За дверью, в тёмном и душном коридоре, который мыли раз в две недели, стояла, брезгливо морщась, мадам маменька Игоря.
— Здрасьте, — на правах хозяйки вежливо, хотя и растерянно сказала я.
— Значит, тут живёт официантка Люба из Тихвина, — даже не вопросительно, а утвердительно ответила маменька и вошла в квартиру, каким-то ментальным воздействием отодвинув меня с пути. Огляделась. Даже на потолок глянула. Хмыкнула так, что я и сама подняла взгляд — мало ли, может, там труп привязан, а я и не заметила. Маменька обернулась, поправив массивную брошь на отвороте модной блузы, покрепче сжала ручки сумочки и покачала головой:
— Я вижу тебя насквозь, милочка. К гадалке не ходи. Одна из этих прожжённых авантюристок, которые постоянно охотятся за деньгами богатых мальчиков!
Если бы я и хотела ответить, у меня просто не оказалось слов. Сначала батя, теперь маменька… У них что, коллективное помутнение рассудка?
— И ещё я уверена, что мой мальчик не мог быть столь неосторожным, даже если в какой-то момент был неразборчив в связях. Твой ребёнок не может быть от него, поэтому я прошу больше не тревожить Игоря!
Хоть бы договорились, прежде чем приходить ко мне… Я по-прежнему молчала, не зная, что сказать на всё вот это вот. В мозгу забрезжила светлая мысль, что в семействе Игорька сейчас не самое спокойное время. Мнения экспертов разделились, но непонятно, как к этому относится сам подозреваемый в неразборчивости связей. Ладно, что от меня хочет старая карга-аристократка?
— Ты не получишь ни рубля из его денег, ни одного квадратного метра жилья, поняла? Но я понимаю твоё положение.
Она снова оглядела коридор, который нуждался в косметическом ремонте, и раскрыла сумочку. На свет была извлечена чековая книжка. Маменька снисходительно молвила:
— Я дам тебе денег и возьму с тебя расписку, что ты не станешь предъявлять претензий к Игорю. Ни сейчас, ни после рождения ребёнка. Две тысячи долларов хватит?
Мне хотелось заржать, но я сдержалась. Никто не знает, каких усилий это стоило. Но маменька расценила молчание по-своему:
— Три? Это хорошая сумма!
Мысленный фейспалм.
— Пять тысяч долларов — моё последнее предложение! Больше не получишь, и не надейся!
Магическая сумма внезапно вывела меня из ступора. Зло мотнув головой, я распахнула входную дверь и сказала гостье:
— Знаете что, идите-ка вы на… Короче, уходите. И будьте так любезны больше никогда не появляться у меня дома!
— Ты пожалеешь, милочка! — маменька задрала тройной подбородок, но я настойчиво махнула рукой в сторону парадного:
— Попрошу вас идти вон!
С другим человеком я бы не церемонилась и рявкнула на уличном русском матерном, но из уважения к Игорю и его отцу сдержалась.
Маменька крепко сжала сумочку в руках, будто боялась, что я её ограблю, и чётким печатным шагом вышла из квартиры.
Закрыв дверь, я постояла несколько секунд, тупо глядя на замок. Потом задвинула защёлку и сказала громко сама себе:
— Нет, совсем уже охренела тётка!
И пошла мыть руки и доедать остывшую яичницу.
К счастью, мадам маменька Игоря не перебила мне сон. Походу, мне его сейчас уже ничто и никто не перебьёт. Я отрубилась, как только легла. Даже не помнила, что мне снилось.
Зато прекрасно запомнила, кто меня разбудил.
Телефонный звонок. Из Германии. Я поднесла телефон к уху и услышала радостный вопль сестры:
— Ура-а-а! Мы летим домой!
— Да ты что? — вежливо удивилась я со сна, а потом, уже окончательно проснувшись, резко села в постели: — Ты серьёзно? Когда?
— Сегодня! Господи, как я хочу уже оказаться дома, ты не представляешь! Конечно, здесь супер, и вообще, но, блин, как же дома хорошо!
— Я с тобой согласна. Слушай, а во сколько вы будете в аэропорту?
— Ща, момент… В час дня! Не вздумай приезжать, мы доберёмся на машине!
— Да конечно, не приеду, жди и надейся!
