баланс между тем, что организм делает с лекарством, и тем, что лекарство делает в организме[447]. Это особенно важно для противоопухолевых препаратов: иногда время приема – вопрос жизни и смерти.
* * *
Около 25 лет назад моя мама, у которой диагностировали рак шейки матки, прошла курс лучевой терапии и химиотерапии. Случай был чрезвычайно тяжелый: диагноз поставили в феврале, а в июле она умерла. В первые дни лечения она страдала от тошноты и потери аппетита. Я пыталась заставить ее есть, соблазняя маленькими порциями любимых блюд: хорошо прожаренными колбасками или сыром из нового магазина деликатесов, даже шоколадными пирожными с добавлением гашиша, которые, как считалось, ослабляли тошноту. Ничего не помогало. Проблемы с кишечником были вызваны губительным действием высокотоксичных химических препаратов на быстро делящиеся клетки эпителия пищеварительного тракта.
Лечение рака направлено на то, чтобы уничтожить раковые клетки, не убивая здоровых. Множество лекарств от рака призваны уничтожать только быстро делящиеся клетки[448]. Поскольку раковые клетки размножаются быстрее, чем большинство обычных (каждые 6–12 часов против 24 часов), погибают в основном они. Но химиотерапия не слишком точное оружие. Оно поражает не только цель, но и то, что находится вокруг нее, – нормальные, здоровые клетки организма, особенно те, которые тоже быстро размножаются, например клетки костного мозга, волосяных фолликулов и эпителия пищеварительного тракта. Этим и объясняются побочные эффекты химиотерапии: анемия, выпадение волос и нарушение пищеварения. Токсичность химиотерапевтических лекарств ограничивает дозу и частоту их применения.
Франсис Леви считает, что успех лечения зависит не только от того, какие лекарства получают пациенты, но и от того, когда они принимают эти лекарства[449]. Леви – врач, который изучает взаимосвязь циркадианных ритмов и рака в Больнице Поля Бруссо под Парижем. Он убежден, что ключевым фактором в лечении рака является время приема лекарств. И ученых, придерживающихся такого же мнения, становится все больше.
Большинство больных раком проходит химиотерапию в то время, которое удобно медперсоналу. Но всё новые и новые исследования Леви и других ученых показывают, что правильно выбранное время приема лекарства может максимизировать его терапевтическое воздействие и снизить побочные токсические эффекты.
Самое главное – определить точное время деления раковых клеток и здоровых клеток. Возьмем лимфому. В некоторых случаях клетки лимфомы делятся между 9 и 10 часами вечера, клетки эпителия кишечника – около 7 утра, клетки костного мозга – примерно в полдень. Уильям Хрушески, ученый с медицинского факультета Университета Южной Каролины и один из первых хронотерапевтов, обнаружил, что клетки кишечного эпителия в дневное время размножаются в 23 раза быстрее, чем ночью[450]. Так что химиотерапия, которая наносит вред кишечнику и костному мозгу, окажется менее токсичной – и более эффективной, – если принимать лекарство в ночные часы.
Более 20 лет назад Хрушески опубликовал исследование, посвященное выбору времени проведения химиотерапии для 41 женщины с раком яичников[451]. У женщин, которых лечили по одному расписанию, наблюдалось в два раза меньше побочных эффектов, чем у женщин, которых лечили по другому графику. По словам Хрушески, каждый показатель токсичности снижался в несколько раз в зависимости от того, в какое время суток было принято лекарство. «У тех женщин, которые получали лекарства в самое безопасное время суток, шансы на пятилетнюю выживаемость[452] увеличились в четыре раза, – говорит Хрушески. – Это доказывает, что восприимчивость к химиотерапии зависит от времени суток, в которое пациент принимает лекарство».
Не так давно Франсис Леви достиг такого же успеха в лечении рака прямой кишки на поздних стадиях оксалиплатином[453]. В ходе исследования Леви обнаружил, что при традиционном приеме лекарств количество раковых клеток снижается на 30 %, а при хронотерапевтическом лечении (в тех же дозах) – на 51 %. «Кроме того, – прибавляет Леви, – высокая эффективность лечения сочеталась с наименьшей токсичностью», то есть с менее выраженными побочными эффектами.
Насколько часто онкологи задумываются над выбором времени приема лекарств? «Десять или пятнадцать лет назад большинство людей смотрело на нас как на инопланетян, – говорит Леви. – Сейчас они начинают прислушиваться, но прогресс происходит очень медленно».
* * *
Мысль о том, мог ли правильно составленный график приема лекарств спасти мою маму или хотя бы облегчить ее страдания, часто не дает мне спать по ночам.
Сейчас полночь, день закончился. Если вы похожи на меня, то отдали бы что угодно, чтобы перенестись в сумеречную страну грез. Вы замираете в предвкушении, но не можете туда попасть. Вспомните, как мучается Брик в «Кошке на раскаленной крыше», пока ждет того вызванного спиртным «щелчка», который подарит ему желанное забытье. Подумайте о непереносимом ожидании юности, как называет это Теодор Рётке, «стремлении оказаться в другом месте, другом времени, другом состоянии». Подумайте об этих долгих тщетных попытках уснуть. Обычно я легко засыпаю сразу после того, как муж выключает свет, как будто между его прикроватной лампой и моим мозгом протянут невидимый проводок. Но случаются ночи, когда обстоятельства – несварение, простуда или просто мысли, ползающие по кругу, как надоедливая муха, – оборачиваются против меня.
Главное, что мешает людям заснуть, это тревога и стресс. Конечно, существуют снотворные, включая целое новое поколение «мягких» средств. Но ученые говорят, что любое снотворное нарушает естественный сон. Самая лучшая стратегия – придерживаться правильной «гигиены сна»: ложиться спать в одно и то же время, соблюдать режим, не заниматься поздно вечером спортом. Поможет и ограничение требующей напряжения умственной работы. А возможно, вам пригодится совет английского священнослужителя, ученого и писателя Роберта Бёртона: «послушайте красивую музыку… или почитайте приятную книгу» и надейтесь на то, что скоро уснете.
Глава 12
Сон
По-итальянски это называется dormiveglia, по-немецки – Einschlafen. В английском языке нет слова, обозначающего состояние перехода ко сну. Уж и не знаю почему. Возможно, по той же самой причине, по которой у нас есть прекрасное слово для обозначения дня рождения, но нет слова для дня смерти. Может быть, это отражает то значение, которое наша культура придает важным моментам человеческой жизни.
«Сон – самый идиотический из существующих на свете союзов, – написал Владимир Набоков, – с тяжелейшими обязанностями и жесточайшими ритуалами»[454]. Засыпая, мы словно бы теряем сознание, так что веками считалось, будто сон выключает мозг. Идея о том, что сон – пассивное состояние, когда умственная деятельность приостанавливается, некий темный провал во времени, продержалась до начала XX века.
Сегодня мы знаем, что сон – это замечательное путешествие, состоящее из пяти циклов, повторяющихся на протяжении ночи. Эти циклы значительно отличаются друг от друга параметрами волн, излучаемых мозгом, температурой тела, биохимией, мышечной и сенсорной активностью, мыслительными процессами и уровнем сознания. Несмотря на то что глубина и
