голова Лаврентия, он выходил медленно, как будто нехотя. Алиде стояла посреди двора, облокотившись на палку, она поправила узелок платка под подбородком, слегка отвела назад плечи. Времени для раздумья не было. Зара побежала в заднюю комнатушку и стала поднимать железные задвижки на окнах, но они туго поддавались. Тогда она дернула за ручку и вся рама растворилась. Паук спрятался за обои. Зара шире открыла наружу створки, паучьи сети разорвались, засохшие мухи посыпались из окна. В кухню ворвалась наступающая ночь с поющими цикадами. Бабушкина фотография! Она оставила ее. Ринулась обратно в кухню, но фото на столе не было. Куда же Алиде могла его засунуть? Она не догадывалась, вернулась обратно в заднюю комнатку и выпрыгнула из окна в грядку пионов. К счастью, сломалось несколько стеблей, не более. Может, Лаврентий не заметит следов. Она вернула выскользнувшую кружевную занавеску на место, закрыла окно и побежала в сад, мимо яблони белый налив, мимо луковой яблони, пчелиных сот, мимо сливового и тернового деревьев. Ноги напряглись в беге. Босая нога попала в норку крота. Не выбрать ли ей ту же самую дорогу, по которой она пришла, мимо серебристых верб, или лучше напрямик через поле. Она забежала в дальний угол сада, откуда был виден двор. «BMW» Паши красовался прямо перед входной дверью. Никого не было ни видно, ни слышно. Куда они подевались? Лаврентий наверняка скоро придет, чтобы осмотреть сад. Зара ухватилась за железную решетку изгороди и ей удалось перемахнуть через нее. Металл звякнул. Она замерла на месте, но все было тихо. Следы колес Пашиной машины обозначились на заросшей травой дороге за забором. Она стала красться к дому, в любой момент готовая броситься бежать. Подойдя достаточно близко, она увидела в просвете между решеткой забора и ветками березы, как в желтом свете кухни Алиде нарезала хлеб. Потом вынула из таза сохнувшие там тарелки и понесла их на стол, повернулась к серванту, вытащила оттуда что-то, вернулась к столу со старинным молочником в руках. Паша сидел, болтая и засовывая что-то в рот, судя по цвету банки, компот из яблок. Лаврентий смотрел на потолок и, забавляясь, направлял дым сигареты губами то вверх, то вниз. Зара не смогла разобрать выражение лица Алиде, оно было обычным, как будто в гости к ней пришли ее внуки, и она в роли бабушки угощала их. Она смеялась. И Паша участвовал в этой сцене. Потом он что-то попросил, и Алиде пошла, чтобы принести из кладовки берестяную корзину. Там лежали рабочие инструменты. И потом, во что трудно было поверить, Паша собрался чинить холодильник. Зара стояла приподнявшись и держась за ствол березы, чтобы лучше видеть, мысль лихорадочно работала. Собирается ли Алиде выдать ее? Это ли означает странный спектакль? Собирается ли продать Зару? Дал ли Паша ей денег? О чем они говорят? Или Алиде тянет время? Есть ли у нее самой время для раздумья? Ей нужно было бежать, но она тем не менее не могла. Цикады трещали, ночь стремительно наступала, на лугу суетились маленькие зверушки и в дальних домах зажигались огни. Со стороны сарая послышался шорох, он вошел в нее, въелся в ее кожу, которая зашуршала, в голове устало взвизгивала сломанная калитка. Как поведет себя Алиде?
После долгого сиденья за столом и починки холодильника Паша встал, за ним поднялся Лаврентий. Похоже было, что они прощаются с Алиде. Во дворе зажегся свет, открылась входная дверь. Все трое вышли наружу, Алиде остановилась в дверях. Мужчины закурили, Паша посмотрел в сторону леса, в то время как Лаврентий пошел по направлению дворовой скамьи. Зара отпрянула.
— У вас великолепный лес.
— Не правда ли? Эстонский лес. Мой лес.
Выстрел.
Труп Паши упал на порог дома.
Второй выстрел.
Лаврентий лежал на земле.
Обоим Алиде прострелила голову.
Зара закрыла глаза и снова открыла. Алиде рылась в карманах мужчин, взяла оружие, кошельки и какой-то сверток.
Зара знала, что в нем свернутые пачки долларов.
Сапоги Лаврентия все еще блестели. Сапоги солдата.
Почувствовав звук треснувшего стекла и ломающегося дерева, Зара вспомнила о предмете, который захватила в комнатке. В волнении она сильно сжала его в руках и теперь вытащила из кармана осколки и окрашенные в темный цвет обломки дерева. Это не было зеркало, как она подумала там, в комнатке. Это была рамка. При свете луны трудно было различить, но среди обломков оказалась фотография молодого человека в армейской форме. На обратной стороне еле-еле можно было разобрать надпись: Ханс Пек, 6.08.1929.
Зара положила рамку внутрь найденной в комнатке тетради. Она тщательно вытрясла оттуда осколки — в уголке тетради стояло то же имя, Ханс Пек.
