От такого греховного малодушия отец Василий пришел в ярость:
— Прокляну! — зарычал он. — И тебя, и твою потаскуху Нюрку! До седьмого колена в обе стороны!
Неизвестно сколькиэтажные проклятия воздвиг бы отец Василий, если бы Гиви не лишил того дара речи:
— Глупая книга — Библия, — в сердцах перебил он. — Совсем глупая! «Он взошел к ней на ложе и познал ее!» Смешно! Женщина познается не после свадьбы. Только после развода!
Пока отец Василий хмурил густые седые брови, из дома вышла удовлетворенная бабка Лукерья:
— Мальчик, — вздохнула она.
— Живой?! — замер Гиви.
— А то! — улыбнулась бабка. — Хиленький, правда. Недоношенный. Месяцев семи. Но ничего, по всему видать, живучий.
— Скоко? — спросил отец Василий.
Лукерья махнула рукой:
— И трех не будет.
Пока Гиви крутился по двору с бабкой Лукерьей на руках, отец Василий радостно требовал:
— А Нюрке, стерве, отпиши. Если она, тварь, еще что позволит, хоть раз, я ее прокляну! Собственноручно! Она мой характер помнит! Приеду в Москву и этими вот руками ее прокляну!
А в это время в комнате потрясенная Евдокия жарко шептала сестре Лидии:
— Это все тебе, тебе одной спасибо! А я, дура, не поверила! Даже когда понесла, думала — какой лотос, какая весна… И девочку ждала.
— Ты о чем? — не понимала Лидия. — Успокойся.
— Ну ты ведь сказала, что этот ваш Чхумлиан послал мне беременность и что будет сын, которого ждут великие деяния, а главное, что он родится весной, когда зацветет лотос. Семимесячным, значит.
— Да?! — изумилась Лидия. — Не помню. Это моими устами сам Чхумлиан вещал!.. Сына-то как назовешь?
— Как скажешь! — выдохнула Дуня.
— Раз для великих дел, то надо назвать его Чхумлианом.
— Ты что?! — ужаснулась Евдокия. — Нет, Гиви не согласится.
— Согласится, — уверенно сказала Лидия. — Если высшему разуму будет угодно, никуда не денется. А почему семимесячный?! Ты не бойся, нормальный парень. Мне ли не знать. Просто мелкий.
Надежды Дуни не сбылись — Гиви согласился. Более того, он расцеловал свою замечательную Дунико и был ей очень благодарен:
— Я боялся, ты Назаром захочешь назвать. Или Дерибасом, как у вас тут… А ты грузинское имя нашла! Даже сванское! У меня дед Чхумлианом был. Сто пятнадцать лет жил!
Рождение Чхумлиана Курашвили выпало на годовщину смерти жены Осипа Осинова, немой Варвары. Осип надел чистую рубаху, выправил бритву и, бреясь, несколько раз задерживал лезвие у горла. Хоть в комнате никого и не было, он жестко сказал: «Не имею права», — доскреб щеки, вскрыл последнюю банку засоленных Варварой огурцов, почал бутылку «Стрижамента» и долго смотрел, на красную этикетку с перечеркивающими гусиное перо двумя дуэльными пистолетами. Выходило, что перед тем как быть перечеркнутым, перо успело вывести голубыми тоскливыми чернилами: «Горькая настойка».
Осип помянул Варвару, похрустел огурцом, запоминая его вкус, посмотрел на верхнюю часть этикетки, на изображенный на срезанной вершине горы силуэт незатейливой крепости и обхватил голову руками. Это была Назарьино, погружающееся в кратер вулкана!
Осип убрал со стола, раскрыл черный коленкор и написал на первой странице тетради:
«Продолжение уединенных наблюдений и размышлений. Хоть и нет более смысла продолжать наблюдать и размышлять. Надежд не осталось!»
Осип встал, принес бутылку, выпил снова и, не закусывая, продолжил:
«Сегодня поминал я двух погибших женщин, каждая из которых была мне по-разному дорога — Варвару и Евдокию.
Спасительного для Назарьина слияния души и духа, которого я так жаждал, не произойдет! О, вечная Назарьинская мать, как надругались над тобой!
Антиназарий впервые достиг самовоспроизводства! Слишком поздно содрогнулась душа твоя, о Назарьино!
Исторгнутое тобой, недоношенное антиназарьево отродье оказалось жизнеспособным. И перевязала ему пуповину не бабка Лукерья, но первая из неоарбатовых!
Сегодня на закате наблюдал неоарбатовых на ветках у Антиназарьева гнезда.
С содроганием умозаключаю: неоарбатовы — это стая ворон, слетевшихся на обреченное Назарьино в предчувствии падали.
