— Я буду говорить о ней так, как захочу. Это со мной обошлись как с дерьмом. Это мне врали. Это меня бросили. Сандерс, я не могу просто так об этом забыть. Может, ты и можешь, но я нет, — отрезал Джеймсон.
— Перестаньте драматизировать. Вы расстроены, потому что Вам не все равно. Чем скорее Вы это поймете, тем скорее мы преодолеем Вашу неуверенность и поедем за Тейтум, — бросил Сандерс.
— Она мне не доверяла. После всего, что между нами было, она мне не доверяла. Ты знаешь, каково, бл*дь, это чувствовать?! — практически заорал Джеймсон.
Сандерс кивнул.
— Наверное, так же, как и то, что чувствовала она, когда Вы привели в дом Петрашку, чтобы ее унизить, — ответил он.
Джеймсон закрыл глаза. Глубоко вздохнул. Сандерс задел его за живое.
— Допустим, мы туда поедем. Допустим, ты протащишь меня до самой, мать ее, Аризоны. Но что, если Тейт с ним? Ты когда-нибудь об этом задумывался? Что, если уже слишком поздно, и она уже вьет уютное гнездышко со своим бойфрендом? — спросил Джеймсон.
Сандерс пожал плечами.
— Тогда мы это узнаем и уедем. Но мы должны попытаться, — не унимался он.
— Это ты должен попытаться. Я не должен ей ни…
— Мистер Холлингсворт считает, что она собирается выйти замуж за мистера Кастилля, — выпалил Сандерс.
Это было преувеличением. Он явно приукрасил правду. Но Эндж несомненно сказал все эти слова, только в разное время. Джеймсон вскинул брови.
— Вот как. Через каких-то три недели. Ловкий малый, — тихо произнес он.
Сандерс откашлялся.
— В один прекрасный день. По его словам, Тейтум убеждает себя, что мистер Кастилль — это именно то, чего она хочет. Думаю, она хочет чувствовать себя любимой и желанной. Мистер Кастилль может ей это дать, — объяснил Сандерс.
— А я ей этого не давал?
— Нет.
— Siempre Tatum. Obligarme a hacer cosas que no quiero hacer, — пробормотал Джеймсон, отрешенно уставившись в пространство.
— Сэр, мне кажется, Тейтум ни разу не заставляла Вас делать то, чего Вам не хотелось, — возразил Сандерс.
— Нет. Нет, полагаю, ты прав. Буду с тобой откровенен, Сандерс. Если мы туда приедем, и мне не удастся ее переубедить, если я узнаю, что она действительно никогда меня не любила... Не факт, что я с этим справлюсь, — предупредил его Джеймсон.
— Нет, я даже представить себе такого не могу. Но неужели Вы бы предпочли жить дальше, ничего не зная? — спросил Сандерс.
— Иногда мне кажется, что да. Я не люблю испытывать страх.
Джеймсон говорил тихо, как будто боялся произнести это вслух. Сандерс нахмурился и посмотрел в окно. Ему это нисколько не нравилось. Одно дело, догадываться о чувствах Джеймсона, и совсем другое — слушать, как он в них признается. Джеймсон был могущественным человеком. Не только в представлении Сандерса, но и в реальной жизни. В мире. Человеком, с которым нельзя не считаться, — и Тейтум О'Ши умудрилась внушить ему страх.
— Сэр, я буду рядом с Вами, — заверил его Сандерс.
Джеймсон хмыкнул.
— Иногда я не знаю, на чьей ты стороне, — проворчал он.
— Когда мы поедем? — спросил Сандерс.
— Ты действительно думаешь, что она останется с этим парнем?
— Да.
— Ты действительно думаешь, что у меня есть шанс?
— …хмм…
— Por que perder el tiempo con usted? — застонал Джеймсон. («Зачем я вообще трачу на тебя время?» (Исп.) — Прим. пер.)
Сандерс поднялся.
— Если Вы собираетесь выражать недовольство по поводу меня, то я предпочитаю немецкий. Я лучше разбираюсь в нюансах, — сказал он.
— Du mein Leben zur Holle zu machen, sollte ich dich verlassen habe, wo ich dich gefunden, — резко бросил Джеймсон, но тоже встал. («Ты превратил мою жизнь в ад, надо было отставить тебя там, где я тебя нашел» (нем.) — Прим. пер.)
