Наружный люк шлюза был распахнут.
— Отказ базовой энергосистемы, — констатировал Хеннен. — Вываливали дверь вручную, а обратно закрыть уже не смогли. Или не захотели.
Козак молча кивнул и, взобравшись по хлипкой на вид аварийной лесенке, первым вошел в темное нутро чужого звездолета.
— Дервиш? — позвал он в темноту. — Вы здесь?
Где-то впереди зашуршало и Козак услышал далекий глухой голос своего проводника:
— Сдвиньте внутреннюю дверь. Здесь есть энергия — видимо, аварийный контур жизнеобеспечения.
Из-за спину Бориса выдвинулся Хеннен и, немного повозившись во тьме, отодвинул в сторону толстую внутреннюю дверь шлюза. Из овального проема в человеческий рост полился серый неживой свет.
— Идите, я ее держу, — сказал инженер, — тут у нее торсион аварийного закрытия. Давай, Бублик: я последний.
Козак кое-как протиснулся мимо него и оказался в низком коридоре со сводчатым потолком, на котором слабо светились редкие плафоны. Пригнувшись — массин-ру были довольно миниатюрны по сравнению с человеком, — он увидел на полу засохшие бурые пятна. Кровь?
— Где вы, черт побери? — раздраженно поинтересовался Борис, двигаясь по коридору. Никаких дверей или люков поблизости не наблюдалось, а с устройством этого типа корабля Козак был знаком лишь понаслышке.
Слева от него неожиданно отодвинулась какая-то заслонка, и в дыру просунулась растрепанная голова.
— Лезьте. Это ходовой отсек. По-моему, все они были именно здесь.
Согнувшись в три погибели, Борис пролез в круглый лаз, оклеенный мягким белым материалом. Здесь вполне можно было выпрямиться в полный рост, что он тотчас же и сделал. Ходовой отсек представлял собой прямоугольное помещение с конусовидным потолком, до предела забитое различной аппаратурой. Здесь могли поместиться не более четырех-пяти человек. Перед полукруглым главным пультом Козак с удивлением заметил три человеческих кресла, казавшихся в этой обстановке нелепо-массивными, словно в подземном жилище гномов. Четвертое кресло, точнее, стульчик, прикрученный к непонятного назначения боковой аппаратной стойке, было свернуто набок, а светлый пластик панели с сотнями крохотных индикаторов — густо забрызган кровью.
— Не больше трех суток назад, — отрывисто сообщил Дервиш и пояснил: — Это если судить по состоянию мха после недавнего дождя. В экипаже минимум один тяжелораненый… Сколько их всего — судить трудно, похоже, четверо. Никаких личных вещей и документов и в жилом отсеке нет, я уже проверил. Как это объяснить — черт его знает…
— Почему они рухнули?
— Да потому, что на подходе, уже в атмосфере, у них отказали все процессорные системы. Повезло еще, что пожара не было. Они тянули на ручном управлении — видимо, цепи управления двигателем «сыпались» последовательно одна за другой, а дубляж там многократный, как вы понимаете, но в конце концов все-таки они грохнулись. Здесь не работает ничего, только аварийный контур жизнеобеспечения, но и он постепенно садится. Если бы можно было включить главный компьютер, мы наверняка узнали бы массу интересных новостей, но об этом нечего и думать — он мертв навсегда.
— Проклятье… вы думаете, ребята летели к Храму?
— А куда еще? Как видите, я был прав, там целый фестиваль начинается. Причем, если я хоть что-то понимаю в жизни, хозяева этого разведчика спешили, как на пожар, потому и пошли на такой риск — хотели сесть как можно ближе. Да вот не судьба им!
— Как вы думаете, сколько времени им потребовалось, чтобы дойти до?..
— До водопада? — прищурился Дервиш. — У них раненый, так что сказать трудно. Но если они его бросили — а скорее всего так оно и случилось, слишком тут высоки ставки, — ребята уже там.
Борис раздраженно поджал губы. Он не очень-то верил Дервишу, когда тот заявлял, что помимо Тибальда в районе Храма обязательно должны появиться и другие персонажи, но потерпевший катастрофу звездолет, который явно шел туда же, куда и они, убедил его. Ситуация стремительно приобретала очень тухлый аромат. В какой-то момент в голове у полковника промелькнула мысль: к черту, тут дело слишком серьезное, нужно возвращаться обратно и срочно вызывать соответствующих специалистов из местной контрразведки, но «срочно» не получалось никак, потому что самолет придет за ними на ту же поляну только через десять дней — и, если никого там не найдет, оставит одноразовый маяк, включив который они смогут вызвать помощь. Десять дней, а до ближайшего жилья — ой, сколько! Развернуться сейчас по сути означает изменить присяге. Да и за брата его по головке тоже не погладят: не было еще ситуаций, когда бы он, Козак из Эттеро, оказывался с мокрой задницей, потому и послали на поиски именно его, а не кого другого.
«И сколько их там будет? — мрачно думал он, глядя на сорванные с места панели центрального пульта и торчащие из разломов пучки тонюсеньких волноводов вперемешку с лентами электропроводки. — Нас семеро, причем что из себя представляет этот хренов старый дезлендер — не поймешь, я тоже тот еще вояка, а уж эти, бандота несчастная… пронеси, господи, раба многогрешного!»
— Идемте прочь из этого чертова гроба, — распорядился он. — Надо ехать дальше. Мне очень не хочется оказаться на месте представления прямо к занавесу. Что бы там ни было! Да!
Хеннен посмотрел на него с некоторым удивлением, и первый нырнул в тесный лаз. Жаков-Бублик остался совершенно невозмутим, так, будто он только и делал, что развлекался стрельбой по знаменитым пиратам, невесть зачем слетевшимся поглазеть на загадочный древний артефакт.
— Вам не следует накручивать себя сверх меры, — тихо сказал Дервиш, когда они заняли свои прежние места в кабине «Скарабея». — Я выведу группу на место таким путем, который вряд ли известен нашим фигурантам. Остальное будет зависеть от вашего хладнокровия и навыков разведчика.
— Я паршивый «полевик», — сквозь зубы признался Козак. — Я много лет сижу на анализе, и вообще… стрелять я, пожалуй, не разучился, да и с управлением любого корабля пока еще вполне справлюсь. Но вот заставьте меня совершить хоть недолгий марш с полным снаряжением — и все, будете иметь очумевшую мумию, не способную шевелиться.
— И тем не менее вы идете вперед, — заметил Дервиш. — Знаете, полковник, не очень много людей вызывали у меня искреннее уважение. Вы ведь прекрасно отдаете себе отчет, чем мы рискуем. Я, допустим, в меньшей степени, потому что имею некоторое представление о том, чего можно ждать от Храма, а вы… и все же вы не отступаете.
— Да бросьте, — вздохнул Борис. — Или вы думаете, что наше очаровательное путешествие доставляет мне удовольствие? Помилуйте. Дело жутко гнилое, но у меня нет другого выхода. К тому же я тщеславен. Вам я это говорю без всякого стеснения. Да, я тщеславен! Я привык исполнять полученные приказы в любом случае… отступить — это вопрос самоуважения, не больше и не меньше. Заметьте, кстати, наши ребята нервничают, конечно, особенно после этого скаута, но стараются не подавать виду. Мне это внушает некоторые надежды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