Вывожу: после гибели Назарьина каждый неоарбатов унесет в клюве заразу и разнесет по всему миру».
Глава 25
Два Чхумлиана
Пока Чхумлиан Курашвили сучил ножками, его столичный тезка вовсю спекулировал на бирже человеческих эмоций. Для имиджа Мишель отпустил всю растительность, на какую был способен. Жил он теперь на Цветочном бульваре, в роскошной квартире, освобожденной от очередной буддо-христианки. Квартира была обставлена и обвешена антиквариатом.
Благородный стиль нарушала лишь висевшая в коридоре, где потемнее, нарочито некачественная ксерокопия той роковой статьи «Назарьинский феномен» из «Ташлореченских известий». Кроме названия, можно было разобрать лишь набранное жирным черным шрифтом: «Воистину, Дерибасов из села Назарьино Благодатненского района человек феноменальный. Тягаться с этим простым зоотехником мог бы разве что граф Калиостро. Похоже, что скоро в Назарьино двинутся экскурсанты и паломники с единственной целью — взглянуть на этого удивительного человека».
Этой весной Дерибасов с восторгом и тайным страхом наблюдал паводок. Тоненькие денежные ручейки, подпитывавшие его осенью, к весне обезумели, взломали все возможные оковы, единым мощным потоком вырвались на поверхность, неся с собой массу человеческого хлама, закрутили опасные водовороты и понесли Мишеля в известном только им направлении. Всю весну солнце славы грело купающегося в деньгах Чхумлиана Дерибасова.
С берегов Дерибасову махали валютные проститутки, фарцовщики, метрдотели, товароведы, кооператоры и даже несколько членов творческих союзов. Основных притоков взбесившейся реки было три. Могло бы быть и четыре, но возросшая квалификация вовремя подсказала Чхумлиану, что целить выгоднее бесплатно.
Исток первого притока располагался на выезде из Назарьино, в «Арбатовском» квартале. Цены на землю в этой точке земного шара устремлялись к уровню центра Токио.
Два других притока сливались в кооперативе «Контакт», образуя еще более мощное русло. Один наполняла та самая половина сверхдоходов, от начавшегося к концу зимы таяния девственных снегов и холостяцких глетчеров под обжигающими пророчествами Чхумлиана о семейном счастье. Второй же поток появился недавно и свидетельствовал о творческом росте Дерибасова. Подумать только, еще четыре года назад сельский зоотехник, приторговывавший свининой на мотоцикле, спустя два года превратился в кооператора областного масштаба, пересевшего с «Запорожца» на «Волгу». И вот, начавши свое возрождение всего полгода назад с дешевой и, казалось, обреченной на быстрый провал аферы, Дерибасов вышел на комбинацию вполне столичного уровня! Более того, он разработал безотходную технологию! После того, как Осоавиахим получал деньги за очередной арбатовский угол, Чхумлиан начинал готовить будущую паломницу. Одиноким женщинам с жилплощадью он напоминал, что есть возможность совершить вожделенное для их сверхдуши деяние — дать возможность страдающему в отрыве от его Верховной Личности ученику воссоединиться с учителем, чтобы они смогли стать неразлучными, как молодой йог Назари и мудрый Гуру. После чего Осоавиахим ставил вопрос ребром и разъяснял, что для благого деяния, нейтрализующего действие вездесущей частицы «Ом», требуется вступить в фиктивный брак с заслуженным буддо-христианином и прописать его на своей жилплощади, чтобы на время паломничества дать тому возможность спокойно медитировать.
С учениками у Дерибасова проблем не было — в «Контакте» скопилось огромное количество периферийных холостяков, готовых продать свободу за московскую прописку. И как же радовались они, получая в «Контакте» адрес Осоавиахима, который предлагал не торговать своим телом, а покупать прописку и арендовать жилплощадь! А то, что Дерибасов, получая львиную долю, оставался в тени, свидетельствовало уже о его профессионализме.
Больше всего неудобств доставляло Дерибасову впитанное с молоком матери, идущее от Анфима Дерибасова, назарьинское неприятие сберкнижек и других ценных бумаг. Ни бездарные кутежи, ни покупка черного «мерседеса», ни меценатство, не могли утрамбовать дерибасовское состояние хотя бы в портфель. И маленький, но тяжелый чемодан, с которым Дерибасов не решался расставаться надолго, отравлял ему все удовольствие.
В роскошных постелях самых дорогих из общедоступных женщин столицы Дерибасов боялся сомкнуть глаза, ибо не был уверен, что ему дадут проснуться.
В ресторанах он не решался отойти от чемодана потанцевать.
Он даже добыл пистолет!