— В подавляющем большинстве случаев я делаю Вашу жизнь лучше, поэтому говорить, что я превращаю ее в ад, — грубое преувеличение. И да, Вы могли бы оставить меня на той улице, но тогда Вы и впрямь были бы дьяволом, — сказал Сандерс, направившись к двери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Джеймсон его догнал. Обхватил рукой за плечи.
— Mein Sohn, — Джеймсон поцеловал Сандерса в макушку. («Мой сын»(нем.) — Прим. пер.)
— Ja. Jetzt, um unsere Familie zu beheben wollen wir, — сказал ему Сандерс.
Джеймсон кивнул.
— Мы можем попытаться, Сандерс. С тобой Тейт часто была сговорчивой? Трудно починить то, что она не считает сломанным, — предупредил его Джеймсон, когда они вышли из кабинета.
Секретарша взглянула на них и снова уткнулась в бумаги.
— Мы никогда этого не узнаем, если не попробуем.
— Я тут подумал. Вместо того чтобы лететь..., — начал Джеймсон, когда они вошли в лифт.
— О, так Вы об этом думали? — взглянув на него, спросил Сандерс.
— Ну конечно. Постоянно. Разве можно забыть такую женщину, как Тейтум О'Ши. Ее прошлое возвращение превратилось для меня в сражение. На этот раз придется начинать войну. Прежде чем мы до нее доберемся, нам потребуется кое-какая подготовительная работа. Я тут подумал…, — снова начал Джеймсон.
— Теперь страшно уже мне.
— Как насчет того, чтобы не полететь, а поехать?
— Простите, что Вы сказали?
— Мы берем «Бентли» и едем. Это займет у нас максимум неделю.
— Почему Вы хотите ехать? — спросил Сандерс.
— Воспоминания — ее слабое место. И многие из них связаны с «Бентли». Если бы я мог, то отвез бы туда этот чертов дом. Но придется обойтись машиной, — объяснил Джеймсон.
— Если мы будем вести по очереди, — добавил Сандерс. — То доберемся туда дня за три.
Джеймсон рассмеялся.
— Три дня. Я надеялся, что у меня будет побольше времени.
— Времени вполне достаточно. И Вы потратите его на то, чтобы подумать, как Вам это лучше сказать.
— Сказать что?
— Это.
— Что?
— Люблю.
— Ты окончательно сбил меня с толку, — сказал Джеймсон, уставившись на Сандерса. — О чем ты говоришь?
— За то время, пока мы будем туда ехать, Вы подумаете, как лучше сказать ей о том, что Вы ее любите, — подробно объяснил он.
Джеймсон вскинул брови.
— Ты все никак не успокошься, Сандерс. Только потому, что она верит в сказки, а ты веришь, что у нас всё зашибись, еще не значит, что я..., — заворчал Джеймсон.
Сандерс поднял руку.
— Тогда скажите, что это не так, — с вызовом бросил он.
— А?
— По Вашему утверждению, Вы — человек чести. Вы говорите, что «никогда не лжете». Тогда скажите, что Вы ее не любите.
Джеймсон на мгновение поджал губы, сверля взглядом Сандерса. Наконец, он глубоко вздохнул и отвел глаза. Какое-то время он неотрывно смотрел на стену лифта. Затем откашлялся.
— Nunca miento, — тихо произнес он. Я никогда не лгу.
— Так я и думал.
— Господи. Может, это тебе следовало называть меня «mein Sohn», — проворчал Джеймсон, по-прежнему не глядя Сандерсу в глаза.
— Меня часто посещают подобные мысли.
— Все это выйдет нам боком. Ты же понимаешь? — предупредил его Джеймсон.
Сандерс кивнул.
— Пожалуй. Но меня это не пугает. А Вас?
— Нет. Но давай уже с этим покончим. Все равно что сорвать пластырь.
Мужчины вышли из здания, забрав с собой весь воздух.
*****
Тейт торопливо перешла улицу, и, когда ей посигналила какая-то машина, вскинула руку. Другой рукой она прижимала к уху телефон, слушая ворчание Энджа. Девушка вздохнула и закатила глаза.
— Извини, но я не слышу ничего, кроме бу-бу-бу, — рассмеялась она.
— Серьезно, Тейт. Две недели назад ты звонила мне, вся в слезах и соплях, а теперь это?! — рявкнул Эндж.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Со слезами я уже справилась, — заверила его Тейт.
— Да, но иногда ты все же ревешь? — спросил он.
— Только иногда.
— Тейтум. Зачем ты это делаешь? — спросил Эндж.
