– Ну, мне простят. Я похож на деда, а домохранительница к нему неровно дышала. Пойду, пожалуй, покаюсь. Надо с маман поговорить. Что, ужинать будем сегодня?
– Да-да, я сейчас иду. Только пол протру.
Валя вытерла слезы и взялась за тряпку. Не получилось, так что ж. Есть еще Маруся, наследница. Последний ее, Валин, шанс.
Вера Федоровна выслушала сына молча. Потом пожаловалась:
– Эдик, как ты мог ее упустить? Я ведь так старалась!
– Видел я, как ты старалась. Ну, что делать? Девчонка сбежала. Я подозреваю, что это не единственный неприятный сюрприз, который нам с тобой приготовили.
– Но что еще может случиться?!
– Может. Ты подумай, мама, что еще надо предпринять, а я пока навещу юную «родственницу», – Эдик неприятно усмехнулся.
Он, насвистывая, шел по коридору. И в горе, и в радости, как говорится. Неприятностями тоже надо делиться, неплохо будет переложить часть ноши на чужие плечи.
Майя чувствовала себя сегодня гораздо лучше. Похоже, что обошлось, падение оказалось не таким серьезным, внутреннего кровотечения нет. И голова почти не болит. Она хорошо поспала, а когда проснулась, лежать ей уже не захотелось. Она попробовала встать и поняла, что не так слаба. Хватит валяться, надо уходить отсюда как можно скорее.
Она накинула халат, и тут в дверь постучали.
– Да! – крикнула Майя. И поспешно легла в кровать. А вдруг это из полиции?
В комнату заглянул Эдик.
– Как ты себя чувствуешь сегодня? – Он улыбнулся, но глаза были холодные.
– Нормально, – потупилась она. – Сейчас встану.
– И что дальше?
– Я хочу отсюда уйти.
– Это твое дело. Послушай, где Маруся?
– Маруся?
– Она ушла от меня. Ты, часом, не знаешь, что могло случиться? – внимательно посмотрел на нее Эдик.
– Я? Откуда?
– Ты ей не звонила?
– Откуда же я знаю ее телефон?
– В самом деле: откуда? Вы ведь из одного города, – усмехнулся Эдик. – А про поезд кому рассказывала? Про то, как мы сошли, дернув стоп-кран?
– Георгию Эдуардовичу рассказывала.
– Еще?
– Ольге Сергеевне.
– Так я и знал! Значит, это ее проделки! «Пойду, позвоню соседке». Ай, молодец!
– А что тут такого?
– Да ничего особенного. Ладно, пойдем ужинать. Или обедать, как здесь принято говорить. И приятного нам всем аппетита.
– Но…
– Куда ты пойдешь на ночь глядя? Подожди хотя бы до завтра. Я подвезу тебя до Москвы, обещаю.
«Мои звонки она сбрасывает. Но если ей позвонит со своего телефона Майя – наверняка ответит. И тогда трубку возьму я… Соберись с мыслями, корнет! У тебя будет меньше минуты, чтобы ее вернуть. И ты должен сказать такое, что она даст тебе еще время. Много времени. Так что подумай хорошенько!»
Вечер
Мясо у Вали подгорело, картошка пересохла, пока томилась в духовке, салат она пересолила, но никто из сидящих за столом свое недовольство не высказывал. Все молча ели. Только Наталья Александровна, ковырнув ложкой в тарелке, выразительно посмотрела на Олимпиаду Серафимовну:
– И долго вы собираетесь этим питаться? По-моему, надо дать объявление в газету или обратиться в агентство по трудоустройству.
Та ничего не ответила, и выговор Вале не сделала. Олимпиада Серафимовна была сегодня печальна. После долгой паузы она обратилась к Майе, которая опять сидела за общим столом:
– Я рада, детка, что все обошлось. Ты бледна, похудела, но в целом выглядишь неплохо.
– Жаль, что ты сегодня утром не видела, как Ольгу Сергеевну арестовали, – возбужденно сказал Егорушка.
– Арестовали? – напряглась Майя.
– Она убийца, – таинственным голосом сообщил Егор. – А тебе теперь никто не будет докучать. Все подозрения с тебя сняты. Ты случайно взяла в руки пистолет, правда?
– Да, – упавшим голосом сказала Майя.
– И мы рады, детка, что все обошлось, – поддержала внука Олимпиада Серафимовна. – По-моему, мы прекрасно с тобой поладили, и, несмотря на все эти ужасные события, – она приложила к глазам платочек, – все будет хорошо. Жизнь постепенно наладится, все войдет в прежнюю колею. Ты будешь учиться, писать картины. Мы все станем тебе помогать. Кто-то должен заниматься хозяйством, следить за домом. Чтобы все здесь не пришло в упадок.
– Вы, конечно, себя имеете в виду, – съязвила Наталья Александровна. – Новая хранительница казны Листовых!
– Но ведь вы, Наташа, заняты. У вас магазин. Вы всегда говорили, что работа важнее всего и требует постоянного вашего присутствия.
