— Живей, Матильда, поторапливайтесь! Мадам Пурпайль ждет вас.
— Да что там у нее, пожар, что ли? Меня задержала на целых полчаса мадемуазель Рашель: я помогала ей убирать белье в шкаф.
— А как она выглядит, мадемуазель Рашель?
— Как? Женщина, как и все другие. Ты ее разве не видела? Ах, да… Она же не показывается внизу. «Дама-компаньонка, — говорит она, — должна соблюдать дистанцию». Ее ни за какие блага на свете не заставишь спуститься к нам, в помещение для прислуги. Вот это-то и бесит мадам Пурпайль… Мадемуазель Рашель выходит из дому только к мессе по утрам, а вечером — к исповеди. — Матильда пригладила ладонью свои растрепанные волосы. — Ну ладно…
Помоги-ка мне, Кати, поскорей собрать и сложить это треклятое белье!
* * *
Вечно закрытые ставни и тишина, царившая в доме, возбуждали любопытство Катрин. В один прекрасный день, набравшись смелости, она спросила об этом у Матильды. Горничная прыснула со смеху.
— Дурочка, разве ты не знаешь, что барыня, барышня и молодой барин укатили в Убежище?
Катрин уже слышала однажды такое название. Ей представлялось, что убежище — это лесное логово, где, как в сказках, скрываются разбойники. В этом разбойничьем логове, думалось ей, находится, наверное, и сам грозный охотник, который прибивает к дверям конюшни лапы убитых им зверей. Нет, что ни говори, а новые хозяева Катрин — люди с большими странностями.
Теперь Катрин приходилось поспевать на работу в два дома: в особняк Дезаррижей и в дом Малаверней, где владычествовала Фелиси. Иногда, улучив подходящую минуту, девочка пыталась вытянуть у крестной кое-какие сведения о тайнах и загадках, с которыми она то и дело сталкивалась на своей новой работе.
— Скажите, крестная, Дезаррижи, случайно, не занимаются разбоем?
— Как ты говоришь?! — переспросила Фелиси, и в голосе ее прозвучали одновременно удивление и восторг. Не дав Катрин времени повторить свой вопрос, крестная сама спросила девочку: — Это мадам Пурпайль тебе сказала?
— Нет, что вы!
— Так в чем же дело? Ты что-нибудь слышала? Или видела? Они что, убили кого-нибудь? Может, папаша Дезарриж нападает на одиноких путешественников и грабит их? А выкуп с них он берет?
Катрин ужаснулась этим жутким предположениям. Неужели она угадала правильно?
— Я не знаю, я ничего не знаю, — торопливо ответила она. Фелиси досадливо поморщилась.
— Но, в таком случае, что ты тут плетешь со своими разбойниками?
— Это насчет убежища…
— Убежища? Какого такого убежища?
— Ну, того, где они сейчас находятся: барыня, ее дочка и сын. Матильда, горничная, мне об этом сказала.
Фелиси всплеснула своими короткими ручками и уронила их на живот.
— Если бы ты умела писать, деточка, тебя, наверное, наняли бы в альманах сочинять рассказы… рассказы о разбойниках. Убежище — это название загородного дома твоих господ — запомни это раз и навсегда! — нет, даже не дома, а замка… замка в окрестностях Ла Ноайли, родового поместья госпожи Дезарриж. Она родилась там, понимаешь?
Фелиси подбоченилась и смерила Катрин подозрительным взглядом:
— Но о чем же тогда говорит с тобой мадам Пурпайль? Она не доверяет тебе, что ли? Может, ты недостаточно предупредительна с ней? — Крестная сделала строгое лицо. — Смотри, Кати, не забывай, что ты — моя крестница и что рекомендовала тебя в этот дом я!
Катрин стала уверять толстуху, что она никогда не забывает об этом, но что госпожа Пурпайль не говорит ни о чем другом, кроме дамы-компаньонки.
— Да, уж она у нее, как бельмо на глазу! — усмехнулась Фелиси.
Катрин не поняла, о каком бельме идет речь, но осторожности ради сочла за благо не спрашивать.
— Что касается меня, — продолжала крестная, — то должна сказать тебе, что никто в этом доме не омрачает подобным образом моего существования…
Катрин подумала, что Фелиси часто употребляет в своих речах странные и красивые слова, которым она, должно быть, научилась, прослужив всю жизнь в богатых домах Ла Ноайли.
— Теперь закончим разговор о твоих хозяевах, потому что надо же тебе, в конце концов, знать, в какой дом ты попала. Когда я говорю «попала», это вовсе не значит, что дом плохой. Совсем наоборот, совсем наоборот! Так вот, когда-то, в стародавние времена, предки госпожи Дезарриж были самыми важными господами во всей округе, и фабрика, Королевская фабрика, принадлежала им: они были ее основателями…
— Фарфоровая фабрика, где работают дядюшка Батист и Орельен?