15.08.1950-го
ЗА СВОБОДНУЮ ВИРУ
Я все думал о том, почему этот Мартин все еще ошивается в деревне, коль он на короткой ноге с партийцами. Разве не должен он быть уже большим тузом в столице. Во всяком случае, из слов Лиде я понял, что все подобные ему занимают высокие места. Почему ее саму это не удивляет? Может, она не хочет рассказывать мне, что они собираются в город? Попробую еще порасспросить у брата Мартина, так как Лиде становится такой странной, когда я спрашиваю об этом. Она выглядит так, будто я обвиняю ее в чем-то плохом, уходит в себя. С ней трудно говорить об этом.
Соленая салака вызывает жажду. Если бы сейчас было пиво, сваренное Ингель!
Здесь не различить день и ночь. Скучаю по восходу солнца над полями. Слушаю чириканье птиц на крыше и тоскую по моим родным. Остался ли кто в живых из моих товарищей?
Ханс-Эрик Пек, эстонский крестьянин1992, Западная Виру
АЛИДЕ СГИБАЕТ ТЕТРАДКУ С РЕЦЕПТАМИ И НАЧИНАЕТ ГОТОВИТЬ ОДР
Задние фары машины удалялись. Девушка была настолько возбуждена, что ее было легко впихнуть в такси, хотя она и пыталась что-то бормотать. Алиде напомнила, что скоро могут явиться вслед за Пашей и Лаврентием, поэтому нужно спешить. Ей необходимо попасть в гавань до того, как спохватятся о мужчинах. Если девушка справится, она расскажет Ингель, что здесь ее ожидают когда-то потерянные земли. Ингель и Линда получат эстонское гражданство, пенсию, паспорта, а затем и землю. Ингель вернется на родину, и Алиде не может более этому препятствовать. Почему бы девушке не справиться, ее паспорт нашелся в кармане у Паши и пачками долларов можно оплатить не только такси до гавани, а много чего другого, срочную визу, и не придется больше искать грузовик в гавани и прятаться. Глаза у девушки округлились, как у испуганной лошадки, но она несомненно справится. Таксист получил так много купюр, что ни о чем не будет расспрашивать по дороге. И девушка впоследствии получит эстонский паспорт, как потомок Ингель и Линды. Ей больше никогда не придется возвращаться в Россию. Нужно ли было объяснить ей это? Может быть, и нужно. А, может быть, она сама сумеет все понять? Алиде прошла в комнату и взяла бумагу и ручку. Она напишет письмо Ингель о том, что все необходимые бумаги для получения земли обратно в собственность найдутся у нотариуса, что Ингель и Линде нужно будет лишь приехать сюда. И еще она добавила, что погреб полон варенья и консервов, сделанных по их старым рецептам. В конце концов, она научилась превосходно все это готовить, хотя Ингель никогда не верила в ее кулинарные способности. Она даже получала одобрительные отзывы.
Сапоги Паши и Лаврентия виднелись из двери задней комнатки. Придут ли те парни, распевающие песни? Знают ли они, что Алиде теперь одна? Сыновья соседки могут прийти за керосином. Алиде отдаст им всю водку, которая только найдется в шкафу, и все, что они захотят забрать из дома. Уносите все. Тетрадку с рецептами она согнула и вложила в конверт. Письмо она отправит завтра, потом принесет керосин и обольет весь дом. Еще надо отодрать доски пола в каморке, она, конечно, с этим справится.
И наконец она пойдет и ляжет рядом с Хансом, в своем доме, рядом со своим Хансом. Может, она успеет проделать все это до появления тех парней. Собираются ли они прийти уже сегодня ночью?
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ЗА СВОБОДНУЮ ВИРУ
В лесу я встретил одного мужчину. Это оказался брат Мартина, мужа Лиде. Он был совершенно не в себе. Коммунист. Я задушил его. Он в свое время работал в Нью-Йорке вместе с Хансом Пегельманом. Налаживал там коммунистическую деятельность и издавал газету «Новый мир». Из таких людей. Трудно было разобрать, что он лопочет, он нетвердо держал голову, сильно заикался, порой голос совсем пропадал, только слюну разбрызгивал. Я едва не принял его за лесного зверя, когда он проходил мимо моей землянки и задел ногой проволоку капкана. Заслышав шаги неизвестного, я затаился и только под покровом ночи вышел посмотреть, есть ли там следы. Он поблизости обирал чернику, и видно было, что лакомится ею вовсе не зверь. Я решил, что это человек. Он вел себя настолько тихо, что я ничего не заметил, прежде чем он не схватил меня за ноги. Настоящий зверь. И глаза как у зверя, только силы у него не оставалось, я быстро с ним справился, сел ему на грудь и спросил, кто он такой. Он сначала завыл, пришлось заткнуть ему рот, и тут он успокоился. У меня с собой был кусок веревки, и я на всякий случай связал ему руки. Оружия у него не имелось, это я первым делом проверил. Он промычал свое имя — Константин Тру. Я сразу спросил, не родственник ли он Мартину Тру. Оказалось, что да.