– Вы так же говорили о галерее, Олимпиада Серафимовна. Что без вас там никак. Без ваших советов.
– Я уже стара, Наташенька. Мне давно пора на покой. И потом: я слегка преувеличивала насчет своей занятости. Но заниматься домом силы пока есть, – поспешила добавить Олимпиада Серафимовна.
– А я еще молода. У меня силы тем более есть.
– Да перестаньте вы! – не выдержал Эдик. – Делите шкуру неубитого медведя и даже не представляете себе, что это за зверь! А если это вообще не медведь, а, скажем, леопард? А лучше сказать – пантера!
– Что ты такое говоришь, мой любимый внук? – сердито посмотрела на него Олимпиада Серафимовна. Потом дальнозорким взглядом нацелилась на пересекающую сад дорожку, первой заметив гостью: – А это еще кто? Что за особа? По объявлению, что ли? Никто не давал в газету объявление о том, что нам срочно требуется прислуга?
Валя вздрогнула и уронила тарелку, которая разбилась на мелкие кусочки. И с ненавистью посмотрела на Наталью Александровну.
– А я здесь при чем? – обиделась та. – Уверяю: я никаких объявлений не давала!
В это время женщина подошла поближе, так что Эдик смог ее разглядеть. И вдруг он рассмеялся:
– А вот и развязка! Ну, господа, готовьтесь! Вас всех ждет сюрприз!
Женщина в это время шла по тропинке, посыпанной гравием, к дому, неуверенно оглядываясь по сторонам. В руке она нервно комкала какую-то бумажку, должно быть, с адресом. Гостья выглядела вульгарно, по виду ее и в самом деле можно было принять за прислугу. Когда-то ее увядшее лицо было очень красивым, возможно, что и фигура стройной, но сейчас талия расползлась, черты лица поплыли, подбородок провис, вокруг глаз и в углах когда-то ярких и сочных губ появились морщины. В руке она держала небольшой потертый чемоданчик, на плече висела сумка, больше похожая на хозяйственную, чем на дамскую.
Она задержалась у первой ступеньки крыльца, оценивающе оглядела трехэтажный особняк, опоясанный кольцевой верандой, разбитый под окнами розарий, зеленые газоны и покачала головой. Мол, хорошо живете, богато. Потом неторопливо поднялась по ступенькам, вошла на веранду, достала из сумки платок и вытерла им мокрый от пота лоб:
– Уф. Жарковато. И далековато. Пока доберешься до вас – дух вон. Доброго здоровьица вам всем.
– Вы кто? – удивленно спросила Олимпиада Серафимовна. – По объявлению, что ли?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – напевно сказала гостья. – Алевтина я. Кирсанова Алевтина. Небось слышали обо мне. А вот я вас не знаю, уж извините.
– Ах вот оно что… – Олимпиада Серафимовна обессиленно откинулась на спинку плетеного кресла.
– Так вот вы какая, Алевтина! – Вера Федоровна недобро прищурилась.
– Как так: Алевтина? – И Наталья Александровна посмотрела на Майю. – Мать твоя, что ли?
– А где же моя девочка? – Вновь прибывшая обвела глазами сидящих на веранде. – Где ж Маруся моя?
– Как где? – не поняла Олимпиада Серафимовна. Потом кивнула на Майю. – Вот сидит ваша дочь… Что это с вами?
– Кто-о? Моя дочь?! – Алевтина удивленно посмотрела на девушку. – Это нашего завуча дочка, Вероники Юрьевны. Майечка Николаева. Здравствуй, девочка. А где же моя Маруся? Вы с ней вместе, что ли, сюда приехали? Это хорошо, это правильно. Чем тебе по гостиницам мотаться, лучше уж здесь пожить, места много. Хороший дом, богатый.
– Как так Майя? Как это дочка завуча? – взвизгнула Наталья Александрова. – Что вы такое говорите?!
– Что слышала, – зло сказала вдруг Вера Федоровна. – А вы, дуры, имущество делите. Эдик вам сказал: вы еще не знаете, что это за зверь, ваша новая хозяйка!
Егорушка испуганно заморгал, а Эдик, смеясь, сказал:
– Объясняю ситуацию: эта девушка не Маруся Кирсанова. Она случайно нашла ее сумочку и была ошибочно принята за нашу родственницу.
– Как это? – Олимпиада Серафимовна взялась рукой за сердце. – Как это ошибочно принята? А что она ничего не сказала? Это вообще, что такое?!
Майя наконец обрела голос:
– Я говорила Георгию Эдуардовичу. Он просил меня потерпеть немного и помолчать. Он…
– Самозванка! – прерывая ее, визгливо закричала Наталья Александровна. – Ты наглая самозванка!
Тут и Настя пришла в себя:
– Я ничего не понимаю. Какая еще Майя?
Валентина бухнула на стол поднос с грязными тарелками и с обидой посмотрела на Эдика:
– И ты молчал! Все знал и молчал!
– Да, в самом деле, Эдик, почему ты молчал? Отвечай! – накинулась на внука Олимпиада Серафимовна.