— Ну да, фарфоровая фабрика — она ведь одна во всей Ла Ноайли, другой нет.
— А почему ее называют Королевской фабрикой, если она принадлежала семье мадемуазель Эмильенны?
— На этот счет, милочка моя, я тебе ничего сказать не могу. Я столько же училась в школе, сколько и ты. Спроси у старого Батиста, может, он знает.
Убежище, разбойники, фабрика, король — все это вихрем вертелось в голове Катрин. Фелиси была безусловно права, когда говорила: «дом, в который ты попала», потому что у Катрин было такое ощущение, будто она перенеслась на другую планету, где жизнь течет совсем по-иному, чем в том мире, в котором жила она и ее близкие.
— Одним словом, — заключила Фелиси, вооружившись ножом и собираясь чистить картошку, — род госпожи Дезарриж был когда-то всем, а теперь стал ничем. Они все еще кичатся своей знатностью, но сундуки в этой семье пусты…
* * *
Дом без хозяев по-прежнему стоял тихий и безмолвный; мало шума, мало работы.
— Пока что ты делаешь всего понемногу, Кати, а в общем, ничего, — шутила госпожа Пурпайль, быстро проникшаяся симпатией к своей юной подчиненной, и задумчиво добавляла: — Надо бы придумать тебе какое-нибудь определенное занятие что ли?
Катрин чинила белье, училась гладить, попробовала вышивать, но безуспешно.
Однажды под вечер госпожа Пурпайль подошла к девочке, сидевшей с шитьем у окна, и предложила показать ей дом. Катрин не пришлось долго упрашивать.
— Понимаешь, Кати, Рашель отправилась на исповедь, Матильду я услала с поручениями в город, а барин вернется из Лиможа только завтра утром. Надо же, чтобы ты имела представление о доме, где работаешь.
Госпожа Пурпайль набросила на плечи коричневую шерстяную шаль и вынула из комода звенящую связку ключей. Потом завязала шаль узлом на груди.
— Сделай, как я, Кати, закутайся хорошенько. На кухне у нас тепло, но наверху, когда там никто не живет, мы не топим.
Они поднялись по каменным ступенькам в вестибюль, где Катрин увидела знакомую ей широкую лестницу с двумя пролетами. Госпожа Пурпайль открывала одну за другой скрипучие Двери. За ними виднелись полутемные комнаты, уставленные мебелью в полотняных чехлах; кое-где луч солнца пробивался сквозь щель в ставне и ложился ярким пятном на стену или на чей-то портрет с торжественным и грустным лицом. Затхлый запах непроветренного помещения царил повсюду.
Очутившись на площадке второго этажа, Катрин бросила боязливый взгляд на гобелен, так напугавший ее в день первого посещения. Она скорее угадала, чем увидела: охотники в старинных костюмах, лошади, сказочный зверь, пронзенный стрелами… В коридоре послышалось громкое мяуканье.
— Ну, разумеется, это мосье Фару, — с усмешкой сказала кухарка. — Когда дамы-компаньонки нет дома, он бродит повсюду как неприкаянный.
Черный кот внезапно возник из тьмы и хотел потереться об юбку госпожи Пурпайль.
— Сгинь, сатана! — вскричала кухарка, отскакивая назад, словно прикосновение кота обожгло ее.
Они двинулись дальше по коридору.
«Увижу ли я залу для танцев?!» — с волнением спрашивала себя Катрин. Во всем доме ее интересовала только эта зала да еще, пожалуй, комната Эмильенны. Они вошли в залу, но госпожа Пурпайль назвала ее непонятным для Катрин словом:
— Вот библиотека!
— А я думала… — пробормотала девочка.
— Что ты думала?
Кухарка указала рукой на стеклянные витрины шкафов, заполненных книгами в темных, с золотом, переплетах.
— Богатая библиотека, а? Правда, эти книги — все, что барыня принесла мужу в приданое. Некоторые уверяют, что такая библиотека — целое состояние, но я не очень-то им верю.
«Значит, — думала Катрин, — эта большая, полутемная комната, казавшаяся мне дворцовой залой, такое же обыкновенное помещение, как и другие». Даже гипсовые головы на шкафах сегодня выглядели вполне безобидно. Как могла она вообразить, будто это отрубленные головы врагов грозного хозяина дома?
Катрин с трудом скрывала свое разочарование. Девочке хотелось попросить госпожу Пурпайль не показывать ей больше дом. Лучше уж спуститься вниз, в полуподвальное помещение для слуг; там, по крайней мере, ничто не испортит ее первого волшебного впечатления от хозяйских апартаментов…
Но кухарка уже шествовала дальше. Мимоходом она то поправляла чехол на мебели, то проводила пальцем по деревянной обшивке стен, готовая тут же разразиться гневом против Матильды, если обнаружит где-нибудь следы пыли.