Даже без чая и кофе я почувствовала себя в приподнятом настроении, откинув одеяло, встала и глянула на часы. Девять утра. Ничего себе я поспала! Зато отдохнула… Аришка возвращается, будет не до сна — пока очнётся от перелёта, пока привыкнет к домашней размеренной жизни… Но я уже готова, я жду, я жутко хочу потискать мою мелкую!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты лучше там приберись, чтобы мы не застали следы твоих оргий, и покушать приготовь!
Откуда-то сзади я услышала голос Николая:
— Пельменей, пельменей пусть купит!
Засмеявшись, я ответила:
— Да купила я пельменей, всю морозилку забила! И покушать приготовлю, говно вопрос! Ох, мне уже не терпится!
— А мне-то как не терпится! — затянула снова сестра. — Дома, дома-а-а, скоро мы будем дома! Ой, всё, отключаюсь, пришёл кардиолог с последним осмотром! Любка, не смей тащиться в аэропорт! Целую, пока-пока!
Ага, целую, чмоки в обе щёки, а мне пора начинать суетиться. Для начала я включила чайник и помыла посуду со вчерашнего ужина. Потом, заварив чифирёк, поставила вариться картошку и яйца — Аришка заслужила свой любимый Оливье! Пока всё кипело, прибралась в ванной комнате, ещё раз проинспектировала комнату, протёрла пыль у жильца и оделась. И ещё успела покрошить половину ингредиентов до выхода.
В аэропорт я приехала почти к часу. Продралась сквозь толпу встречающих, встала в уголке, то и дело посматривая на табло. Но Катька не сказала, каким рейсом они прилетят. Поэтому я понадеялась, что они не опоздают и выйдут через эти ворота.
В четверть второго диспетчер приятным женским голосом объявил о прибытии частного самолёта из Мюнхена. Я встрепенулась, высматривая за таможней своих родных девчонок. И улыбнулась, увидев прелестную троицу. Николай держал на руке задремавшую Аришку, а в другой держал две сумки. Катька волочила чемодан на колёсиках. И заметив, как эти двое смотрят друг на друга, как Николай невзначай касается плеча сестры, а она поднимает на него доверчивые глаза, поняла — я потеряла жильца. Теперь денег от него за комнату не дождёшься…
Помахала им рукой раз-другой, и они меня заметили. Катюня показала паспорт издалека. Ну да, таможня. Надо ждать.
— Люба!
Чуть не подпрыгнула от неожиданности, услышав знакомый голос. Обернулась с намереньем врезать по лбу, но сдержалась. Какая-то я стала сдержанная — аж противно…
Игорь смотрел на меня с улыбкой, сунув руки в карманы короткого пальто, потом сказал:
— Привет.
— Что ты тут делаешь? — с недовольством спросила я.
— То же, что и ты, — ответил он, кивнув в сторону таможенного контроля. — Я звонил тебе, а ты не отвечала.
Я вздохнула. Смотрела в глаза и не понимала, что чувствую. Вроде бы… Господи, какой он красивый… И пальто так идёт к лысой башке, и глаза блестят, как раньше, когда мы были… вместе. И что-то зашебуршало в животе — прилив желания, а потом в груди — сердце затрепетало. Какие шаблонные слова, какие избитые метафоры… Но блин… Как объяснить ему, что произошло? Как сказать, что не хочу так… Не хочу быть куклой, которую можно положить в шкаф…
— Наверное, это потому, что я бросила тебя в ЧС, — ответила, стараясь говорить спокойно.
— Почему? — изумился Игорь. — Тебе было хорошо со мной, малыш…
— А тебе, дорогой? Тебе было хорошо со мной?
Он кивнул, не понимая. А я покачала головой:
— Мы провели с тобой восемь дней. Представляешь? И ты ни разу — ни одно маленького разика — не сказал мне, что любишь или что как-то видишь наши отношения в будущем. Понимаешь, о чём я?
— Понимаю… Нет, не понимаю! Подожди, малыш, ты меня… кидаешь?
Он выглядел растерянным. Господи, Игорёк, тебя что, никогда женщины не отшивали?
— Стоп-машина, Игорь! У нас было деловое соглашение, так? Ты помог мне, ты мне настолько помог, что я буду благодарна тебе всю жизнь, и не только я, но и вон та маленькая девочка на таможенной стойке, — я махнула рукой в сторону своих, — и моя сестра тоже. А потом я помогла тебе — знаю, что помогла, потому что ты снова генеральный директор, и обвинения сняты. На этом наши отношения как-то сами собой закончились.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
